Борис Березовский и Елена Горбунова встречают нас в своем доме
Это производило впечатление, и Березовский прекрасно это понимал. Правда, на меня такие фокусы не особо действуют. Я абсолютно не предрасположен ни к каким видам гипноза. Ну, большой дом, потолки высокие, библиотека богатая. Пока Березовский с Венедиктовым и Федутиновым беседовали о чем-то своем, я внимательно рассматривал коллекцию книг, расставленных на возносившихся к самому потолку книжных шкафах. И у меня возникло ощущение, что эти тома никто никогда не раскрывал – слишком они были выставочными, даже показушными. Пыли на книгах не было, но это могло говорить только о расторопности прислуги, а не о тяге обитателей замка к литературе.
А собака Березовского нас проигнорировала
Ужин проходил точно так же, как и чаепитие в The Ritz. Березовский говорил не останавливаясь, дирижируя вилкой, он объяснял Венедиктову приблизительно то же самое, что двумя днями ранее мне и Малашенко: дни Путина сочтены, скоро в России все будет совсем по-другому. Венедиктов постоянно подкалывал Березовского, но тот не обижался и принимал эти сомнения снисходительно, как будто беседовал с неразумным ребенком, нуждающимся в подробном разъяснении сложной темы. Рядом с ним за столом сидел Юлий Дубов, давний деловой партнер и, можно сказать, летописец Березовского[37]. В какой-то момент, видимо, показавшийся ему подходящим, Венедиктов сказал: «Борис Абрамович, у Андрея к вам просьба. Нельзя ли погасить долг по зарплате тем сотрудникам ТВ-6, которые не пошли работать с Киселевым на ТВС, а теперь работают вместе с Андреем на RTVi?» «Конечно, конечно, что за вопрос!» – ответил Березовский, даже не спросив меня, о скольких людях и о какой сумме идет речь. «Юл! – обратился он к Дубову. – Проконтролируй, пожалуйста, чтобы все ребятам выплатили». И список с десятком фамилий перешел из моих рук в руки Дубова. Сам Березовский к этой бумажке не притронулся. И, естественно, никаких денег никто из моих коллег так и не получил. Я несколько раз просил Гусинского повлиять на своего партнера, чтобы напомнить ему о данном при свидетелях обещании, но Гусинский только отмахивался.
Гусинский всегда говорил, что Береза (он никогда не называл его по общепринятому прозвищу – БАБ, только «Береза») живет не по средствам. «Зачем ему такой большой самолет? – задавал он риторический вопрос. – Летал бы, как я, на маленьком». Негласное соперничество по поводу того, у кого из них больше денег и влияния, происходило на моих глазах между Гусинским и Березовским на протяжении нескольких лет. Началось оно с явным преимуществом Березовского, но к финалу картина полностью изменилась. Гусинский хоть и не умножил, будучи за границей, своего состояния, но и не шибко его растерял; Березовский же, как утверждают официальные источники, последние дни своей жизни был фактически банкротом.
Этот стремительный крах произошел уже после того, как я ушел из RTVi. Пока я работал в компании, Господь, как я уже говорил, ограждал меня от необходимости частых контактов с Борисом Абрамовичем. Поэтому все его рассуждения о «сакральной жертве», дикая история с исчезновением кандидата в президенты страны Ивана Рыбкина или заявление о начале операции по «силовому перехвату власти в России», сделанное Березовским на следующий день после празднования собственного шестидесятилетия, прошли мимо меня. Вернее, они оставались как бы в стороне, и, наблюдая за ними, я все шире и шире раскрывал глаза и рот, окончательно отказываясь понимать – в здравом ли уме находится человек, для знакомства с которым я когда-то вынужден был покупать галстук в дорогущем лондонском магазине?
По всей видимости, не у одного меня возникал подобный вопрос. Поскольку так или иначе в деловых отношениях с Березовским участвовало огромное количество людей, представляющих самые разные сферы бизнеса. Кто-то столкнулся с ним почти случайно, кто-то, напротив, сам долго искал этой встречи. Но удивительное дело – осталось совсем немного людей, которые захотели бы прийти ему на помощь тогда, когда эта помощь действительно понадобилась. Одно дело – бывшие подчиненные, например Константин Эрнст, которого Березовский постоянно обвинял в трусости и профессиональной непригодности. Одно дело – конкуренты, например все тот же Гусинский. После «покаянного» интервью Гусинского израильскому изданию The Marker Березовский сказал следующее: «До недавнего времени в новостях очень часто имена Гусинский и Березовский писались через запятую. После этого интервью они больше через запятую писаться не будут. Поэтому, при всем моем отношении к прочитанному, было в этом и определенное облегчение для меня. Я очень часто не понимал, почему наши имена пишутся через запятую, почему нас так вольно объединяют? Но как бы то ни было, я очень рад, что больше этого не будет».
Совсем другое дело – друзья. Им тоже доставалось не меньше.
«– То есть вас Бадри практически подставил?
– Я всегда плохо разбирался в людях, в их человеческих качествах. Я всегда оценивал их ум, смелость, но заблуждался я и в случае с Бадри.
– Но это же один из ваших самых близких друзей…
– Я и сегодня его оцениваю как друга. Но ни с Абрамовичем, ни с Бадри я не позаботился оформить договоренности документально».
Это еще один фрагмент из последней беседы Березовского с представителем прессы, журналистом Forbes Ильей Жегулевым. То есть получается, что даже с человеком, которого все (и небезосновательно) считали «вторым я» Березовского, ему следовало «оформить договоренности документально». И это говорит человек, никогда не обращавший внимания на формальности! И это он говорит о том, кого «оценивает как друга» даже после смерти последнего…
Березовский раскидал всех: партнеров, конкурентов, жен, друзей и даже врагов. Кроме, как он думал, самого главного. Борис Абрамович считал Владимира Путина своим «врагом номер один», хотя если сам Березовский и был врагом для Путина, то перестал быть таковым сразу после того, как покинул Россию. В лондонском тумане ему мерещились кремлевские стены, за которыми прятался его главный обидчик, вынашивавший планы по уничтожению всего, что было сделано Березовским за несколько лет в новой демократической России. Но в Москве на вопрос журналиста «Радио «Свобода» Путин отвечал, переспрашивая: «Борис Березовский – это кто?»
Верю ли я в то, что Березовский написал Путину письмо? Да, мне кажется это вполне возможным. Верю ли я в то, что в этом письме были следующие слова: «Я наделал много ошибок, понимаю, как сложно меня простить, но я запутался и умоляю о прощении»? Да, в это я тоже склонен поверить. Потому что в ситуации, в которой оказался Борис Березовский, в которую он сам так отчаянно загонял себя столько лет, у него не осталось никого. Кроме, как он думал, врага…
«Ничего я больше так не хочу, как вернуться в Россию. Когда даже завели уголовное дело, я хотел вернуться в Россию. Даже когда завели уголовное дело! Только по совету Елены Боннэр остался. Главное, что я недооценил, что мне настолько дорога Россия, что я не могу быть эмигрантом! Я изменил многие свои оценки. В том числе самого себя. Это касается того, что есть такое Россия и что есть Запад. Я абсолютно идеалистически представлял возможность построения демократической России. И идеалистически представлял, что такое демократия в центре Европы. Недооценил инертность России и сильно переоценил Запад. И это происходило постепенно. Поменял свое представление о пути России… Я не должен был уезжать из России…»
Это не фрагменты письма Березовского Путину. Это снова кусочек его беседы с корреспондентом Forbes, к которой я обращаюсь, наверное, в последний раз. Лично мне Березовский ничего плохого не сделал. С деньгами обманул – ну так таких, как я, много наберется. У некоторых претензии гораздо более серьезные. Хорошего я от Бориса Абрамовича тоже как-то ничего не получил, разве что интервьюировать его было интересно. Но когда я, возвращаясь на такси из аэропорта домой, услышал по радио, что Борис Березовский найден мертвым и, скорее всего, он покончил с собой, у меня мурашки по коже побежали. Это была не жалость, и не – упаси Господи! – злорадство. Это был шок, самый настоящий. Потому что это было Возмездие. Именно так, с большой буквы. И когда я представляю, что должен был чувствовать человек, из-за одного греха – гордыни – решившийся на другой грех – самоубийство, – этот озноб возвращается. Это ужасное ощущение. О нем хочется забыть навсегда, но, думаю, наоборот, придется помнить. Не только мне, а очень многим. Чтобы не повторять ошибок, допущенных в своей жизни, видимо, не самым хорошим человеком Борисом Абрамовичем Березовским. И первый урок, который я извлекаю прямо сейчас: не мне его судить. Я и не буду.
