— Строить — это тоже хорошо…
С того самого дня, когда Карл увидел Франца около сторожки, он знал, что должен задать ему один вопрос. Но Карл слишком боялся ответа, и рядом всё время находилась Софи — а при ней он не мог спрашивать.
Но однажды Софи простудилась и осталась в приюте, и Карл понял, что время пришло. И всё же он несколько минут молча мёл пыльный асфальт, изредка поднимая глаза на высокого сутулого старика. Потом остановился и сказал:
— Франц, ты убивал людей?
Было тихо, небо — белый альбомный лист — медленно опускалось на город.
— Убивал… — ответил старик сухим, больным голосом.
Карл пытался поймать его взгляд, но в потухших глазах была только пыль.
— …И как… как ты живёшь с этим?..
— …Живу… Это ведь чудо, что я не остался там, с остальными, — он глухо рассмеялся. — Чудеса — иногда очень жестокая вещь… А с другой стороны… — Франц быстро улыбнулся, меняя тему, — вы тут с Софи говорили про волшебство и сказки… Американцы разбомбили почти всю Японию, а город Курасики не тронули. И знаешь, почему?.. В Курасики много музеев, где хранятся редкие картины, скульптуры… Так что, выходит, чудеса и сказки могут спасти кому-то жизнь… Но сам я вот во что верю… Один русский офицер мне рассказывал… Он с отрядом провёл несколько месяцев в лесу… Холод, грязь… Одежда — ковёр из вшей, на теле нет свободного места… Голод… Люди едят кору, снег, сапоги, лошадей… Едва держаться, чтобы не начать есть друг друга… И вот наши начали стрелять в них с воздуха. Того офицера отбросило в воронку, оставленную снарядом, и борьба за жизнь показалась ему бессмысленной. Он понимал: даже если выберется оттуда, это лишь продлит мучения. Больше всего ему хотелось закрыть глаза и остаться на дне этой воронки. И вдруг он увидел ящерку. Крошечная, она карабкалась по склону воронки, перебирая тоненькими лапками. Склон осыпался, ящерка падала, но снова продолжала карабкаться… И тогда грязный, измученный человек поднялся и пополз наверх… Ящерка спасла русскому офицеру жизнь… Может быть, она спасла жизнь и мне… Я не знаю, как жить, не знаю, зачем, но я верю, что жить надо.
— Надо жить… — эхом откликнулся Карл — и вдруг почувствовал внутри неожиданную лёгкость.
— Вы хороший… — тихо сказал мальчик.
Франц прокряхтел что-то в ответ, и, заглянув ему в глаза, Карл понял, о чём он думает: «Ты не знаешь, что я сделал…»
— Вы хороший, — повторил Карл и, подняв лежащую рядом метлу, медленно пошёл вперёд.
Дни становились всё длиннее, а потом пошли на убыль. Каждое утро солнце просыпалось на несколько секунд позже.
— Соня!.. — с укором говорил ему Карл и улыбался. Сейчас ему всё нравилось: нравился шорох метлы по асфальту, нравились фантики-кораблики в лужах, нравились листья, облетающие с деревьев, не дождавшись осени. В этом было столько волшебства, что то, другое волшебство, заключённое в толстые книги, выраженное в заклинаниях, казалось далёким и ненастоящим. Стоило так подумать — и над левым плечом раздавался тихий смех: «Хочешь убежать от меня? Думаешь, я не найду тебя здесь?»
«Пожалуйста! Дай мне несколько недель покоя! Только несколько недель!..» — мысленно просил Карл.
Но покоя ему не дали. Зайдя как-то после работы в спальню, он увидел на тумбочке конверт со своим именем и большой печатью. Прислушавшись, не идёт ли кто-нибудь по коридору, Карл открыл конверт и пробежал глазами письмо: «Мистер Карл Штерн… отдел по работе с несовершеннолетними волшебниками при Министерстве Магии… Чемпионат мира по квиддичу… возможность побывать… Ждать у здания приюта… в шесть часов…»
Чемпионат мира по квиддичу?.. А как же работа?.. Перечитав письмо, Карл понял, что его приглашают только на финал — значит, он будет отсутствовать всего один-два дня…
Но оставалось самое сложное. Софи мало интересовал спорт, а вот Тэд полжизни бы отдал, чтобы посмотреть финальный матч. Если бы можно было отдать ему билет…
Карл промучился несколько дней, не решаясь поговорить с Тэдом. Наконец, когда времени уже не осталось, он подошёл к мальчику и сказал:
— Знаешь… Меня тут пригласили на матч… по футболу…
Глаза Тэда зажглись надеждой.
— Но туда могут пойти только ученики моей школы…
В глазах зажглась зависть.
— Я уезжаю завтра утром… в шесть… Прости, если бы можно было, я бы обязательно отдал тебе билет… — пробормотал Карл, глядя в пол.
— …Ничего… Мне не очень-то и хочется… — Тэд тоже смотрел в пол. — Придётся вставать в такую рань… — проворчал он и, развернув коляску, покатил её по коридору.
Карл смотрел на него — и сердце сжималось от тупой, бессильной жалости. Он мысленно пообещал себе, что поступит в университет, найдёт работу и обязательно отведёт Тэда на настоящий чемпионат мира по футболу.
Вставать действительно пришлось рано: вечером Карл никак не мог заставить себя собрать вещи. Он давно заметил, что горе и радость вычисляются по разным формулам. Горе, которое не с кем разделить, становится больше, а неразделённая радость уменьшается.
Багаж получился невелик: зубная щётка, паста, полотенце, книга стихов Альфреда фон Дитриха, волшебная палочка и письмо. Карл медленно складывал в рюкзак предмет за предметом, но всё равно пришёл на место встречи раньше назначенного времени.
Он положил рюкзак на асфальт, сам сел на бордюр и достал книгу. На плечо тяжело опустился Рабэ.
— Извини, в письме не написано, что я могу взять с собой животное или птицу, — сказал Карла, осторожно погладив ворона. — Меня не будет всего пару дней. Софи и Тэд позаботятся о тебе.
Но ворон, кажется, остался недоволен решением Карла.
Мальчик вздохнул и вернулся к книге. Он прочитал её несколько раз, но ему нравилось снова и снова находить в ней стихотворения, созвучные его настроению. Сегодня стихотворение нашлось удивительно быстро.
* * *
Бабочки почти отцвели, приходит пора стрекоз
Пыль-песок, роса-трава под ногами
Млечный Путь над головой
Между — терпкий воздух
Днём — стрелы солнца с неба на землю
Ночью — стрелы дождя
Гроздья красной рябины — непролитая кровь какого-то Бога
Черная рябина — кровь демона
Мир — чаша
Мы почти допили лето
Скоро нам нальют осень…
Рядом послышался звук шаркающих шагов, Карл поднял голову и увидел Франца.
— Боялся, что не успею, — сказал старик, опускаясь на бордюр рядом с мальчиком. — Вот принёс… Подумал, тебе пригодится, — он вложил в руку Карла несколько смятых купюр.
— Что это? — удивился Карл.
— Как что? Твоя зарплата!.. Вдруг тебе на этом матче купить чего-нибудь захочется.
Может, и захотелось бы, но нужно копить деньги на обучение.
— Пусть лучше они у вас пока побудут, — сказал Карл, возвращая Францу деньги. Потом подумал и оставил себе одну бумажку. — Этого вполне хватит.
Франц улыбнулся.
— У меня надёжнее, чем в банке!.. Ты в шесть уезжаешь?
— Да…
Было уже шесть. Франц сочувственно посмотрел на мальчика, боясь, что история с бесплатным билетом на матч окажется чьей-то злой шуткой. Карл думал о том же.
— Что читаешь? — спросил Франц, пытаясь отвлечь его от грустных мыслей.
— Стихотворения… Это мой любимый поэт… Его зовут Альфред фон Дитрих.
— Фон Дитрих? — удивился Франц.
— Вы слышали о нём? — обрадовался Карл.
— А как же! У нас о капитане фон Дитрихе ходили легенды. Альфред был одним из лучших пилотов. Вместе с Гербертом Айзенхерцем они сделали столько вылетов — и каждый раз поражали цель!.. — в его голосе звенел азарт мальчишки, стреляющего из рогатки по пустым бутылкам. — Ни одного промаха, представляешь?! — вдруг он замолчал и снова превратился в старика. — Но Альфред не любил войну… Он летал высоко, но, когда возвращался, у него был такой взгляд… словно он видел глаза каждого, в кого попал осколок сброшенного им снаряда… Вот его отец — другое дело. Тот упивался войной. Кажется, только там, окружённый смертью, он чувствовал себя по-настоящему живым…