«Тяжким безумно становится дар Мусагета,
Зря на главу не наденут из лавра венок!
62
Мне не помогут ни голос златой, ни кифара,
Чтоб с Эвридикой быстрее войти в Элевсин!
Верю, закончится скоро Танатоса кара,
Выйдем с женой на простор незнакомых равнин!
Странно, со слухом своим я не слышу движенья,
Или за мной нет навеки желанной души!
На кадуцее[229] не видно её отраженья,
Словно идём мы с Гермесом по тёмной глуши…
63
Разве незримы все души во мгле беспросветной,
Или моя Эвридика осталась внизу?
Может, мольба к властелину была песней тщетной,
Зря приходил я к нему, проливая слезу?
Нехорошо отвлекать Психопомпа[230] вопросом,
Правда ли мчится за нами дриады душа!
Много ли толка сейчас в даре сладкоголосом? —
Надо терпеть и шагать за Гермесом, спеша!»
64
Сбилось дыханье Орфея, скрипели суставы,
Сильно болела спина, пот стекал по ногам:
«О, всемогущий Властитель, лиши громкой славы,
Только верни нас с дриадой к родным берегам!
Чувствую, скоро отдам я Танатосу душу,
Грозный Аид! Ты взвалил на меня страшный груз,
Выброшен буду из жизни, как «Арго» на сушу,
Восстановить не даёшь мне с женою союз!»
65
Молвил Гермес, обернувшись: «Напрасна обида!
Я впереди вижу неба сияющий свет!
Не поминай даже в мыслях бунтарских Аида —
Боги щедры на иронию, помни, аэд!»
Шёл сладкозвучный певец и не видел дороги —
Пот водопадом стекал на ланиты с чела,
Передвигал он с трудом онемевшие ноги,
Глядя на блеск золотой кадуцея-жезла.
66
Остановился Гермес: «Вот и небо над нами!
Стадий осталось пройти, измождённый певец!
Скоро узришь Элевсин и залив с валунами,
Близок твоим испытаньям счастливый конец!
Из-за спины Психопомпа увидел фракиец
Серого низкого неба оторванный клок:
«Больше не нужен мне быстрый, как мысль, олимпиец,
Выдержал я мне назначенный богом урок!
67
Не отставал от Гермеса в дороге елико[231],
Я заслужил в лес вернуться с любимой женой!
Но не уверен, что сзади меня Эвридика,
Шла ли дриада Пенейская следом за мной!»
И обернулся поспешно фракиец усталый,
Но обозрел ускользавшую женскую тень!
К ней совершил он тигриный прыжок запоздалый —
Вглубь уносилась она, как от зверя олень…
68
«Не исчезай, Эвридика!» – воскликнул несчастный,
Бросился вниз он за тенью любимой жены.
«Сам ты себя наказал! – прогремел голос властный. —
Просьбы твои мы теперь выполнять не должны!»
Вырван певец был рукою Гермеса из грота —
Пал он на землю у храма средь белых колонн,
Спешно закрылись в подземное царство ворота,
Взгляд песнопевца вонзился с тоской в небосклон…
Одиночество
69
Сильно болела спина от паденья на лиру,
Из забытья вывел юношу резкий Борей:
«Буду свиданья с Танатом искать я по миру,
Чтоб оказаться с моей Эвридикой скорей!»
«Юноша, встань! Не лежи на холодном граните! —
Ясно услышал фракиец совет старика. —
А, это ты, что искал тайный ход в монолите?
Знать, не нашёл иль дорога в Аид нелегка!»
70
Старый рапсод протянул худощавую руку:
«Знаешь, приятнее смерть ожидать у костра,
Я расскажу о богах, как любимому внуку,
Времени много у нас для бесед до утра!
А на веку повидал я несчастий немало,
Мне от судьбы доставалось, искатель беды!
Слышал не только восторги и звуки кимвала,
Но и пугающий рёв океанской воды!»
71
Духом ослабший Орфей не противился деду,
Поковылял по холодным камням к очагу,
И завязал седовласый рапсод с ним беседу,
Стал откровенным певец в этом тесном кругу.
Он рассказал о любви к несравненной дриаде,
Долгом и сложном пути по расщелинам скал,
О темнокожем Хароне и звучной тираде,
И описал, как страдают Сизиф[232] и Тантал[233]:
72
«Я не могу возводить на бессмертных обиды —
Мойра обрезала нить, и примчался Танат!
Судьбы людей и богов не изменят Крониды —
Молод, красив Аполлон, но, увы, не женат!»
«С выводом этим, певец, совершенно согласен!
Тайной богов я хочу поделиться с тобой,
Чем оказался поступок Паллады опасен —
Выслушав песню, дивись необычной судьбой:
Песнь о любви Афины
73
Тёплое море. Играют дельфины,
Птицы парят над ленивой волной.
Смотрит на камень глазами Афины
Юная дева с тоскою земной.
Именно здесь, на дороге прибрежной
Из Эпидавра в растущий Пирей,
Жребий по воле Судьбы неизбежной
Выпал богине, что Зевса мудрей…
Мир краткосрочный царил в Ойкумене —
Стал ублажать Афродиту Арес;
Даже Афина мечтала о «плене» —
Вспыхнул к мужчинам её интерес:
«Боги любить безоглядно способны,
Яркий пример – всемогущий отец!
Чувством высоким нам люди подобны —
Верят в Эрота старик и юнец!
К людям явлюсь в человечьем обличье —
Зреть не желая ни войны, ни кровь!
Спрячу свой истинный вид и величье,
Чтобы понять мне земную любовь!»
С неба спустилась на землю Паллада.
Утро. Дорога, бегущая в лес,
Справа в долине – огромное стадо,
Дева увидела Пелопоннес…
Дело обычное в Древней Элладе —
Шёл наниматься на судно пелазг.
Он и не думал о плотской усладе,
Прежде не ведая с девами ласк.
Сильный, высокий, фигура атлета,
Светлые кудри длиною до плеч,
Лёгкий хитон ярко-красного цвета,
Кожаный пояс и бронзовый меч.
Песнь напевал, подражая рапсоду,
Мыслями был на большом корабле,
Знал, поплывёт он навстречу восходу —
Слава о нём пролетит по земле.
Так он шагал, о победах мечтая,
По каменистой дороге меж скал,
Слева виднелась дубрава густая,
Справа – обрыв, позади – перевал.
Двигался воздух волной от нагрева,
Юноша вдаль устремил зоркий взгляд —
Шла по дороге прекрасная дева
В белых одеждах длиною до пят.
Путники встретили взоры друг друга,
Юный красавец замедлил ходьбу:
«Нет на лице у девицы испуга,
Значит, прелестница верит в судьбу!
Что её гонит из отчего дома? —
Эти леса душегубов полны!
Кажется, это лицо мне знакомо…
Дева Афина, богиня войны!
Сердце в волненье, как понт[234] в непогоду,
Кровь молодая бурлит, как вулкан,
Впору тушить её, бросившись в воду.
О, как жалею, что я – не титан!»
Страсть налетела, как пламень на хвою,
Вспыхнуло чувство в широкой груди,
Словно пронзила стрелой грозовою
Дева, что видел пелазг впереди.
«Плащ на атлете светлее рубина,
Сам он изящен, как брат Аполлон!
Юноша этот – шептала Афина. —
Редкой мужской красоты эталон!
Мойры плетут замечательно нити —
Там, где событье, у них узелок!
Разве случайно на сером граните
Встречен любви негасимой пролог?»
Вдруг ощутила Афина волненье
И не смогла наслаждаться ходьбой,
Остановила навстречу движенье,
Видя влюблённого перед собой.
Быстро шагнул к ней пелазг изумлённый
Дивным сияньем её красоты,
Взгляд он направил на лик удивлённый,
Жадно обвёл неземные черты:
«Как ты прекрасна богиня Афина,
Море и горы согласны со мной,
