И подтвердит то с цветами долина,

Мир говорит: стань моею женой!

Очи твои ярче вод океана,

Волосы льются, как в Альпах река,

Нет в Ойкумене прекраснее стана,

Поступь твоя, как полёт мотылька.

Дивную внешность не в силах природа

Смертным дарить иль создать её вновь —

Мне не хватает таланта рапсода,

Чтобы поведать тебе про любовь!»

«Я не скрываю, что ты мне приятен,

Речь украшает рапсода пеон[235]!

Только скажи, ты достаточно знатен,

Чтобы войти мог в богов пантеон?» —

Так говорила размеренно дева,

Только вздымалась в волнении грудь

И трепетала, как листья у древа,

Ум ей пророчил неведомый путь…

«Разве любовь выбирают по чину? —

Деве ответил влюблённый атлет. —

Женщина любит не чин, а мужчину,

Истинно это на тысячи лет!».

«Юноша, время – хороший учитель,

Не ошибается в действиях Крон,

Он для богов и палач, и рачитель —

Жди, я скажу, что советует он!

Не покидай это дивное место,

Жди мой ответ при погоде любой!

Или вернусь я к тебе, как невеста,

Или иное дано нам судьбой!»

«Буду терпеть, словно камень, лишенья,

Грозы, дожди и жестокость ветров.

Здесь я дождусь, о, богиня, решенья —

Страсть и любовь лучше царских даров!»

Долго смотрел он, как девушка в белом

Взмыла над полем и скрылась вдали.

«Скоро владеть предстоит этим телом,

И не нужны будут мне корабли!»

Спряталось солнце за чащу густую,

Ветер умчался по мелким волнам,

Юноша лёг под высокую тую,

Чтобы предаться там радостным снам…

Звёзды сверкали во мгле хризолитом,

Грустно сияла Селены щека,

А во дворце, ярким светом залитом,

Деву Афину томила тоска:

«Там, на дороге близ тёмного леса,

Ждёт меня юноша, страстью горя!

Мне же приходится спорить с Аресом,

Чтобы не гибли в войне люди зря.

Снова летали над сушей Горгоны

И погубили немало мужей.

Слышу людские воззванья и стоны —

Просят охраны своих рубежей.

Тесен наш мир, но для дел необъятен,

Хочется выполнить все до конца…

О, как мне юноша смертный приятен —

Прежде не видела ярче лица!

Мне б оказаться опять на дороге,

С юношей смело шагнуть в дивный лес!

Но… на совет собираются боги,

Всех обязал быть родитель Зевес…»

Так пролетали и дни, и недели,

Дева увязла в небесных делах,

А на земле бушевали метели,

Воды дождей собирались в долах…

… Юноша очи открыл в возбужденье —

Видел богиню Афину во сне:

Слушала Дева отца рассужденье,

Как обеспечить победу в войне.

Вышел опять на дорогу влюблённый,

Взор обратив высоко в небеса —

Там в синеве мир богов отдалённый,

Часто творит на земле чудеса.

С путником он перебросился словом,

Юношу звал тот в столицу с собой:

«Легче дождаться невесту под кровом —

Скажет тебе проходящий любой!»

«Деву мою не страшит непогода —

Вызвать способна лавину дождей!

Город её – выше синего свода,

Дева незрима для смертных людей!»

«Что говорить мне с таким одержимым,

Если он любит небес пустоту?»

«Буду я скоро богиней любимым,

В жизнь воплощу ожиданьем мечту!»

День пролетел перелётною птицей,

Добрых вестей не доставил второй…

Старый торговец с весёлым возницей

Крикнули: «В землю врастаешь, герой!»

Счёт потерял он и дням, и неделям,

Выложив в ряд сотни мелких камней,

Но не спешил в города к цитаделям —

Крепло желанье увидеться с Ней.

Ливни и бури, жару или холод

Юноша стойко сносил, как скала,

Только в груди не стучало, как молот,

Сердце пронзила обиды стрела…

Он обратился с молитвой к Зевесу:

«Милость яви, о, Небес Господин!

И приоткрой мне над тайной завесу —

Долго ли я буду в поле один?

Миру являешь ты добросердечность,

Видишь, как я без любви одинок?

Так ниспошли мне терпения вечность,

Чтобы Афину дождаться я смог!

Зевса пелазг умолял ежедневно,

Взор устремляя в крутой небосклон.

Вскоре сказал Громовержец безгневно:

«Выполню просьбу того, кто влюблён!

Сам увлекался я страстью обильной,

Чувствами жаркими был знаменит!

Станет навеки он личностью сильной,

И терпеливым, как твёрдый гранит!»

Море штормит. Скрылись в водах дельфины,

Птицы кричат над высокой волной.

Смотрит на камень богиня Афина

С болью в груди и с тоскою земной…»

74

Юноше странной казалась манера напева,

Старец на это ответил, что он – киприот:

«Видишь, несчастной была и великая Дева!

Так что, должны мы судьбе покориться, рапсод…

Эос неспешно зарделась над Аттикой славной,

Горем убитый Орфей покидал Элевсин,

Стал равнодушным фракиец к судьбе своенравной,

Путь направляя в предместья великих Афин.

75

«Где утешенье найти от разбитой любови?

Без Эвридики не в радость хрустальный Пеней,

Думать теперь не желаю о пище и крове,

А в голове молодой мысли только о ней!

Стала кифара моя мне ненужным предметом,

Голос смирился с потерей живого огня,

И не придётся мне петь, как промчавшимся летом,

Жизненных сил не осталось совсем у меня…»

76

В славных Афинах, Коринфе, во всей Арголиде

Были тираны с фракийцем добры и дружны,

Но сладкозвучный певец, побывавший в Аиде,

Стал совершенно другим без любимой жены.

Боль по ушедшей жене не давала покоя,

Ноги несли песнопевца к любимым краям,

Где любовался с дриадой цветами левкоя,

И, развлекая её, подражал соловьям.

77

Вот этот луг, но не чувствует он аромата —

Прежде его источал над травою шафран,

Туя осыпалась вся, а была кудревата,

Как златорунный красивый Колхидский баран.

«Нет, не останусь я здесь – мне тоскливо до боли,

Сердце щемит, и страданиям выхода нет!

Очи не могут смотреть на коварное поле…» —

Без сожаленья покинул долину аэд.

78

Фракия встретила юношу редкой прохладой —

Люди забыли давно своего «соловья»,

Он их не радовал звучной и доброй балладой,

В поисках жизни хорошей исчезли друзья.

На берегу говорливого Гебра, в дубраве,

Бедный страдалец искал долгожданный покой,

Был равнодушен к толпе и заслуженной славе,

Предпочитая общаться с бурливой рекой:

79

«Дивный поток, ты весной, словно Истр, полноводен,

В жаркое лето струишься, как малый ручей!

Но круглый год для меня будешь ты благороден,

К морю стремишься, не ведая сонных ночей.

Слушать баллады мои ты всегда наготове,

Ярко сверкая на солнце, как дивный клинок,

Выслушай, Гебр, эту песнь о погибшей любови —

Сразу поймёшь, что несчастный певец одинок!

80

Я пришёл в этот край без желанья,

Мне не страшен разбойник иль зверь,

Жизнь пустую отдам на закланье,

Не пугаясь невзгод и потерь.

Мне не в радость луга заливные,

Зелень яркая юных дерев,

И на поле гулянья ночные

Молодых веселящихся дев.

Не пылаю огнём македонца,

Что пасёт на равнине коней,

И не греет свет яркого солнца,

Не бурлит в жилах кровь, как Пеней.

Мне ценны только лира с туникой —

Их касалась любимой рука,

Жду я встречи с моей Эвридикой,

Как с заливом большая река».

81

Сидя на камне прибрежном, услышал несчастный

Разноголосицу грубых и пьяных менад:

«Этот пришелец для девушек наших опасный —

Он не желает дарить символ брака – гранат!»