Отпуск пролетел мгновенно. Холодная полярная ночь колючим снегом секла лица прохожих. Так и хочется написать: птицы собирались на юг. Билеты на рейс Мурманск-Ленинград-Владивосток лежали в кармане. На плечах моих лежала ответственность за две жизни.

“Ну, теперь уж, – думал я, – командование всех рангов сразу же позаботится о молодой семье и предоставит, наконец, квартиру. Даст возможность молодому отцу реализовать свои конституционные права и обязанности по сохранению и обустройству созданной экономической ячейки общества. Сомнений не было. Вера в торжество справедливости и уверенность в завтрашнем светлом будущем была абсолютной. Но по философскому учению истина абсолютная в процессе познания может перейти в истину относительную...

Из Мурманска самолет вылетел по расписанию. Волнения и советы провожающих остались внизу. Мерно гудели вентиляторы. Рев турбин за бортом вызывал чувство беспомощности перед тысячным табуном заключенных в металл лошадей.

– Уважаемые пассажиры! По метеоусловиям Ленинграда наш самолет совершил посадку в аэропорту города Таллина. Вылет рейса на Ленинград задерживается до 9.00 следующих суток, – бесстрастным голосом стюардесса вгоняла в дрожь незадачливых наших героев тем, что рейс на Владивосток, абонированный ими, улетал в 20.00 суток текущих.

Но... с аэрофлотом не спорят. В аэровокзале я устроил свое семейство в комнате “матери и ребенка”, а сам собрался было отправиться на прогулку по историческим местам древней столицы советской Эстонии, что уже и сделали многие случайные ее гости, как вдруг тот же бесстрастный голов изрек:

– Пассажиры рейса 1521, прибывшие из Мурманска! Просим пройти в зал отправления для поездки в самолет.

Не верь ушам своим! Обстановка меняется оперативно. Получить вещи в камере хранения! Быстрее! Бегом в комнату матери! Еще быстрее! Запеленать спящего ребенка!.. Быстро, насколько возможно!!! Бегом на посадку! Еще быстрее! Все. Пристегнуть привязные ремни!

Владивосток... Рейс улетел. Спасибо аэрофлоту. Следующий рейс – в 20.00, через сутки. Билеты перерегистрированы. Снова “комната матери и ребенка”, куча пеленок, скисающее молоко, уставшие молодые мамы, бессонная ночь для отцов, по-воровски просовывающих головы в дверь “комнаты” в надежде получить задание от супруги, позволяющее скоротать 30-40 минут, отдавшись целенаправленной деятельности.

Через сутки аэрофлот казенно пригласил в полет. Двухмесячная крошка настойчиво заявляла свое несогласие с уровнем сервиса слабым криком. Все виды режима, рекомендованные советской педиатрической наукой для гармоничного развития организма и личности, разбиты в пух и прах. Три взлета, три посадки. Три аэровокзала, в буфете которых – “кожа индюка”. С ума сойти можно и взрослому человеку.

Владивосток встретил прибывших пассажиров ветром, морозом и висевшей в воздухе туманной мутью. В числе встречающих особенной прытью выделялись таксисты, вербующие пассажиров удобными салонами такси и непомерной таксой: по червонцу с усталого носа.

И это при официальной стоимости поездки в девять рублей со всех носов вместе взятых!!! Дочурка заходилась в плаче. Однако, без возражений последовала в машину. Путешествие обещало быть завершенным. Все “валились с ног”.

В гостинице ТОФ за барьером сидела ухоженная и довольная жизнью, не склонная к полноте женщина. Рядом с ней стоял капитан-лейтенант, рекомендовавший себя “представителем политуправления ТОФ”. На мою просьбу оформить номер, последовало категорическое “мест нет”.

– Товарищи, – я пытался воззвать к братским чувствам официальных лиц. Ребенок измучен! Жена, как видите, плачет. Игра в одни ворота... Смуглые в кепках постояльцы флотской гостиницы сочувственно смотрели на блистающего анодированным алюминием парадной формы флотского офицера, не имеющего возможности вложить “зелененькую” в удостоверение и тем самым обеспечить отдых своим родным.

Оставив плачущую жену в вестибюле, я отправился на причал, в надежде, что любимый учебный корабль приютит своего эскулапа вместе с семейством. Так и случилось. Корабль стоял на месте, призывно сверкая огнями палубного освещения и попыхивая мирным дымком стояночного дизеля.

Схватив по счастливой случайности подвернувшееся такси, я отправился в гостиницу ТОФ и благополучно доставил семью на корабль, предварительно обматерив бдительную мегеру.

Корабль встретил своего блудного сына ласковым теплом штатной докторской каюты. Размеры жилища 2,5 х 2 метра. На троих. Узенькая койка для молодых супругов. Письменный стол для ребенка, рундук для пеленок. Вода в умывальнике трижды в день. По графику. Колокола громкого боя, команды по корабельной трансляции, десять раз в течение часа заставляющие вздрагивать мирно спящую на письменном столе малютку. В медицинском отсеке, закрытом для приема больных, развешаны пеленки. Стерилизаторы полным ходом обеззараживают соски и бутылочки. На “плитке электрической с закрытым элементом” аппетитно булькают молочные смеси. Личный состав срочной службы с каждым днем все больше убеждается в “заботе партии и правительства о Вооруженных силах”. Конкурсы в военные училища стремительно катятся вниз. Прогулки на свежем воздухе задымленного десятками кораблей причала обеспечивают рост здоровой подрастающей смены – единственного привилегированного класса в нашем государстве.

Мой рабочий день начинался так:

– Я, как несущий персональную ответственность перед партией и правительством за вверенный мне корабль, не могу допустить того бардака, который вы, лейтенант, устроили на корабле. Здесь не семейное общежитие. Даю вам трое суток на устройство личных дел. И чтобы в течение этого срока детский сад был закрыт!

– Товарищ командир. Я понимаю, что семье здесь не место. Мне стыдно перед вами, перед матросами. Но идти мне ведь некуда.

– Снимите комнату! Не вы первый и не вы последний. Вспомните присягу. Стойко переносить тяготы и лишения военной службы – ваша обязанность!

– Но ведь ни жена, ни тем более ребенок не присягали в этом. За что же они наказаны? Прошу доложить командующему флотом о создавшейся ситуации!

– Идите! Разберемся.

Затем беседы подобного содержания повторялись в каюте заместителя, однако эмоциональная окраска их была более яркой. Окончание рабочего дня, как однояйцевые близнецы, было похоже на начало.

Проходили дни за днями. Форменные железные башмаки лейтенанта истерлись об асфальт владивостокских улиц, вдоль и поперек исчерченных маршрутами бездомного военмора, в отчаянье гонявшегося по городу в поисках жилья. Тщетно!

Маленькая девочка своим появлением на свет захлопывала двери сдающихся внаем комнат и квартир перед носом готового на любые условия отца. Отчаянье постепенно охватывало душу.

Более стойко переносила “тяготы и лишения” своего замужества молодая мама.

– Надо верить, надеяться и ждать. Не отчаивайся, все будет хорошо, – ежедневно внушала она готовому разрыдаться папаше. Однако не раз я замечал покрасневшие от тщательно скрываемых слез глаза своей любимой.

Корабль получил задание следовать на ремонт в Находку. Все. Срок пребывания в комфортной “малосемейке” закончился. Посоветовавшись с женой (не для того, чтобы выбрать оптимальное решение, так как выбора не существовало), я, собрав последние деньги, отправился в кассу аэрофлота, чтобы (в который раз!) отправить семейство из негостеприимного Владивостока “на Запад”. Однако, как видно, черная полоса на тельняшке жизни сменилась белой. На площади Борцов за власть Советов меня окликнул капитан третьего ранга Самофал, как помнит читатель, старший помощник крейсера “Дмитрий Пожарский”. Выслушав невеселую историю нашего героя, он предложил:

– Давай-ка, лейтенант, гони за пол-литрой. Я тебе смогу помочь. Мой товарищ из поселка Тихоокеанский ушел на полгода в море. Семью отправил в Ленинград. Могу временно предложить тебе двухкомнатную квартиру.