И вот – финиш. Отирая пот, стараясь унять предательскую дрожь в руках, разминая затекшие мышцы спины, хирург выходит из операционной, ленточка сорвана, медалей нет. Нет и восторженных поклонниц. Вместо них – постоянно сосущая тревога за жизнь прооперированного больного, очередной марафон в борьбе за одну-единственную фразу в выписном эпикризе: “послеоперационное течение гладкое”. А если... Врач умирает с каждым умершим больным. А ведь это бывает. Смерть – неумолимое чудовище.

Зима подходила к концу, вернее уже подошла. Теплый солнечный март стучал сосульками в серое выщербленное полотно асфальта, мутными потоками уносил из поселка грязь и обрывки деловой макулатуры. Женщины постепенно уменьшали на себе количество натуральных и искусственных мехов, скрывавших на зиму стройненькие фигурки от нескромных взглядов возвращающихся из походов военморов. Коты на крышах заводили свои надрывные серенады. Кошки призывно молчали. Природа пробуждалась ото сна, сигнализируя об этом влюбленным сиреневым цветом багульника. Показатели боевой и политической подготовки постепенно снижались. Весна.

В конце апреля, отягощенные теорией и практическими навыками лейтенанты, призывались к ответу за съеденный пятимесячный оклад денежного содержания. Предстоял экзамен на профессиональную зрелость. А потом – корабли, походы, моря, якоря...

И снова передо мной вставала масса проблем. Во-первых, регистрация брака не состоялась, так как Ниночка проживала в Приморье без прописки, а следовательно, незаконно. Во-вторых, ключ от квартиры, где деньги лежали, с окончанием учебы необходимо было вернуть законному владельцу. И в-третьих, под сердцем у молодой супруги теплилась жизнь будущего военмора, что в будущем – наряду с радостью отцовства и материнства – сулило массу новых бытовых проблем. Как их решить? Где жить? Кто поможет выгрести к надежному берегу? Одна из флотских заповедей, вложенная в мой череп военмором Михайликом В.А., гласила: “Каждый несет свой чемодан”. В своей обнаженной реалистичности она не оставляла смятенной душе будущего отца семейства никакой надежды на помощь окружающих, тем самым начисто ниспровергая один из моральных принципов строителя коммунизма: человек человеку друг, брат, товарищ и наилучший, насколько возможно, человек.

И вот, сознавая всю ответственность за будущую маму и будущую жизнь младенца, я начал психологическую атаку своей де-факто молодой жены, итогом которой должно быть путешествие с берегов Тихого или Великого океана к берегам Северного Ледовитого. Вряд ли в этом решении содержалось что-либо рыцарское, благородное, и я это ясно сознавал. В душе я был уверен, что стоило приложить определенные усилия, смекалку, некоторую изворотливость и, во-первых, и во-вторых, проблемы можно решить. Люди обязательно помогут, бросив на время свой чемодан и взявшись за ручку чемодана товарища. Однако, будучи привычным к своему холостяцкому положению, хотя и относительному, я никак не мог побороть в себе искушение остаться холостяком впредь. Для приведения в меридиан и наставления на путь истинный заблудшего раба божьего здесь не шпага была нужна, а обычный отцовский ремень. Но увы! Это действенное педагогическое средство было далеко. А жаль.

Ниночка поняла супружеское виляние хвостом сразу же, однако вида не показала. Молча, без скандалов и упреков, согласилась уехать. И это была поистине тяжелая ноша, которую сам на себя я и взвалил.

Отъезд состоялся в прекрасный солнечный приморский день.

Снова (в который раз!) автобус Находка-Владивосток увозил грустную и гордую своим будущим материнством боевую подругу к месту старта авиалайнеров – в Артем. Всю дорогу я делал жалкие попытки разрядить грустную атмосферу расставания. Однако, барометр ясно указывал стрелкой на школу “пасмурно”. Даже весенний день не радовал.

Ниночка улетела. Надолго. И в этот момент я почувствовал такую нежность к ней, так больно сжалось все внутри, так одиноко стало, что, возможно, именно этот момент, это состояние определило во многом дальнейшее развитие событий в непростых наших отношениях.

В этот день я просто напился. До жвака-галса, в жвак, в стельку, в хлам. В не имеющем ничего общего с морем и флотом кафе “Зодчий”.

Через неделю состоялся экзамен. И несмотря на то, что начальником отделения тов. Кочневым Ю.Н. была выдана мне блестящая характеристика, несмотря на то, что по количеству полостных операций, самостоятельно проведенных, я занимал первое место среди слушателей интернатуры, экзамен не был завален только лишь потому, что его невозможно было завалить. Первый раз (все бывает впервые) по любимой хирурги я схлопотал “удовлетворительно”.

Получив вожделенное свидетельство хирурга, узаконившее монопольное право флота использовать одну хирургическую единицу по своему усмотрению, я прибыл на свой любимый крейсер, по которому, говоря откровенно, скучал. Как это ни странно, но корабль зачастую манит к себе моряка, как опытная и красивая куртизанка. Возможно потому, что на оба объекта вожделений одинаково много тратится моральных и физических сил. Разница состоит лишь в том, что корабль дает возможность заработать деньги в соленом поту, а куртизанка вытряхивает их из карманов военморов с великой легкостью, правда, тоже иногда заставляя попотеть.

На корабле подводились итоги боевой и политической подготовки за зимний период обучения. Это великое искусство, апофеоз бюрократической изворотливости. Дело в том, что в итоговом приказе командира по итогам обучения обязательно стоит сакраментальная фраза: “По сравнению с аналогичным периодом прошлого года, воинская дисциплина несколько улучшилась, количество грубых поступков снизилось на X %, в том числе: связанных с пьянством на У %, связанных с самовольным оставлением части на Z % и т.д.” Если прикинуть чисто математически, то их наберется не менее 500. И, следовательно, воинская дисциплина спартанцев в сравнении с современной флотской – разнузданная оргия патрициев древнего Рима. Подсчет подобных процентов регламентирован “методикой”, массой инструкций, указаний, а количество их (процентов) прямо пропорционально желанию заместителя командира корабля по политической части поступить в Военнно-политическую академию. Истинное положение дел с воинской дисциплиной обнародовано в приказе быть не может. Представьте себе. На великосветском балу, среди сверкания бриллиантов на кристально-белоснежных платьях дам, вдруг появляется Золушка, которую только что извлекли из кучи золы, не умыли, не причесали, да и хрустальные туфельки она потеряла не после бала, а до него. Что получится? Скандал. Поэтому никакой дорожащий своим местом дворецкий и на порог ее не пустит, да еще и направит целую свору доберманов-пинчеров или русских борзых. Поэтому на бал может быть допущена даже старуха Изергиль или баба Яга, но только скрытая под маской густой позолоты. Правда, царевич, проснувшись утром, может быть неприятно удивлен, обнаружив подделку, но... ему и деньги большие платят.

Завершающим штрихом в периоде обучения на флоте всегда бывает совместная работа кораблей и соединений, рейдовые сборы. Вот здесь уже позолоту бабы Яги на рожу не налепишь. Отрабатываются совместное плавание, проводятся артиллерийские, торпедные и бомбовые стрельбы, минные постановки. Военморы выполняют упражнения со всеми видами стрелкового оружия, что на флоте называется “отстрелом личного состава”. Отрабатывается взаимодействие всех родов сил флота. Выставляется фактическая оценка каждому матросу, мичману, офицеру и кораблю в целом. И именно здесь манкировать процентом никто не позволит: на карту поставлена способность каждого отдельного моряка, каждого коллектива защитить Родину. Сознанием важности и трудности этой задачи проникаются все, “от зеленых салаг, до Главкома”. И ни разу за многие годы службы никогда не приходилось слышать сетований моряков на трудности именно в таких вот исключительных для мирного времени обстоятельствах.