Шёл он на север неспешно по горным дорогам,
А города мореход огибал стороной,
Не приближался царевич к богатым порогам,
Чтоб не встречать тех, с кем плавал в галере одной.
«Больно мне будет услышать от них сожаленья —
Слишком изранено бедами сердце моё,
Я без обиды на жизнь захожу в поселенья,
Слово народа не ранит меня, как копьё».
846
Мимо Коринфа[196] прошёл он в волнении сильном,
Не ощущали гранитной дороги ступни,
В жилах его кровь кипела, как в чане смолильном,
Перед глазами тянулись жестокие дни.
Ночью в лесу придорожном, во время привала,
Славный Ясон обратился к великим богам:
«Я умоляю оставить до жизни финала
В памяти только поход мой к чужим берегам!
847
Я обращаюсь к тебе, дочь Земли Мнемосина[197]!
Переживать не могу злодеянья жены,
Память мою отбери, как у Зевсова[198] сына —
Душу в клочки разрывает сознанье вины!
Освободи ты меня от оков вспоминаний,
Сопротивляться их ужасам нет больше сил!
Разве не слышишь героя Эллады стенаний,
Страшного прошлого мир, титанида, немил!»
848
Но безучастной осталась к мольбам Уранида[199] —
Смертный, считала, участник забавных интриг,
Гера должна выручать своего эолида,
Освободить морехода от страшных вериг!
Двигался так аргонавт от селенья к селенью
В сторону милой с рожденья горы Пелион[200],
В тайне надеясь, она приведёт к заживленью
Раны глубокой на сердце, что чувствовал он.
849
Тяжкое горе не красит собой человека,
Не укрепляет героя сплетенье морщин,
И кровоточит обильно на сердце засека,
Вмиг превращая могучих в бессильных мужчин.
Славу Ясона затмили походы Алкида[201],
В каждом селенье с восторгом вещали о нём,
И угнетали рассказы пейзан эолида,
Добрую душу сжигая незримым огнём.
850
Шагом неспешным дошёл аргонавт до залива,
Где славный путь начинала галера богинь.
Видел царевич, что к ней отнеслись бережливо —
Судно блестело на жёлтом песке, словно линь.
Яркая жизнь на «Арго» пролетела пред взором,
Кровь безрассудная вмиг застучала в висках:
«Снова пройти бы на нём по широким просторам,
Видя могучую силу героев в гребках!
851
Пусть бы нас мучили ветра свирепого шквалы,
Солнце, палящее с неба и буйство воды!
Вновь пережить бы мне Лемнос[202], Кизик[203] и привалы,
Всё, что случилось до первой кровавой беды!»
Медленно он подошёл к кораблю-одиночке,
Нежно коснулся борта: «Друг, опять я с тобой!
Я виноват, крутобокий, в столь долгой отсрочке,
Но возвратился, чтоб стал ты мне снова судьбой…
852
Как и тогда, пред тобой я стою без регалий,
С выжженным полностью сердцем и славой пустой,
После проигранных мною семейных баталий,
Как и тогда, мой приятель, я вновь холостой.
Вижу прекрасно, тебе и печально, и больно,
Больше не нужен ты, друг, на просторах морей…
Значит, Аргея[204] тобою и мной недовольна,
Чувствуем оба мы тяжесть земных якорей.
853
Подвигом нашим не стала гордиться Эллада —
Думаешь, кто-нибудь вспомнил о дивном руне?
Увековечить нас сможет лишь чья-то баллада,
Жаль, что Орфей[205] ищет путь в царство смерти к жене…»
Жаркого солнца лучи растеклись по заливу,
Взор эолид устремил на родной Пелион[206],
Будучи отроком, там посадил он оливу:
«Дюжина лет пролетела с тех пор, словно сон…
854
Шкура златого барана там спрятана мною,
Надо вернуть бы её… – но осёкся герой. —
Только кому, чтоб не вспыхнуло злато войною?
Йолку[207], фриксидам[208] иль пусть там лежит под горой?
Или её переправить к Хирону[209] в пещеру,
Но перед ним я на месте сгорю от стыда…»
Вдруг прозвучал детский крик: «Я увидел галеру!
Быстро, братишка, спускайся со склона сюда!»
855
Вздрогнул Ясон и увидел близ устья речного
Двух полуголых весёлых и шумных детей.
Вспомнил своих сыновей и, не мысля иного,
Думал, что это они не узнали смертей!
К ним направляясь, шептал эолид: «Дети живы!
Значит, меня обманула колдунья-жена!
Действа Медеи с убийствами были фальшивы,
Просто украла детей у супруга она!»
856
«Горгий[210], герой с корабля к нам ступает устало,
Надо помочь мореходу, он хочет воды!»
«Видно, Эвмей[211], что поплавал воитель немало —
Тяжко ему на земле, и шаги нетверды!»
«Мальчики, дети мои, подойдите к галере,
Не узнаёте Ясона, родного отца?»
«Горгий, моряк не в себе от тяжёлой потери,
Что-то случилось, видать, у героя-гребца!»
857
Мальчики к борту «Арго» подошли осторожно:
«Славный моряк с корабля, мы – не дети твои!
И никакая ошибка у нас невозможна,
Ибо отец не ходил на галерах в бои!
Мы – козопасы, герой, и родитель наш дома,
Здесь мы случайно нашли для козлят водопой!»
Вмиг превратилась в страданье героя истома —
Молниеносно лишён он надежды скупой!
858
«Знают обычно все новости в городе дети,
Может быть, слышали, кто ныне в Йолке тиран?»
«Всё обсуждают у нас старики на Совете —
Царь, говорили, погиб в поединке от ран!»
«Добрые мальчики, слушайте просьбу Ясона:
Я предводителем был вон того корабля,
Только для всех я – незнатная ныне персона,
Нет у меня ни команды своей, ни руля.
859
Просто скажите отцу, есть серьёзное дело,
Это коснётся судьбы золотого руна.
В город бегите, друзья босоногие, смело —
Встреча с одним из старейшин для мира важна!»
Мальчики молча помчались к разливу речному
И хворостинами быстро погнали козлят.
Грустный Ясон посмотрел на судьбу по-иному,
Вмиг просветлел у героя задумчивый взгляд.
860
Лёг он спокойно в тени достославного судна
И обратился с молитвой к царице богов:
«Гера, мне с жизнью печальной расстаться нетрудно —
После себя на земле не оставлю долгов.
Выполнил всё, что назначено было тобою,
Понял никчёмность цены золотого руна,
Жизнь продлевать не хочу бесполезной ходьбою,
Дай мне познать упоенье от вечного сна!
861
Выжжено болью моё благородное сердце,
Тёмную страсть принесла мне Эрота[212] стрела,
Так не сжигает и страшный огонь Громовержца[213],
Вместо костра там дымится седая зола.
Дети любимые взяты Танатом[214] навеки,
Встретиться с ними желаю, Аргея[215], скорей,
Сердцу милее Харон и подземные реки,
