Карл не ответил. Налетевший порыв ветра растрепал тёмные волосы. В голосе ветра Карлу слышался призыв. Ветер звал его за собой. «Прости, сейчас я не могу уйти, — в мыслях ответил он, — но через четыре года…»
— О чём ты думаешь? — спросила Валери.
— О будущем…
— И какое оно, твоё будущее? — она с любопытством повернулась к Карлу.
— После Хогвартса я хочу поступить в университет… буду строить что-нибудь…
— А я собираюсь остаться в волшебном мире, — сказала Валери, посмотрев в небо.
— Тебе здесь больше нравится?
— В нашем мире всё решают деньги, а здесь всё решает сила, — из её глаз исчезли танцующие огоньки, взгляд стал тяжёлым. — Денег у меня нет, а сила есть… В приюте меня называли ведьмой… Это правда, я ведьма… Я не люблю уроки волшебного рисования, не хочу учить заклинания, позволяющие за секунду вышить золотой узор на покрывале. Другие могут себе это позволить, но не я. Мне магия нужна не для развлечения, а чтобы защитить себя!.. Я буду ведьмой, сильной и смелой настолько, чтобы никто не смог причинить мне вреда!..
Карл слушал Валери — и внутри разливалась странная грусть. Он не мог не признать правоты её слов, но всё же ему казалось, что истина в чём-то другом…
Они до вечера бродили по остывающим полям, провожая последних птиц, спешивших к теплу чужих стран. Даже вернувшись в замок, Карл слышал шорох листвы под ногами и высокие, печальные голоса.
Пытаясь прогнать осенние тени, он подошёл к братьям, делая вид, что интересуется книгами, которые они читают. Тапани сидел над учебником, а у Матти в руках была сказка о забавных существах, напоминающих белых бегемотиков. Карл улыбнулся, в детстве он прочёл все сказки о муми-троллях. Особенно ему нравился друг главного героя — Снусмумрик. Сначала понравилось просто имя. Тогда Карл ещё ничего не знал о волшебстве, но, казалось, в самом этом имени уже заключалась магия. Потом он полюбил и его потрёпанную шляпу, и губную гармошку, и долгие разговоры о свободе и одиночестве. Карл понимал, что Снусмумрик сам выбрал свой путь, и всё же мальчику было его жаль. В таком выборе ему почему-то виделась обречённость…
— Кого ты любишь здесь? — подняв голову, спросил вдруг Матти.
— Больше всех мне нравится Снусмумрик… И ещё хатифнатты… — заметив, что старший брат внимательно смотрит на него, Карл подошёл к нему и проговорил как можно непринуждённее. — А ты что учишь, Тапани?
— Тёмные искусства… Преподаватель сказал, в этой школе их учат мало…
— Наверное, твой преподаватель не знаком с профессором Грюмом, — усмехнулся Карл. — А почему ты делаешь уроки, а твой брат читает сказку?
— Они дали один учебник. Поэтому сначала читаю я, потом он, — объяснил Тапани.
Книга в руках ребёнка выглядела очень старой, некоторые страницы не могла уже спасти никакая магия.
— Ей почти семьдесят лет, — угадав его мысли, сказал Тапани.
— Правда? Можно взглянуть?
Карл осторожно взял книгу и коснулся полустёршихся букв на обложке. Потом открыл первую страницу и вдруг увидел в углу надпись, сделанную неровным детским почерком: «AlfredvonDietrich».
— Не может быть! — поражённо воскликнул он. — Этот учебник принадлежал Альфреду фон Дитриху!
— Ты его знаешь? — удивилась Валери.
— Да!.. То есть я читал его стихотворения… Он поэт… Вот совпадение! — Карл взволнованно смотрел на книгу. — Значит, он учился в Дурмстранге!
— Фон Дитрих… Он немец? — спросила Валери.
— Да… Можно я посмотрю эту книгу?
— Конечно, — Тапани подозвал Матти, и они с любопытством окружили Карла.
Тот бережно листал страницы, но, к сожалению, Альфред, по-видимому, был очень аккуратным мальчиком — на выцветшей бумаге не осталось ни одной пометки.
— Может, под обложкой что-нибудь есть? — предположила Валери. — Я часто забываю разные мелочи под обложкой.
Карл отогнул краешек кожаной обложки — и действительно, обнаружил под ней два сложенных листа пергамента.
Развернув первый лист, он увидел написанный почерком Альфреда рецепт приготовления оборотного зелья, а рядом — слово «Hausarbeit» — «домашняя работа». Ниже было ещё несколько строчек на немецком, но знание этого языка ограничивалось для Карла простейшими словами и фразами.
— Можно использовать заклинание… для перевода, — предложил Тапани. — Нам сказали, потому что мы плохо знаем языки…
Он произнёс заклинание — и буквы разбежались по листу, словно перепуганные насекомые, а потом снова собрались — но уже в английские слова.
«А что если вместо частиц другого человека, использовать частицы себя? Сможет ли зелье открыть нам наше настоящее лицо? Выпив несколько капель, найдём ли мы ответ на вопрос: «Кто мы?»»
— Какой странный… был ребёнок… — пробормотала Валери. Она вдруг потеряла интерес к книге. Ей захотелось всё бросить и уйти.
— Да, странный… — отозвался Карл.
В листке больше ничего не было, кроме пряди светлых волос, и он так и не узнал, смог ли Альфред осуществить задуманное и найти ответ на свой вопрос. Отложив в сторону бумагу и волосы, он развернул второй пергамент. Это оказалось письмо. Альфред, очевидно, так и не решился отправить его — строки были перечёркнуты. Заклинание Тапани снова превратило немецкие слова в английские:
«Здравствуй, дорогой отец!
Прости, что не написал тебе сразу, как приехал. Здесь очень строгий распорядок, трудно найти даже несколько свободных минут. Надеюсь, в будущем я научусь лучше распределять своё время и смогу писать тебе чаще.
Мне нравится в школе. Замок и природа вокруг очень красивые. Я представляю, как ты ходил здесь, и думаю, тебе тоже нравилась эта строгая красота.
Преподаватели с большим уважением отзываются о тебе и выражают надежду, что я буду таким же хорошим учеником, как ты.
У нас много предметов, но главное внимание уделяется Тёмным искусствам. Преподаватели объяснили, что Тьмы не надо бояться, потому что она есть в каждом из нас… Но знаешь, я смотрю в их глаза… И я не вижу там… счастья… Отец, а что если, научив нас Тьме, они забудут научить нас Свету?..»
На этом письмо обрывалось.
Карл перевернул страницу, там Альфред записал строки стихотворения.
Баллада о непроросших крыльях
На просторах, где нам нет имён,
Мы смотрели в беззвёздную высь.
Нам сказали, что там теперь дом
Тех, кому никогда не спастись.
Но и не небу, где свет не мерцал,
Никогда не вместить долгий стон,
Что, рождаясь, в молчаньи сгорал
На просторах, где нам нет имён…
Начало стихотворения тоже не понравилось Альфреду — строки были перечёркнуты.
Карл долго смотрел на учебник. Странно, у него никогда не было такого острого желания иметь вещь, оставленную кем-то родным — отцом или, может, старшим братом. Но сейчас он всё бы отдал за какую-нибудь мелочь, хранящую в себе частицу прошлого, которую передал бы ему родной человек. Такого человека у Карла быть не могло, может, поэтому книга, принадлежавшая Альфреду фон Дитриху, казалась ему особенно ценной.
— Спасибо… — он нехотя вернул книгу Тапани.
«Но, в самом деле, не могу же я украсть у них эту книгу. Она ведь даже им не принадлежит, они должны будут вернуть её в школьную библиотеку…» — подумал он, прогоняя навязчивые мысли.
— А можно, я оставлю себе его бумаги? — спросил он, снова стараясь придать своему голосу непринуждённость.
— Конечно! — в один голос ответили братья.
— Спасибо, — Карл осторожно взял свои сокровища и отнёс в комнату.
Потом он долго представлял мальчика, впервые приехавшего в Дурмстранг. Раньше Карл считал родителей Альфреда фон Дитриха обычными людьми. Ему казалось, волшебный мир был для Альфреда таким же чужим, как и для него. Теперь он понимал, что ошибался. Альфред вырос среди волшебства, волшебство было у него в крови, чистота которой наверняка могла поспорить с чистотой крови мистера Малфоя… Он писал только отцу, значит, его мать умерла. Сначала Карл решил, что она была похожа на Нарциссу Малфой, но потом подумал, что в ней было больше от матери Тапани и Матти. Он закрывал глаза — и почти видел бледную тонкую женщину, медленно угасающую от болезни, но всё пытающуюся улыбаться. Эта женщина стала душой Альфреда. Отец стал его жизнью. В каждой строке неотправленного письма Карл чувствовал глубокую привязанность, испытываемую Альфредом к этому человеку. И тем болезненнее казались длинные линии, перечёркивающие строки. Словно вместе со словами Альфред перечёркивал самого себя…
