Traduit par Ludmila Savitzky [23] Камыши/Les roseaux Полночной порою в болотной глуши Чуть слышно, бесшумно, шуршат камыши. О чем они шепчут? О чем говорят? Зачем огоньки между ними горят? Мелькают, мигают — и снова их нет. И снова забрезжил блуждающий свет. Полночной порой камыши шелестят. В них жабы гнездятся, в них змеи свистят. В болоте дрожит умирающий лик. То месяц багровый печально поник. И тиной запахло. И сырость ползет. Трясина заманит, сожжет, засосет. «Кого? Для чего? — камыши говорят, — Зачем огоньки между нами горят?» Но месяц печальный безмолвно поник. Не знает. Склоняет все ниже свой лик. И, вздох повторяя погибшей души, Тоскливо, бесшумно шуршат камыши. Sur l'eau marécageuse où leurs tiges s'envasent, Faiblement, tristement, la nuit, les roseaux jasent. Qu'ont-ils à murmurer? Que disent-ils entre eux? Et pourquoi brillent çà et là ces vagues feux? L'un s'allume et s'éteint; l'obscurité s'augmente. Mais bientôt on voit sourdre une lueur errante. Dans la nuit, les roseaux ont des tressaillements, En se sentant frôlés par les nœuds des serpents. Une face de mort sur le marais s'incline: C'est toi qui luis désolément, lune opaline! Une senteur de mort du sol fangeux s'exhale; Car tout autour le marais pompe, suce, avale. Qui va là? Qu'est cela? disent les roseaux fous. Pourquoi ces mille éclairs qui glissent parmi nous? Mais peu à peu la lune au bord du ciel avance, Et, ne le sachant pas, elle passe en silence. Et poussant un soupir, le cœur brisé de maux, Tristement, faiblement, murmurent les roseaux. Traduit par Jean Chuzeville Подводные растения/Plantes sous-marines На дне морском подводные растенья Распространяют бледные листы, И тянутся, растут как привиденья, В безмолвии угрюмой темноты. Их тяготит покой уединенья, Их манит мир безвестной высоты, Им хочется любви, лучей, волненья, Им снятся ароматные цветы. Но нет пути в страну борьбы и света, Молчит кругом холодная вода. Акулы проплывают иногда. Ни проблеска, ни звука, ни привета, И сверху посылает зыбь морей Лишь трупы и обломки кораблей. Au tréfond de la mer les plantes sous-marines Étendent leur feuillage pâle, Et elles s'allongent, et croissent comme des fantômes, Dans les silences de la morne ténèbre. Elles sont lasses du repos de la solitude, Le monde de la hauteur inconnue les attire, Elles veulent l'amour, les rayons, la tempête, Elles rêvent de fleurs qui seraient parfumées!.. Mais il n'est pas de voie vers le pays de lutte et de lumière. Et autour d'elles l'eau froide se tait. Et les requins de temps à autre passant, les outrepassent… Pas un trait de lumière, pas un son, rien d'amène… Et d'en haut, l'ondulation des mers envoie Des cadavres seulement, et des épaves de navires… Traduit par Alexandra de Holstein et René Ghil
Лебедь/Le cygne Заводь спит. Молчит вода зеркальная. Только там, где дремлют камыши, Чья-то песня слышится, печальная, Как последний вздох души. Это плачет лебедь умирающий, Он с своим прошедшим говорит, А на небе вечер догорающий И горит и не горит. Отчего так грустны эти жалобы? Отчего так бьется эта грудь? В этот миг душа его желала бы Невозвратное вернуть. Все, чем жил с тревогой, с наслаждением, Все, на что надеялась любовь, Проскользнуло быстрым сновидением, Никогда не вспыхнет вновь. Все, на чем печать непоправимого, Белый лебедь в этой песне слил, Точно он у озера родимого О прощении молил. И когда блеснули звезды дальние, И когда туман вставал в глуши, Лебедь пел все тише, все печальнее, И шептались камыши. Не живой он пел, а умирающий, Оттого он пел в предсмертный час, Что пред смертью, вечной, примиряющей, Видел правду в первый раз. Le lac dort. Tout se tait. L'eau miroitante rêve. Seul, parmi des roseaux près d'une anse gisant, Un chant mélancolique avec lenteur s'élève Comme d'un cœur agonisant. C'est un cygne mourant qui se lamente et pleure. Et l'on dirait qu'il parle à son passé, tout bas. Et dans le ciel, le soir, qu'un rayon pâle effleure, Brûle et ne se consume pas. Mais d'où vient que le chant si tristement s'exhale? D'où vient qu'un tel émoi fait palpiter ce sein? — Son âme en lui, son âme, à cette heure fatale S'efforce de revivre, en vain. Et tout, les jours vécus, leur passion, leur grâce, Tous les clairs firmaments promis à son amour, Comme une vision trop prompte et qui s'efface, S'est évanoui sans retour. Tout ce qui dort d'irréparable au fond des âges Il semble que le Cygne en son chant l'ait versé; Comme s'il implorait, près des natals rivages, Le pardon pour tout le passé. Et lorsque s'étoila le pur ciel d'améthyste; Lorsqu'un léger brouillard vint flotter sur les eaux, Le blanc Cygne chanta, plus discret et plus triste… Et l'on entendit les roseaux. Toi seule, il t'a chantée, ô mort! non point la vie. Et mourant, il sentit se ranimer sa voix, Pour avoir entrevu dans ta paix infinie Le Vrai pour la première fois. вернуться Здесь и далее переводы Л. Савицкой публикуются по рукописи, хранящейся в Российской государственной библиотеке (ф.374, картон 13, ед. хран. 6). Указаны составителю Т.В. Бальмонт-Петровой. Л.И. Савицкая (1881–1957) родилась в Екатеринбурге, с 1902 г. жила в Париже, где стала значимым персонажем литературной и театральной жизни. Бальмонт посвятил ей цикл стихотворений «Семицветник». |
