В принципе, сегодня многие телекомпании почти так и работают. Но сейчас существует множество вспомогательных факторов, которые на заре XXI века еще отсутствовали. Этим я и пользовался, поскольку всегда относился ко всяким технологическим новинкам несколько скептически. Возможно, это не стоит считать моим достоинством, но такой уж я человек. К тому же первое время мне еще приходилось растолковывать ЮЮФу, что технологии подготовки информационных программ на радио и телевидении довольно сильно отличаются, поскольку в дополнение к вышеназванным четырем журналистским специальностям на ТВ нужны еще как минимум звукорежиссер и режиссер монтажа в редакции. Без них никакого репортажа в программе новостей не появится.
На внесении в штатное расписание должности водителя я настаивал по другой причине. У нас работали несколько корреспондентов-девушек, и я слабо представлял, как они смогут таскать на себе ТЖК и снимать репортаж одновременно. Что же касается машин, то тут особых проблем не возникло. Мы купили несколько вазовских «четверок», поскольку они представлялись идеальным для нас вариантом формулы «цена – качество». Оформлялись машины прямо на сотрудников редакции, поэтому с машиной, которую записали на мою жену, впоследствии произошла весьма забавная история.
Сформировав к концу весны необходимую кадровую и техническую базу, мы приступили к работе. Прямой эфир еще не наладили, поэтому мы записывали двадцатиминутный информационный выпуск «Сейчас в России» и перегоняли его в Нью-Йорк. Соответственно, тель-авивская группа готовила программу «Сейчас в Израиле», а нью-йоркская – «Сейчас в мире». Практически сразу же мы понесли и первые материальные потери. Это произошло 9 июня 2002 года в результате событий, известных как «Погром на Манежке».
Тем летом в Японии и Южной Корее проходил чемпионат мира по футболу. Из-за разницы во времени матчи чемпионата начинались в самый разгар дня, и для удобства болельщиков прямо в центре Москвы установили большой экран, перед которым в тот день собралось несколько тысяч человек. К сожалению, наша сборная как-то совсем уж бездарно проиграла японцам 0: 1, после чего недовольные фанаты выместили свой гнев на всех и на всем, что попалось под руку. В результате вспыхнувшего погрома один человек был убит, а количество пострадавших приблизилось к восьмидесяти. Были разгромлены десятки магазинных витрин, сожжено несколько автомобилей, а число поврежденных машин перевалило за сотню. Одна из наших «четверок» оказалась в этом списке. Нам также сломали камеру, но самое ужасное, что досталось и оператору Эдику Горборукову. Уже вечером 9 июня, осознав весь масштаб ЧП в центре столицы, мы поняли, что Эдик – далеко не самый очевидный представитель монголоидной расы – еще легко отделался.
Я, естественно, дал несколько интервью дружественным СМИ, обильно используя выражения типа «позор», «стыд», «ни в одной стране мира» и т. д. С «позором» и «стыдом» я согласен и сейчас, но вот с фразой «ни в одной стране мира» я, конечно, тогда погорячился. Хотя прекрасно осознавал, что передергиваю факты. Но таковы были правила игры, в которой я в то время был задействован. Критика действующей власти и комплиментарное освещение деятельности политической оппозиции – эти два главных компонента редакционной политики RTVi сформировались еще до того, как мы вышли в прямой эфир. Конечно, я старался не превращать наши программы в бесконечное кликушество а-ля «Эхо Москвы», поэтому пришлось срочно вырабатывать в себе умение идти на компромиссы. Уступая в части политических новостей – ибо возражать начальству по этому поводу было делом абсолютно бессмысленным, – я выигрывал в чем-то другом. Так, в наших информационных выпусках постоянно присутствовали новости культуры и репортажи из регионов, которые присылали нам специально отобранные корреспонденты-стрингеры.
Российская корсеть всегда вызывала у Гусинского скрежет зубовный, потому что он считал, что новости из регионов – это пустая трата времени и денег. Я же доказывал, что программа «Сейчас в России» просто не имеет права на существование без сообщений с мест. Тем более что Владимиру Михееву, руководителю корреспондентской сети телекомпании, удалось накрыть этой сетью всю территорию страны. Мы получали репортажи с Дальнего Востока, из Сибири, с Северного Кавказа, Поволжья, Урала, а также с Украины, из Белоруссии, Грузии, Молдовы и стран Балтии, которые тоже оказались в поле нашего зрения. С одной стороны, это выглядело странно: новости из, например, Риги в программе под названием «Сейчас в России»! Но с другой стороны, появление такого репортажа в выпуске «Сейчас в Израиле» выглядело бы полнейшим бредом. А американское бюро готовило выпуски «Сейчас в мире», основываясь на видеоматериалах агентств Reuters и APTN, которые лишь изредка обращали внимание на события в бывших советских республиках. Так что с логикой у нас все было в порядке.
Как ни странно, хуже всего дела обстояли с получением новостей из Санкт-Петербурга. Мы сменили, по-моему, трех корреспондентов в Питере, но так и не добились желаемого результата. Зато радовал Дальний Восток. Помню совершенно феерическую историю, присланную с Камчатки. Местное МЧС проводило учения по координации действий в случае землетрясения и цунами, о чем было сделано соответствующее оповещение. Однако после окончания этих учений камчатских эмчеэсников засыпали звонками и письмами от раздраженных местных жителей, которые посчитали себя обманутыми. Оказалось, что люди (едва ли не в массовом порядке) отправились на берег, чтобы посмотреть (!) на цунами, а при возможности – сфотографироваться! Я, наверное, никогда не забуду грустные лица сотрудников камчатского МЧС, показывавших нашему корреспонденту эти письма…
Настоящее боевое крещение юная телекомпания «Эхо ТВ» приняла в октябре. 23-го числа мы сидели в ресторане и отмечали день рождения Федутинова, когда у всех вдруг начали звонить телефоны. Из радио- и телередакции сообщали, что в театральном центре на Дубровке, в котором постоянно показывали мюзикл «Норд-Ост», произошел массовый захват заложников. Естественно, наш праздничный вечер пришлось прервать. Мы с Юлькой отправились на Палашевку, куда уже подтягивались и остальные ребята. Созывать их специально даже не понадобилось, всем было понятно, что в нашей работе мы еще ни с чем подобным не сталкивались, поэтому всем нужно будет потрудиться.
Прямой эфир в октябре 2002 года у нас все еще отсутствовал, поэтому с Нью-Йорком была согласована экстренная сетка, согласно которой мы отправляли новые информационные выпуски по готовности. К концу первых суток трагедии на Дубровке мы уже смогли выходить в эфир каждые три часа: для наших возможностей это был настоящий прорыв! Более того, мы даже успели отправить один выпуск телекомпании СТС, хотя это была очень странная история.
Нам позвонили с СТС, спросив, не могли бы мы освещать ход событий на Дубровке в их эфире? Я, конечно, очень удивился, потому что никак не ожидал от сугубо развлекательного телеканала такой реакции на происходящее в Москве. Поскольку возможностей перегона готового материала непосредственно к коллегам не существовало, пришлось пользоваться услугами курьера, забиравшего у нас «бетакамовскую» кассету с записью и отвозившего ее на СТС. После первого же выпуска нам снова позвонили и сказали: «Спасибо, больше не надо!» Что это было, я не знаю до сих пор. Не думаю, что причина кроется в слабости нашей работы, потому что в таком случае в эфире СТС появились бы чьи-то другие новости, а этого не произошло. Так или иначе, на посвященной мне страничке в Википедии до сих пор висит предложение: «В 2002 году (в дни теракта на Дубровке) вел экстренные выпуски новостей «Сейчас в России» на телеканале СТС». Впрочем, эта фраза – далеко не единственный «косяк», допущенный составителями моей сетевой биографии.
Но вернемся к «Норд-Осту». В поле выехали все сотрудники телекомпании, кроме меня. Кто-то снимал, кто-то доставлял готовые материалы в редакцию, кто-то развозил по точкам еду и воду. На протяжении четырех суток, с 23 по 26 октября 2002 года, большая часть нашего коллектива домой не возвращалась. Исключения делались лишь по состоянию здоровья или при наличии маленьких детей. В мои обязанности, помимо работы непосредственно в кадре, входил информационный мониторинг. Я сидел у себя в кабинете и непрерывно смотрел и конспектировал новости по телевизору и в Интернете, что помогало мне сообщать зрителям все известные подробности. На первый взгляд, мы отставали от других СМИ, обладавших большими кадровыми и техническими возможностями. Но нам повезло – если применительно к истории с захватом заложников в «Норд-Осте» уместно употреблять такое определение.
