Владимир Григорьевич Чертков, уже тяжело больной, скончался в Москве в 1936 году, успев подготовить к изданию 72 из 90 томов полного собрания сочинений Л. Н. Толстого (так называемого «юбилейного»). Этим своим делом, которое он считал главным в жизни, Чертков и известен большинству почитателей Л. Толстого.

Интересно, что поддержка Бонч-Бруевича близких Черткова продолжалась и после его смерти. 14 мая 1937 г. В. Д. Бонч-Бруевич обратился с письмом к народному комиссару внутренних дел и генеральному комиссару государственной безопасности Н. И. Ежову с ходатайством о сыне Черткова, Владимире Владимировиче, которому в этот момент был уже сорок пятый год. Речь шла о возможности выезда В. В. Черткова с супругой в Европу на четыре месяца для систематизации и перевозки в Москву частей архива отца, находящихся в Англии и Франции, где под Парижем к этому моменту еще проживали две двоюродные сестры Черткова, высланные с их братом, сектантом Пашковым, еще Александром III. В письме Чертков-младший характеризуется как человек, первоначально воспитанный в толстовском духе, но за годы революции «и за время работы в наших советских учреждениях» сильно перестроившийся, в результате чего «из него выработался хороший, вполне сознательный советский служащий и советский гражданин». Этому письму придавалось такое большое значение, что резолюция Молотова («не возражаю») была поддержана Сталиным, Кагановичем и Ворошиловым, а голосовали по этому вопросу также Калинин и Микоян. Соответствующее решение Политбюро имело место 26 мая 1937 г.[314].

Я хотел бы подвести некоторый итог. Главный мой вывод, сделанный в 2009 г., остается неизменным: именно благодаря В. Г. Черткову проповедь Л. Толстого из важного идейного фактора русской жизни XIX века, из самого последовательного и законченного русского манифеста секулярной культуры превратилась в манифест воинствующего, а подчас и агрессивного секуляризма, то есть в фактор идеологический.

Конечно, я очень далек от того, в чем меня обвиняет В. Кошелев. Л. Толстой был совершенно самостоятельным и часто очень упрямым человеком, поэтому невозможно предполагать, что эта метаморфоза произошла только благодаря влиянию любимого ученика. Конечно, это не так, и выше, говоря о содержании учения Л. Толстого, я, как мне кажется, показал, что это учение сформировалось задолго до появления в октябре 1883 г. в Хамовниках молодого Черткова, да и влиять как-то на духовный мир Толстого он вряд ли был способен. Но без его активной организационной и издательской поддержки антигосударственные и антицерковные произведения Л. Толстого могла ожидать другая судьба.

Таким образом, для меня В. Г. Чертков остается не только редактором сочинений писателя, но, в определенном смысле, редактором его жизни, которую он сумел решительно направить в определенное русло, придав деятельности писателя совершенно новый, идеологический смысл. Я думаю, что технология этой работы еще долго будет находиться под спудом, пока исследователи не получат доступ к большей части архива Черткова. Но звание «соучастника» преступления он заслужил уже сейчас.

В этой будущей исследовательской работе важное значение имеют связи Черткова с большевиками после октябрьского переворота 1917 г. Был ли Чертков действительно сильным и смелым человеком, способным на фоне красного террора, массовых казней и первых концлагерей противостоять системе и свысока беседовать со следователями Лубянки и обращаться к ней с просьбами о помиловании многих людей? Или за этой смелостью стоят совсем другие причины, связанные с очень тесными контактами в новом правительстве? На эти вопросы и должны ответить будущие исследования. А я хотел бы добавить еще кое-что по поводу характеристики совершенно неординарной личности В. Г. Черткова.

Теперь я хотел бы вернуться к вопросу, который был задан во введении к этой главе – вопросу о психологической достоверности нарисованного мною портрета В. Г. Черткова. Сразу отмечу, что в этом портрете есть ряд важных пробелов, которые исследователи смогут заполнить только после получения допуска ко всему архиву В. Черткова (в том числе и к его английской части), а также к следственным делам Черткова 1920-х годов, из которых в настоящее время опубликованы отдельные отрывки. Кроме того, самостоятельного изучения требуют связи В. Черткова с большевиками и членами большевистского правительства. Материала для окончательных выводов у нас пока нет.

Тем не менее, я хотел бы обратить внимание читателей на ряд важных деталей.

Во-первых, Чертков был сыном блестящего офицера, боевого генерала, скончавшегося, когда Черткову было 30 лет. Конечно, тридцатилетнее влияние отца не могло бесследно пройти для формирования личностных качеств сына. Да и сам Чертков, прослужив определенное время в полку конногвардейцев и закончив карьеру офицером, приобрел черты характера, свойственные военным.

Мать Черткова, по отзывам современников, была очень властной женщиной, к тому же долгое время сын был от нее материально зависим – она умерла в 1922 г. в возрасте 90 лет.

И третье важное обстоятельство. В. Чертков появляется в хамовническом доме Толстых в критический для Л. Толстого и его семьи период – осенью 1883 г., то есть тогда, когда семейный конфликт начинает развиваться. Новые идеи Л. Толстого уже сформировались, но в семье до них никому нет дела – настолько, что менее чем через год после появления молодого офицера, летом 1884 г., писатель предпринимает первую попытку уйти из семьи (в ту самую ночь, когда на свет появилась младшая дочь Александра).

Другими словами, и об этом писалось уже многократно, В. Г. Чертков появился в момент, когда Л. Толстой, после важного жизненного катаклизма – внутреннего перелома – очень остро переживал чувство духовного и интеллектуального одиночества, отсутствие единомыслия с женой, чувство оставленности родными детьми, глубокую неудовлетворенность результатами их воспитания.

Именно в этот момент появляется молодой красавец, офицер, представитель аристократической фамилии, но, главное, человек, готовый, как несколько позже выяснилось, посвятить писателю всю жизнь и сделать всемирным достоянием его идеи. Очень важную деталь подчеркивает П. В. Басинский: Чертков выгодно отличался своей жизненной мотивацией, своим поведением от сыновей Толстого, которые уже жили самостоятельно и мало интересовались отцовскими идеями[315].

В современной психологии и социологии используется понятие «паттерн» (от англ. pattern – образец, модель, схема), то есть некий образ, повторяющийся элемент, стереотип, определяющий мышление и поведение человека, набор постоянных поведенческих реакций, связанный с образом восприятия окружающего мира. Большое значение при этом имеют гендерные паттерны, то есть представления о различии личностных качеств и моделей поведения в обществе мужчин и женщин.

С этой точки зрения мы должны констатировать, что личность В. Г. Черткова – сложный образ, в котором присутствуют ярко выраженные мужские и женские паттерны. С одной стороны, это мужество и смелость, упорство, переходящее в упрямство, благородство и способность помочь человеку, с которым в настоящий момент находишься в конфликте и конкурентной борьбе (вызволение из лагеря А. Л. Толстой в 1920 г., о чем речь пойдет ниже). С другой стороны, это признаки женских паттернов, которые проявляются благодаря влиянию очень сильной и властной матери. В первую очередь я имею в виду некоторую склонность к нестандартному поведению. Например, Чертков мог показать своему собеседнику язык. Не случайно (об этом более подробно я пишу в книге 2009 года) в определенный момент возникает предположение о его психическом нездоровье.

Кроме того, следует отметить внимание Черткова к красивой форме. Вспомним, что Чертков в молодости – один из самых красивых мужчин XIX века. И вся обстановка вокруг Владимира Григорьевича всегда несет в себе черты эстетической продуманности, будь то дом в Крекшино или Крайстчерче или даже книжное хранилище там же, тщательно спланированное с самыми мельчайшими подробностями.