Секрет дружественных отношений В. Г. Черткова с Д. Ф. Треповым, который уже очень скоро станет одним из главных душителей свободы печати, открывают составители биографии Черткова: дело в том, что Чертков до конца жизни сохранил дружеское отношение к своему бывшему сослуживцу по гвардии, так как «несмотря на коренную разницу в воззрениях, В<ладимир> Г<ригорьевич> считал Трепова человеком исключительной искренности, честности и правдивости»[255]. Близким другом семьи Чертковых был и граф И. И. Воронцов-Дашков (1837–1916), министр императорского двора с 1881 по 1897 г., начальник главной охраны императора Александра III.

Один из самых интересных примеров такого рода контактов относится к 1901 г. Осенью этого года с больным Толстым, находившимся в Крыму, познакомился, вступил в переписку и посетил его несколько раз великий князь Николай Михайлович Романов, внук императора Николая I, старший сын великого князя Михаила Николаевича, историк эпохи императора Александра I. Н. М. Романов был связан давней дружбой с В. Г. Чертковым. В процессе общения в Гаспре между Л. Н. Толстым и великим князем шла речь об обмене некоторыми книгами. В письме от 5 сентября 1902 г. Н. М. Романов просит доставить ему новое издание Черткова («К рабочему народу»), когда оно появится в Англии, и добавляет: «…я прочту этот труд с самым живым интересом. Самое лучшее попросить Диму Черткова, чтобы он мне адресовал эту книгу прямо в Боржом, так как я получаю все без цензуры»[256]. Таким образом, русский великий князь, представитель царствующего дома Романовых, хочет получить без цензурных проволочек книгу одного из самых последовательных врагов своей семьи и русского государства только на основании их старой дружбы, – и не видит в этом ничего противоестественного.

Складывается впечатление, что при дворе существовала чуть ли не «протолстовская» (или, если угодно, «прочертковская») партия, члены которой придерживались установки покойного императора Александра III на позднее творчество и деятельность Л. Н. Толстого: не делать из него мученика. Здесь, по всей видимости, важное значение имели и связи матери Черткова, Е. И. Чертковой, в частности, ее тесные контакты с вдовствующей императрицей Марией Федоровной, и личные симпатии некоторых членов царствующей фамилии к творчеству «великого писателя русской земли», а может быть, даже и демократические установки некоторых из великих князей.

Впрочем, А. Фодор высказывает интересную альтернативную версию, смысл которой заключается в следующем. Будучи прекрасно осведомленным о близких контактах Черткова с Толстым, русское правительство пыталось использовать Черткова для своеобразной «нейтрализации» писателя, а кроме того, возможно, распространение работ Толстого могло восприниматься как некое препятствие революционной пропаганде, и с этой точки зрения оно могло принести больше пользы, чем вреда.

Действительно, трудно понять, почему со стороны полиции не было никаких препятствий обмену корреспонденцией между В. Г. Чертковым и Л. Н. Толстым. Кроме того, А. Фодор обращает внимание на достаточно странные обстоятельства высылки В. Г. Черткова и его единомышленников. В отличие, например, от В. И. Ленина, который через три месяца после В. Г. Черткова был выслан в Сибирь, Черткова выслали в страну, которую он любил не меньше России, и он пробыл в ней больше времени, чем требовалось, хотя вернуться в Россию имел возможность гораздо раньше[257]. Нечто подобное происходило чуть раньше с известным основателем новой секты В. А. Пашковым, как мы уже видели, родственником Чертковых. Родственниками В. А. Пашкова были также А. Е. Тимашов, министр внутренних дел (1868–1877) и петербургский градоначальник Ф. Ф. Трепов. Этим фактом, а также возможными видами правительства, рассчитывавшего на антиреволюционный эффект пашковской религиозной пропаганды, можно объяснить то, что некоторые собрания пашковцев проходили под охраной полиции, а объявления о собраниях печатались в газетах. Кроме того, возможно, и университетские власти рассчитывали на эффект усмирения студенческих волнений[258].

В конечном итоге высылка сыграла только на руку В. Г. Черткову. Благодаря долговременному пребыванию в Англии он сумел развить интенсивную деятельность по распространению антиправительственных и антицерковных взглядов Л. Н. Толстого, работая фактически на три фронта: Англия, старые связи в правительственных сферах, загадочные связи с социал-демократами.

В 1905 г. Е. И. Черткова обращается к императору Николаю II с просьбой разрешить сыну приехать на три недели в Россию. 15 апреля следует разрешение приехать летом в Россию для свидания с матерью и Л. Н. Толстым. Это обстоятельство дало возможность В. Черткову побывать в Ясной Поляне с кратковременным визитом (с 26 мая по 4 июня). Мы не знаем точно, о чем шла речь между писателем и его главным помощником, но с большой вероятностью можно предположить, что главными темами были издание произведений писателя в Европе и завещание Л. Толстого.

В 1906 г. Чертковым закончено строительство хранилища рукописей Толстого на вилле Tuckton House. Это хранилище было построено с учетом всех новейших рекомендаций, температура и влажность в нем поддерживались при помощи специальной газовой печи и вентиляционной системы, оно было оборудовано новейшей противопожарной системой. Об этом грандиозном сооружении и специальной кладовой для рукописей Л. Н. Толстого сохранились интересные воспоминания Н. Ф. Страховой.

«Кладовая была оборудована целой системой электрических сигнализаций. На ночь электроэнергия включалась, и, таким образом, никто не мог прикоснуться к толстым дверям кладовой без того чтобы в доме не поднялся оглушительный звон. Стены кладовой были настолько прочны и сделаны с таким расчетом, что даже в случае сильного землетрясения кладовая могла только провалиться, но не разрушиться. Таким образом Чертков принял все зависящие от него меры против хищения, пожара, разрушения. В доме в это время жил только один человек – эстонец Леонид Людвигович Перно, который и состоял хранителем этих ценных рукописей. Чертков взял с него слово, что он никогда – ни днем, ни ночью – не покинет дом без сторожа… В случае, если ему надо было уйти, он должен был оставить в доме кого-нибудь вместо себя».

ОР ГМТ. Ф. 60. Оп. 2. № 171. Шершенева (Страхова) Е.Ф. «Об ушедшем спутнике, общем пути и друзьях» (мемуары). Л. 60а.

О масштабах деятельности В. Г. Черткова по сбору материалов Л. Н. Толстого может свидетельствовать справка, опубликованная уже после смерти писателя, в 1913 г. В ней, в частности, сообщается: «В. Г. Чертков перевез из своего несгораемого помещения в Англии и сдал на хранение в Академию наук около 25-ти пудов бумаг Л. Н. Толстого, составляющих архив тех его рукописей, которые Толстым в течение почти 30-ти лет передавались или пересылались Черткову для хранения. <…>В английском хранилище остались только: личная переписка Л. Н. Толстого с Чертковым, которую последний надеется скоро издать, некоторые собственноручные частные письма Толстого, отданные их собственниками лично Черткову на хранение, копии с общей переписки Толстого, копии со всех его произведений последнего периода, а также оригиналы тех его произведений, которые Чертков считает неудобным хранить в России при существующих условиях»[259].

Трудно сказать, когда конкретно возникло то неестественное положение, в котором, в конце концов, оказался писатель по отношению к своему молодому другу. Речь идет о системе тотального контроля за творчеством Л. Н. Толстого и фактически, как будет видно дальше, за всей его жизнью. В письме от 10 февраля 1900 г. В. Г. Чертков подробно обосновывает свое желание быть монополистом в деле издания неопубликованных писем и произведений писателя – это письмо было написано в связи с деятельностью другого сотрудника Л. Н. Толстого, П. Бирюкова, который, не согласуя своих действий с Чертковым, стал в иностранных газетах печатать переводы не опубликованных ранее писем Л. Н. Толстого разным лицам (см.: 88, 191).