«В настоящее время меня занимает вопрос, писать ли против Толстого. Пишут уж, стало можно не писать. Но пишут очень протяжно, и дело походит на басню Крылова: “Кот и повар”. Мне и приходит в голову: выбрать измышления Толстого – все, и потом против них поставить исповедание веры св. Церкви, и пустить в ход. Это будет краткое обозрение вражеского стана и православного воинства. В предостережение, а то зло потихоньку распространяется, а оклика: берегись, не слышно».
Творения иже во святых отца нашего Феофана Затворника: Собр. писем Вып. VII–VIII. Вып. VII. С. 194.
К числу самых энергичных критиков толстовства следует также отнести еще двух архиереев – уже упоминавшегося выше архиепископа Никанора (Бровковича) и архиепископа Никона (Рождественского).
Никон (Рождественский; 1851–1919), архиепископ – церковный публицист, богослов, политический деятель-монархист. Член Государственного совета от Св. Синода (1907). Почетным председатель Вологодского отдела Союза русского народа. Автор ряда сочинений, направленных против религиозных идей Л. Н. Толстого, в том числе «Смерть графа Л. Н. Толстого» (Сергиев Посад, 1911).
Но особый интерес в этом списке вызывает фигура будущего председателя Синода Русской Православной Церкви Заграницей митрополита Антония (Храповицкого). Для современников он был человеком, отчасти даже сочувствующим Л. Н. Толстому, ведь не случайно В. Н. Ильин назвал его однажды «православным толстовцем», пережившим кризис, подобный тому, который пережил сам писатель[576]. Это же подтверждает и жизнеописатель митрополита Антония, архиепископ Никон (Рклицкий), который свидетельствует, что в течение всей жизни Л. Н. Толстого владыка (в 1880-е гг. – архимандрит) Антоний «с доброжелательством относился к личности великого русского писателя» и пристально следил за его творчеством, причем не только художественным, называл писателя “талантливым ревнителем исправления общественных нравов” и всегда надеялся, что “в конце концов великий писатель, имеющий столь крупный талант, постигнет истину Евангелия и возвратится к Церкви”. Более того, владыка Антоний очень горевал о столь трагических обстоятельствах смерти писателя в Астапово. Если бы не эта смерть, то, как полагал митрополит Антоний, Л. Н. Толстой, столь подробно познакомившийся с учением Христа, “не лишил бы нас надежды об усвоении им всего Евангельского учения”»[577].
Характерно, что и одну из своих последних статей (журнал «Царский вестник», 1933, № 323), и одну из своих последних публичных лекций митрополит Антоний посвятил именно Л. Толстому. Вот небольшая цитата из лекции: «Этот замечательный художник, мудрый человек, сердцем столь чуткий, способный изображать и личность, и общество, не был нищий духом, а проникся гордыней и пал жертвой своей ранней знаменитости»[578].
Характерно, что и Л. Н. Толстой хорошо знал о молодом ректоре МДА и даже сам изъявил желание с ним встретиться, но только не на территории Троице-Сергиевой лавры. Эта единственная встреча состоялась при посредничестве профессора Н. Я. Грота в 1892 г. Уже за границей владыка Антоний вспоминал, что в ходе беседы Л. Н. Толстой показал себя «весьма сдержанным и деликатным человеком» и не навязывал собеседникам своих собственных выводов: «его речи были скорее вопрошающими, нежели наставительными»[579].
Такая оценка соответствует содержанию сочинений владыки Антония, которые были направлены против Л. Н. Толстого. Действительно, в своих многочисленных произведениях, критикующих толстовские идеи, владыка Антоний указывает на ряд важнейших обстоятельств, сопровождавших распространение взглядов Л. Н. Толстого в России, из которых самым главным является практически полное отсутствие истин православия в жизни образованного общества. Именно поэтому, насколько несправедливы нападки писателя на Церковь, настолько митрополит Антоний точен в своем приговоре современному обществу: «Мы рады укорять автора новой веры за искажение Православия? Но показали ли мы ему в своем быту истины Православия? Не себя ли самих мы укоряем?» Митрополит Антоний подчеркивает, что хулителя новой веры породил «языческий быт»: пока православие существует только в книгах и проповедях, а осуществляется только в деревенской глуши, в пустынях Валаама и Афона, обличения Л. Н. Толстого будут «страшно заманчивы и заразительны». В лекции, произнесенной 22 ноября 1910 г., т. е. через две недели после смерти Л. Н. Толстого, владыка Антоний говорил, что «на организме русской национальности» выросли два печальных явления – «раскол в народе и толстовщина в обществе», причем последняя, будучи по происхождению своим национальным «доморощенным явлением», нашла для себя определенную форму «под сильным влиянием запада»[580]. Эта последняя констатация очень характерна: владыка признает, что толстовщина приняла форму общенационального религиозного бунта против православия.
Еще один интересный момент – отношение к Толстому второго Антония, митрополита Антония (Вадковского), первенствующего члена Св. Синода.
Мы уже обратили внимание на то обстоятельство, что синодальный акт 1901 г. появился только после того, как митрополит Антоний сменил в Синоде киевского митрополита Иоанникия (Руднева). Можно повторить еще раз, что именно это обстоятельство – и образование «команды» нового столичного митрополита, состоящей из молодых, энергичных, образованных церковных деятелей, – в первую очередь способствовало появлению официального церковного заявления о Л. Н. Толстом.
Независимо от того, руководствовался ли новый петербургский митрополит собственными побуждениями или на него действительно было оказано некоторое давление со стороны помощников, в первую очередь со стороны Антония (Храповицкого), можно смело утверждать, что он отнесся к главной трагедии жизни Л. Н. Толстого с большим сочувствием и сердечной болью.
Приведенное выше письмо митрополита Антония (Вадковского) от 16 марта 1901 г. С. А. Толстой в ответ на ее возмущенное послание «митрополитам» – не единственный документ такого рода. Практически сразу после появления синодального акта 1901 г. в русском обществе стала распространяться точка зрения, согласно которой Церковь приложит все усилия, чтобы вернуть великого русского писателя в свое лоно. То есть для Русской Православной Церкви проект «Граф Лев Толстой» стоит на повестке дня одним из главных: покаяние писателя, выраженное публично, будет великой победой над духом века сего, победой в борьбе с безбожной интеллигенцией, доказательством силы и мощи церковной. И якобы все предыдущие действия представителей Церкви преследовали только эту цель. То есть в них не было никакой любви к писателю, а только конъюнктурные соображения.
То, что эта точка зрения совершенно не соответствует действительности, подтверждает еще одно замечательное письмо первенствующего члена Св. Синода, отправленное графине С. А. Толстой в Гаспру (Крым), где в 1902 г. писатель находился во время тяжелой болезни.
«
11 февраля 1902 г. Многоуважаемая графиня!
Пишу Вам настоящие строки, как и в прошлом году, движимый непреодолимым внутренним побуждением. Душа моя болит о муже Вашем, графе Льве Николаевиче. Возраст его уже старческий. Упорная болезнь видимо для всех ослабляет его силы. И не один раз уже разносились настойчивые слухи о его смерти. Правда, жизнь каждого из нас в руках Божиих, и Господь силен совершенно исцелить графа и дать ему жизнь еще на несколько лет. И дай Бог, чтобы проявилась над ним такая великая милость. Но Божии определения неведомы для нас. И кто знает? Быть может, Господь уже повелел ангелу смерти чрез несколько дней или недель отозвать его от среды живых.
Вот тут-то и кроется источник моей сердечной о нем боли. Граф разорвал свой союз с Церковию, отрекся от веры во Христа, как Бога, лишив тем душу свою светлого источника жизни и порвав те крепкие родственные узы, которые связывали его с любимым им многострадальным народом русским. Без Христа, что без солнца. Нет жизни без солнца, нет жизни без Христа. И кажется мне теперь граф без этой жизни Христовой, без союза с народом христолюбивым, таким несчастным, одиноким… [отточие документа. – Г.О.] с холодом в душе и страданием!.. Тяжело в таком духовном одиночестве стоять с глазу на глаз пред лицом смерти!
Неужели, графиня, не употребите Вы всех сил своих, всей любви своей к тому, чтобы воротить ко Христу горячо любимого Вами, всю жизнь лелеянного, мужа Вашего? Неужели допустите умереть ему без примирения с Церковию, без напутствования Таинственною трапезою тела и крови Христовых, дающего верующей душе мир, радость и жизнь? О графиня! Умолите графа, убедите, упросите сделать это! Его примирение с Церковию будет праздником светлым для всей Русской земли, всего народа русского, православного, радостью на небе и на земле. Граф любит народ русский, в вере народной долго искал укрепления и для своей колеблющейся веры, но, к сожалению и великому несчастию, не сумел найти его. Но сотвори, Господи, богатую милость свою над ним, помоги ему и укрепи его хотя пред смертью объединиться в своей вере с верою православного русского народа! Тяжело умирать одинокому, от жизни народной и веры святой оторвавшемуся! Но и любящим графа тяжело не увидеть его с Церковию примирившегося, в святой вере во Христа с ними объединенного! Умолите же его, добрая графиня, воротиться ко Христу, к жизни и радости в Нем, и к Церкви Его святой! Сделайте светлый праздник для всей святой Русской земли! Помоги Вам в этом Сам Господь и пошли Вам и графу радость святую, никем неотъемлемую.
С совершенным к Вам почтением Ваш покорный слуга Антоний, Митрополит С. – Петербургский. СПб.»
ОР ГМТ. Ф. 47. № 4021. Л. 1–2 об. Рукописный подлинник.