На следующий день в медблок пришли два мастера, вооруженные ножовками и гаечными ключами. В течение часа аккуратные и чистые помещения превратились в развалины: словно Мамай орудовал. Рабочие удалились за горизонт. Осада корабельной аптеки началась. В итоге ремонт был закончен. Качественно. Но – не в срок.

Победила дружба. Однако, аптека все же потери понесла существенные.

Спущенный на воду корабль медленно возвращался к жизни. Исправно работали генераторы, освещая корабль и обеспечивая током разной силы аппаратуру. Вспомогательный котел, вырабатывал достаточное количество пара. Фановая система исправно выплевывала за борт все, чему положено плавать за бортом. Но... вода на камбуз и в каюты не подавалась. По чьей-то халатности, при постановке корабля в док вода из питьевых магистралей слита не была. Новогодний Дед Мороз сделал свое подлое дело: заморозил систему подачи воды напрочь. Горы нестиранных носков в рундуках продолжали расти. Вода на камбуз доставлялась обрезами, что значит – ведрами. Механики приступили к ремонту. “По случаю наличия неисправностей” сход с корабля был запрещен всем. На флоте это называется коллективной ответственностью. Все за одного.

Избитые ремонтом офицеры с завистью взирали на недоступный берег, где в ожидании “блудных отцов” томились их жены и дети. Перед глазами стояли картины из журналов для мужчин, запрещенных к ввозу в Союз законом. Как известно, любое насилие порождает протест. В данном случае протестующие устроили беседу за круглым столом. Обсуждался вопрос организации схода офицеров на берег.

Корабельный устав разрешает сход на берег до 60 процентов офицеров и мичманов. Дежурная смена, остающаяся на корабле, обеспечивает порядок и нормальную повседневную жизнь корабля. Это раз. Дисциплинарным уставом ВС СССР такая мера, как запрещение схода на берег офицеру, не предусмотрена. Это два. Однако, на флоте самым распространенным видом наказания офицера является все же запрещение схода. Возможность встречи с семьей (и без того редкая для моряка) зависит от благорасположения старшего помощника, от его настроения в данный момент. Корабельный офицер не может спланировать заранее выходной, культпоход в кино, отдых на природе, приглашение гостей в дом или же посещение друзей. Все зависит от набора случайных обстоятельств.

С точки зрения медицинской науки, подобное положение вещей вызывает в человеке чувство неуверенности в себе, полнейшей незащищенности, угнетения. Да плюс к тому, неловкость перед собственной женой, ожидания которой бывают постоянно обманутыми. “Работа среди офицеров, направленная на укрепление молодых семей, является одной из важнейших задач политорганов и женсоветов”. Среди офицеров работать можно: беседа, предупреждение, разнос, наказание... А как работать среди жен, неустроенность быта и постоянный недостаток денег у которых вызывает мысли об ошибках молодости? Обсуждение данного вопроса на флоте находится под запретом. Иногда, правда, досужие писки из центральных военных газет выносят на публику “положительный опыт работы” женсоветов. Возможно, где-то он и существует. Возможно.

За круглым столом свое мнение высказал каждый. Мнения разные, вывод один: командир – дурак. И старпом – дурак. Я, несмотря на то, что было уже около трех часов ночи, набрал номер телефона командирской каюты. Трубка долго молчала, затем прохрипела сонным голосом персонально ответственного:

– Слушаю. Командир.

– Ты дурак!

– Кто это говорит? – взревела трубка.

– Все говорят.

Военно-морская шутка.

Оценив по достоинству юмор и позлословив в адрес командира, офицеры разошлись по каютам. Связист, мучимый бессонницей, поднялся на ходовой мостик, где в великом возбуждении расхаживал командир, пережевывая только что полученную по телефону информацию.

– Что вам здесь нужно?! – ласково обратился военоначальник к подчиненному.

Редко отказывающие в присутствии командира тормоза на сей раз сорвались с колодок. Офицер, сжав кулаки, пошел на командира:

– Я бабу хочу! Ясно тебе?! Не могу видеть больше эту проклятую железку!

Командир резво ретировался в каюту.

На следующий день состоялось партийное собрание с повесткой дня “О недостойном поведении коммуниста Костина”. Но коммунисты в лице младшего офицерского состава в обиду товарища не дали, признав требования его вполне справедливыми.

На завтрак в кают-компанию – офицеры собрались не в лучшем настроении. Я прибыл в числе последних. Помощник командира по снабжению, виновато опустив голову, стоял перед старпомом. В воздухе носилось грозовое электричество. Наиболее ласковым словом в речи, произносимой начальником в адрес подчиненного, было слово “мать”. Смысл происходящего я все же уловил: на завтрак был подан соленый чай.

И пусть читатель не думает, что подобный деликатес – результат чьей-то оригинальной шутки или же плод экспериментов, проводимых иногда флотскими коками. Все прозаичней. При постановке корабля в док, в некоторые цистерны закачивается забортная вода для так называемой балансировки: корабль на клетях должен стоять “на ровном киле”. Цистерны питьевой воды использовать для этих целей категорически запрещено. Но... все бывает.

Моментальная оценка обстановки и выводы из нее для меня были неутешительными: на корабле создалась реальная угроза возникновения вспышки инфекционных желудочно-кишечных заболеваний. Змея на погонах эскулапа скорбно опустила голову. Я стремительно бросился на камбуз. О, удача! По счастливой случайности завтрак личному составу выдан еще не был. Открыв сливные краны пищеварных котлов, под удивленный ропот дежурного кока, доктор вылил весь завтрак прямо на палубу. Личному составу был выдан сухой паек. Здоровье экипажа не пострадало.

“В целях недопущения подобных случаев”, как того требуют руководящие медицинские бумаги, о данном инциденте я доложил флагманскому врачу соединения, чем вызвал неудовольствие командования корабля. Выполнив свой служебный долг, я получил строгий выговор “за отсутствие контроля”... Командир попал на ковер к адмиралу.

И снова предстоял поход. Снова с неизбежностью неизбежного корабль, отшвартованный к 33 родному причалу, готовился к плаванию. И опять с курсантами. Но курс лежал на Цейлон, неизвестную Республику Шри-Ланка. Цикл повторялся. Детали несущественны. Как говорят на флоте: “те же яйца, только в профиль”. Те же сборы, проверки, разборы. Снова виноваты тылы, “бюрократы и дегенераты”. Размеренную жизнь корабельного коллектива могло разрушить только цунами, так как землетрясения водоплавающим не грозят. В перерывах между боями – сход, ресторан, культпоход с горячо любимым личным составом в кино.

У читателя может сложиться впечатление, что слово “ресторан” встречается довольно часто. Никаких денег не хватит. Но тем не менее ... это так. Деньги, в сущности, не нужны. Презренный металл. Нужен ум. Организаторский талант. Обычная военно-морская предприимчивость. Получив свои дальневосточные 250 рублей, уплатив долги и партийные взносы, по возможности обеспечив семью куском хлеба, лейтенант флота остается без гроша в кармане. Но... положение обязывает. Ни в коем случае нельзя признаться в своей нищите никому, “кроме лучших друзей, кроме самых любимых и преданных женщин”. Стыдно.

В каждом военморе живет тщеславный Портос, сверкающий позолотой перевязи только спереди. Но отдыхать просто необходимо. Денег, повторяем, нет. Зато в наличии бутылка спирта, консервы “Севрюга” и “Говядина тушеная”. Дары моря укладываются в портфель-дипломат, три рубля в кармане, знакомые официантки в “Горизонте” или в “Золотом Роге”. Все. Чувствуешь себя Рокфеллером. Город “у твоих ног”. “Ура” и “чепчики”!

Лейтенанты настроены были на победу. Вечер морозной дымкой, словно контрабандным гипюром, укрыл суровую флотскую действительность. В портфеле томились консервы, как эритроциты в бедренной артерии. Все искало выхода.