Все это весьма противоречило правилам британского истэблишмента, и виновный был на несколько лет отлучен от двора. Но Монте-Карло было местом, где все оказывалось возможным. Именно там, на одном из вечеров, герцога Вестминстерского представили Габриэль Шанель.

Любовные письма, доставлявшиеся из Лондона в Париж курьерами Его милости, без конца сновавшими туда-сюда; цветы, срезанные то в теплицах для гардений, то в теплицах для орхидей Итонхолла; корзины фруктов, собранных самим герцогом в оранжереях, где в разгар зимы росли дыни, клубника и мандарины; шотландские лососи, только что выловленные, поручались специальным курьерам, путешествовавшим самолетом, что казалось экстравагантным, — после такой удивительной осады была завоевана Габриэль.

Однажды, не имея еще привилегии разделять с ней ложе, но желая, однако, устроить Габриэль одну из любимых своих шуток, герцог спрятал на дне ящика с овощами шкатулку. В ней находился только один камень, но огромных размеров — необработанный изумруд. У метрдотеля перехватило дух. Жозеф — а это он открывал посылки — радовался этим дарам так, словно они были адресованы ему. Свидетельство его дочери подтверждает, что все, что говорилось об этом периоде жизни Габриэль, вовсе не легенда и что Вендор действительно осыпал Габриэль бесценными подарками.

Несмотря на это, она колебалась. Когда ее спрашивали почему, она пожимала плечами. Ответ ее был в этом усталом жесте, словно говорящем: «Душа не лежит…» Следовало понимать, что душа лежала уже только к работе.

Дело в том, что в некотором смысле она уже не была одна. Вокруг нее собралась группа артистов, которыми она гордилась больше, чем любой своей победой… Это было лучше, чем удачный брак, чем знатный титул. И то, что Жозеф продолжал считать художников и музыкантов приживалами, не мешало Габриэль думать, что отчасти они стали ее жизнью. Бросить все это? Она говорила также: «Я не представляла себе, чтó бы я стала делать в Англии…» Ибо она знала, как хрупки подобные союзы. Включить в свой круг Вендора, вовлечь его в компанию артистов значило обречь все на распад, часовня ее обратилась бы в прах, художники бежали бы от нее, как другие когда-то бежали от Миси, когда та была замужем за Эдвардсом. Следовало ли ей ввязываться в подобную авантюру? Вендор невольно оторвал бы ее от дела, которое одно только давало ей уверенность, от друзей, единственного предмета ее гордости. Чего ей было ждать от него? Драгоценностей? Разве теперь у нее не было возможности купить их столько, сколько душе угодно? Конечно, не таких красивых и не в таком количестве, но какая разница! Так чего же ей ждать? Того, чтобы ее узнал весь цвет лондонского общества? Это был весомый аргумент, который сторонники герцога не преминули использовать.

Ибо он заручился некоторыми связями в стане Габриэль.

Одна из его приятельниц с нежно-розовым цветом кожи, отличавшаяся необычной выразительностью, так нравящейся англичанам, одна из трепетных молодых женщин, которых немало крутилось вокруг него, принадлежала к кругу близких друзей Габриэль. Ее звали Вера Бейт. Она родилась в Лондоне в 1888 году, ее настоящее имя — Сара Гертруда Аркрайт. Во время первой мировой войны она была медсестрой во Франции. В Париже встретила своего первого мужа, американского офицера Фреда Бейта, за которого вышла замуж в 1919 году и с которым разошлась в 1927, чтобы в 1929 выйти замуж за офицера-итальянца, одного из лучших наездников своего времени, Альберто Ломбарди. Родство Веры Аркрайт с королевской фамилией не вызывает никаких сомнений, хотя в свидетельстве о рождении она значится дочерью каменщика. Наиболее распространенная версия заключалась в том, что она была незаконной дочерью одного из потомков герцога Кембриджского, которому из-за морганатического брака было разрешено дать сыновьям только имя Фиц-Джордж. Этим объясняются тесные связи между Верой Бейт и принцем Уэльским. Красавица Вера… Никого в высшем лондонском обществе не любили так, как ее, и именно она, не желая ничего дурного, представила Вендора Габриэль после одной из вечеринок в Монте-Карло. Англичанка по рождению, американка по замужеству, неподражаемая смесь дерзости и красоты, Вера в то время разводилась. Она напоминала Габриэль Антуанетту своим аппетитом к жизни, Адриенну — своей элегантностью, обеих — денежными проблемами. Этим объяснялось то, что она работала у Шанель с 1925 года, хотя никто толком не знал, чем она занималась.

До сих пор не найдены слова, чтобы определить эти обязанности, не поддающиеся дефинициям, хотя они распознаваемы с первого взгляда. Зазывала? Вера отказалась от имени Сара, чтобы не отстать от моды? У Габриэль было еще полно славянок, и миссия Веры состояла в том, чтобы Дом Шанель мог воспользоваться ее связями и знакомствами. К тому же она так умела носить туалеты, что ее подругам тут же хотелось иметь точно такие же. Ее платья? Все думали, что они Верины. Неверно, это Шанель дарила их ей. Одним словом, манекенщица, щеголиха, одевавшаяся с малыми затратами, но этим не ограничивалась роль Веры Бейт. Она давала дельные советы, и Габриэль ее слушала. Добавим, что у Веры было такое количество воздыхателей, что, увидев, как все эти Арчи, Харольды, Уинстоны, Даффы искали ее общества, услышав столь великолепное оксфордское или кембриджское произношение, Габриэль решила, что для завоевания Англии одной Веры вполне достаточно. К чему ей был нужен герцог?

Некоторые свидетели утверждают, что Габриэль довольно сурово отклонила первые авансы Вендора. Если бы она задумала хитрить, чтобы сильнее привязать его к себе, она не нашла бы ничего лучше. Визиты герцога в Париж участились, а сюрпризы и проделки следовали друг за другом в ускоренном ритме. Как-то, очень поздно вечером, Жозеф открыл дверь гиганту, которого почти не было видно за грудой цветов. «Поставьте их сюда», — сказал он, но, когда стал давать чаевые, узнал герцога Вестминстерского, явившегося лично с продукцией своих теплиц.

Через некоторое время после этого в дверь как-то позвонил неизвестный молодой человек и, зная что Габриэль страшно занята подготовкой коллекции, стал умолять, чтобы ее не тревожили. Он утверждал, что у него назначено свидание с Верой Бейт. «Ее нет», — ответил Жозеф. Посетитель, обладавший прекрасными манерами, смутился. Он во что бы то ни стало хотел дождаться ее в буфетной. Жозеф удивился, но, подумав, что гость — персона «не слишком важная», усадил его и забыл о нем. Прошло несколько часов. Наконец явилась Вера. Тогда Жозеф вспомнил о посетителе, по-прежнему не дожидавшемся. Но тот, соскучившись в буфетной, перебрался на кухню и вел с поваром оживленный разговор о том, какая нужна сноровка, чтобы удачно приготовить профитроли.

— Миссис Бейт пришла. О ком мне доложить? — спросил Жозеф.

— О принце Уэльском, — ответил неизвестный.

В то время как друзья Габриэль много хохотали в подобных случаях, ее такие мелочи повседневной жизни забавляли не слишком. Что скрывалось за ее сдержанностью? Только враждебность по отношению к тому, кто думал завоевать ее драгоценностями, лестными знакомствами и цветами. Известная песня… Ее вновь заставляли вернуться во времена, внушавшие ей отвращение. Содержатели… Как Вендор ни старался, накопившаяся у нее горечь долго была сильнее всего. И долго она старалась дарить ему столько же подарков, сколько получала от него сама.

Но вот британские хроникеры стали приписывать герцогу намерение жениться. Они были категоричны: на сей раз речь шла о француженке. Очень известный модельер… Тогда, подталкиваемая, подгоняемая иллюзией, Габриэль решила выказать больше великодушия. Однажды вечером, когда она находилась на борту «Flying Cloud», Вендор воспользовался тем, что почти все гости уехали, и отдал приказ поднять якорь. Они оказались в море у берегов Монте-Карло, она и он, почти вдвоем… Наконец-то… Впрочем, «вдвоем», — это только так говорится. Ибо герцог похитил еще и спрятанный им на яхте оркестр.

Последняя проделка в предвкушении наслаждений, на которые он надеялся.