«У Льва Николаевича было сильное желание побеседовать со старцами. Вторую прогулку (Лев Николаевич утром по два раза никогда не гулял) я объясняю намерением посетить их <…> По-моему, Лев Николаевич желал видеть отшельников-старцев не как священников, а как отшельников, поговорить с ними о Боге, о душе, об отшельничестве, и посмотреть их жизнь, и узнать условия, на каких можно жить при монастыре. И если можно – подумать, где ему дальше жить. О каком-нибудь поиске выхода из своего положения отлученного от Церкви, как предполагали церковники, не могло быть и речи».

У Толстого. «Яснополянские записки» Д. П. Маковицкого. Кн. 4. С. 405.

Мы не знаем, о чем Толстой беседовал со старцем Иосифом (Литовкиным) 14 лет назад, в далеком 1896 г. Но все, что мы знаем о старце Иосифе, ученике и ближайшем келейнике преподобного Амвросия, о его великом смирении и простоте, неземной доброте, которая отражалась в неизменно кроткой улыбке, говорит о том, что такой человек просто не мог не понравиться Толстому, очень чуткому ко всему, в чем проявлялась человечность и простая мудрость. В последние дни своей земной жизни Л. Н. Толстой сделал выбор в пользу тех людей, которые несли в себе эту человечность и которым он доверял больше всего на свете.

В первую очередь, это родная сестра, М. Н. Толстая. Можно сколько угодно размышлять над вопросом, который задавал В. Ф. Ходасевич: «Хотел ли он с ней говорить как с сестрой или как с монахиней?»[621], – но очевидно, что в эти трагические, роковые дни, часы и минуты писатель искал поддержки от тех, кому верил. Та оптинская закваска, которую писатель получил в молодости, все-таки бродила в нем: в последние дни он искал духовной поддержки там, где мог ее найти и всегда находил, где жили старцы, где его никогда не отвергали.

Не буду в очередной раз останавливаться на обстоятельствах краткого пребывания писателя в Оптиной пустыни, они описаны много раз чуть ли не по минутам. Писатель разместился в паломнической гостинице Оптиной пустыни, где его узнали, и совершил прогулку до скита, в котором в этот момент проживал старец Иосиф. Но, стоя у порога двери в скит, Толстой так и не нашел в себе сил переступить его. Встреча со старцами не состоялась. Может быть, это была самая трагическая не-встреча в жизни писателя.

После посещения Оптиной пустыни Толстой направляется в Шамордино, где в это время и проживала родная сестра, М. Н. Толстая – в тот момент самый близкий и дорогой ему человек. Встреча Л. Н. Толстого с сестрой описана по косвенным источникам в различных публикациях. Большой интерес представляет свидетельство очевидца, дочери М. Н. Толстой Е. В. Оболенской, которая прибыла в Шамордино накануне приезда туда самого писателя, 29 октября днем[622]. Другой важный источник – письмо неизвестного автора, хранящееся в ГМТ и написанное, что следует из его текста, со слов сестры писателя, М. Н. Толстой, и неизвестной монахини Шамординского монастыря. На последней странице письма имеется помета зелеными чернилами: «О содержании сего письма запрошена 20 ноября графиня Марья Ник<олаевна> Толстая Шамординская монахиня»[623].

В этом письме сообщается, что встреча брата и сестры была очень трогательной, писатель говорил о своем желании надеть подрясник и жить в Оптиной, исполняя самые низкие послушания, но при этом поставил бы условием не принуждать его молиться. Толстой говорил, что не видел старцев, точнее, не решился пойти к ним, так как сомневался, что они примут его, отлученного от Церкви. Но при этом он утверждал, что на следующий день вечером снова собирается отправиться в Оптину, встретиться со старцами и ночевать в монастыре.

Но планам Л. Толстого снять в Шамордино избу и пожить какое-то время рядом с монастырем и родной сестрой не суждено было осуществиться. Вечером 30 октября (между пятью и семью часами) к М. Н. Толстой приехала дочь писателя, А. Л. Толстая, и ее подруга и помощница В. М. Феокритова. Они запугали Л. Н. Толстого тем, что жена, да и другие члены семьи, конечно, приедут сюда за ним. Д. П. Маковицкий сообщает, что обеими девушками владел панический страх[624].

Приезд младшей дочери подействовал на Толстого угнетающе, он испугался погони и принял решение уехать из Шамордино, по всей видимости, к своим единомышленникам на юг России, но по дороге заболел и вынужден был 31 октября сойти с поезда на станции Астапово, где начальник станции И. И. Озолин предоставил свой дом ему и сопровожавшим его лицам.

Некоторые неясности в истории последних дней жизни Толстого связаны с очень интересным документом, опубликованным в Бразилии в 1956 г. в эмигрантском журнале (точнее даже сказать – листке) «Владимирский вестник». Это воспоминания игумена Иннокентия (Павлова), который в 1910 г. нес послушание в канцелярии Оптиной пустыни[625]. «Владимирский вестник» – ежемесячный журнал общества Святого Князя Владимира, издававшийся русской диаспорой в Сан-Пауло с 1950 г. очень ограниченным тиражом. С большим трудом мне удалось отыскать нужный номер в Москве в архиве Н. М. Зернова, хранящемся в Библиотеке иностранной литературы им. Рудомино.

В воспоминаниях игумена содержится совершенно уникальная информация: он утверждает, что Толстой, находясь уже в Астапово, послал в Оптину пустынь телеграмму с просьбой приехать к нему старца преп. Иосифа (Литовкина). Телеграмма была получена канцелярией монастыря, после чего была собрана старшая братия для обсуждения неожиданной просьбы. И. М. Концевич, заметим, хорошо знакомый с игуменом Иннокентием, воспользовавшись его свидетельством, утверждал, что факт посылки телеграммы в Оптину пустынь был скрыт от общественности лицами, враждебно относившимися к Церкви и полностью овладевшими в последнюю неделю жизни Толстого его волей и даже телом.

Это свидетельство в силу своей чрезвычайной важности требует детального анализа, поэтому следует несколько слов сказать о самом игумене Иннокентии. Он родился в 1891 (по другим сведениям – в 1890) г., поступил в Оптину пустынь в конце 1908 г., 10 апреля 1909 г. определен в число послушников монастыря – таким образом, на тот момент ему было около восемнадцати лет. В списке послушников Оптиной пустыни на 1 января 1914 г. под № 39 значится Игнатий Павлович Павлов, поступивший в монастырь в 1909 г., двадцати трех лет, несет послушание при отце казначее[626]. Осенью 1910 г., когда в Оптину приехал Л. Толстой, он нес послушание будильщика, работал в монастырской библиотеке и канцелярии и руководил хором певчих-любителей. В 1919 г. был пострижен в монашество в Херсонесском монастыре близ Севастополя, служил регентом Петропавловской церкви в Севастополе, в 1920 г. в Севастополе рукоположен в сан иеродиакона, с 1932 г. – иеромонах. Есть сведения, впрочем непроверенные, что о. Иннокентий был осужден на 5 лет по знаменитой сталинской статье 58, пункт 10. После Второй мировой войны оказался в лагерях для перемещенных лиц, но английскими военными советским властям выдан не был. Далее в эмиграции в Германии и Австрии. В течение трех лет выполнял обязанности регента русского прихода Архангельского храма в Зальцбурге, где старостой был известный русский общественный деятель и историк Н. Д. Тальберг. В 1949 г. переехал в Южную Америку. Настоятель Алпинской Свято-Троицкой церкви в Бразилии (1949), в 1952 г. назначен первым священником Свято-Никольского кафедрального собора в Сан-Пауло, где прослужил до своей кончины 3/16 сентября 1961 г.[627].