В конце нашего разговора Малашенко сообщил мне новость. Оказывается, наше общение должно было получить продолжение в самые ближайшие часы. Меня ждал разговор с Березовским – уже в паре с Игорем Евгеньевичем. В этом месте следует сделать важное пояснение. В моем личном плане значился пункт под названием «встреча с Березовским»: я намеревался постараться взыскать с нашего акционера долг по зарплате времен ТВ-6. Дело в том, что формально владельцами RTVi в то время были два человека: Гусинский и Березовский. Оба пострадавших олигарха в разные периоды работали с «командой Киселева». Только Гусинский делал это долго, целиком и полностью покрывая все финансовые запросы УЖК, Березовский же выступал в этой роли менее года, причем его инвестиции в наше беспокойное журналистское хозяйство продолжались и того меньше. Тем не менее почему-то изначально они поделили канал пополам. Гусинский не любил говорить о функциях Березовского на RTVi. С его слов выходило, что на начальном этапе Борис Абрамович вроде бы помог Владимиру Александровичу с деньгами, но затем финансовое участие Березовского в проекте полностью прекратилось.

Это косвенно мог доказать и я сам, потому что ни на одной из многочисленных встреч, посвященных финансовым вопросам, а тема бюджета была едва ли не самой популярной на наших совещаниях, Березовский не только не присутствовал, но даже и не упоминался. Впоследствии, когда пути закадычных «друзей-врагов» стали постепенно расходиться все дальше и дальше, Березовский вообще передал эту часть своего бизнеса Бадри Патаркацишвили, и именно Патаркацишвили занимался продажей этого актива. Впрочем, подробности того, как Гусинский продавал RTVi, обошли меня стороной. К тому времени я не работал в компании уже порядка пяти лет.

Но весной 2002 года Березовский активно участвовал в идеологическом направлении работы RTVi, поэтому мне и предстояло его выслушать. То есть получалось, что у моей командировки в Лондон была комбинированная цель: получить технологические инструкции от Малашенко и политические – от Березовского. Не знаю, что именно произошло в сложных взаимоотношениях Гусинского и Березовского, но после нашего лондонского знакомства Борис Абрамович крайне редко появлялся в поле моего зрения. Предположу, что наша деятельность стала ему просто неинтересна. Телекомпания RTVi пыталась заниматься журналистикой, по крайней мере это пытался делать я, а Березовский мыслил совершенно иными категориями: более масштабными, рискованными и авантюрными.

Не скрою, сообщение Малашенко меня заинтриговало – я не настраивался на столь скорую встречу. Парадокс заключался в том, что с Березовским я как раз общался чаще, чем с другими моими нынешними начальниками. Борис Абрамович всегда придерживался принципа активного существования в СМИ, так что мне приходилось брать у него интервью и для «Героя дня», и для «Эха Москвы». Но встречаться с ним в реальной жизни мне еще не доводилось, так что, конечно, я был заинтересован предстоящей беседой.

Увы! Мои ожидания не оправдались. Во-первых, Малашенко испортил мне настроение, сообщив, что для разговора с Борисом Абрамовичем необходимо выполнить одно условие: надеть на встречу галстук. Разумеется, никакого галстука я с собой не взял, пришлось идти в магазин и покупать его. С учетом того, в каком районе Лондона я жил, можно представить, сколько стоил этот чертов галстук. Причем такое внимательное отношение к дресс-коду объяснялось вовсе не снобизмом Березовского. Снобизм как черта характера, скорее, больше присущ самому Малашенко, потому что надменность, а иногда и легко читаемая брезгливость по отношению к окружающим у Игоря Евгеньевича проскакивали довольно часто. Березовский же, напустив вам пыли в глаза, стремительно превращался в лучшего друга, рубаху-парня, обещавшего с три короба прямо здесь и прямо сейчас. То есть снобизм Березовского выходил какой-то половинчатый, с началом, но без конца.

Вот и эту встречу Борис Абрамович назначил нам в знаменитой чайной комнате отеля The Ritz. Вообще все семейство этих отелей отличается повышенной «носозадирательностью», но лондонский The Ritz – безусловный лидер списка. Его чайную комнату то ли раз, то ли два раза в год – не буду сейчас врать, а проверить это при желании вы можете и сами – посещала королева Елизавета II. Поэтому в заведении существовали и существуют жесткие правила. Зайти туда просто так – здрассьте, налейте нам, пожалуйста, чайку! – абсолютно невозможно. Столик нужно бронировать заранее, учитывая при этом, что чай подают всего пять раз в день: в одиннадцать тридцать, в половине второго, половине четвертого, половине шестого и в семь тридцать вечера. Зато, если вы выполнили требование дресс-кода, заблаговременно зарегистрировались и не опоздали, вам представится возможность попробовать уникальный чай, насладиться уникальными десертами и услышать выступление уникальных музыкантов.

В отель мы с Малашенко пришли вместе. По дороге он периодически «зависал» перед витринами автомобильных салонов, по всей видимости, из чистого любопытства. Мне же не терпелось встретиться с enfant terrible российской политики. Внешне Березовский выглядел именно таким, каким я его и представлял. От себя самого, выступавшего по телевизору, он ничем не отличался. Небольшого роста, суетливый, активно жестикулирующий, он не разговаривал, а именно что выступал. С речью. Большой программной речью, содержащей подробные аргументированные доказательства неизбежного и очень скорого краха правящего в России режима.

Малашенко скучал и развлекался одновременно. Он, во-первых, много раз слышал все эти заявления Березовского, а во-вторых, по-моему, не придавал им никакого значения. Поэтому он включил «режим сноба» и периодически вставлял совершенно не касавшиеся содержания лекции Березовского критические замечания относительно упадка британской монархии. Этот вывод он сделал исходя из того, что в чайной комнате все было не так, как должно было быть. И чай не такой, и пирожные не такие, и посетители неправильные, и т. д. Березовский, каждый раз удивляясь, что его прервали на самом интересном месте, озирался по сторонам, быстро поддакивал Малашенко и возвращался к своей политинформации. Через некоторое время Малашенко вдруг говорил, что раньше в чайной комнате пользоваться фотоаппаратами запрещалось, а сейчас все фотографируют! Березовский делал паузу, выстреливал очередью: «Да, да, да, да!» – и опять начинал доказывать мне, что смена власти в России произойдет максимум через пару-тройку месяцев.

Тут, должен признаться, уже заскучал и я, потому как тоже все это слышал раньше, причем неоднократно. В какой-то момент у меня появились подозрения, что хитрый Гусинский нарочно подстроил мне этот разговор. Чтобы на всякий случай создать у меня впечатление от Березовского как от пустослова и прожектера, не способного оценивать события реально. Я и сам был довольно близок к подобной оценке Бориса Абрамовича, а это воистину «безумное чаепитие» только укрепило мои ощущения! Конец церемонии оказался скомканным: официант, подававший нам чай, ухитрился разлить его – мимо чашечек и блюдечек, но зато точно на «горку» с пирожными. Это окончательно убедило Малашенко в скором закате человеческой эры…

Что же касается Березовского, то один эпизод этого бесконечного моноспектакля я должен выделить особо. Когда Борис Абрамович решил передохнуть и послушать нас, разговор сам собой перешел на тему путешествий. Малашенко заговорил о планах предстоящей поездки во Флоренцию, я же что-то такое рассказал про Иерусалим. Березовский слушал молча и очень внимательно, а потом вдруг сказал: «Знаете, ребята, я вам так завидую! Вы можете по всему миру ездить… Нет, мы тут с Ленкой тоже в Шотландию выбирались… За грибами…» Причем произнес он эти несколько предложений с совершенно нетипичными для его манеры речи паузами. Напомню, он в то время ждал решения британских властей о предоставлении ему статуса политического беженца, так что покидать пределы Великобритании не мог. А пауза затягивалась. Не бог весть какая большая проблема, но Березовский не умел долго сидеть на одном и том же месте, потому что это не соответствовало его энергетике. Возможно, эта внезапно вырвавшаяся наружу грусть была искренней и настоящей. По крайней мере позже в разговорах с Березовским я никогда не сталкивался с подобным проявлением чувств или переживаний. Это касается также и его интервью. Исключением станет лишь беседа с Ильей Жегулевым, журналистом издания Forbes, которая состоялась за несколько часов до смерти Бориса Абрамовича: «Я не знаю, что мне делать. Мне шестьдесят семь лет. И я не знаю, что мне дальше делать…»