Что же касается программы, то записали мы ее с первого раза. Пан Анджей был очень приветлив, сам предложил мне задавать вопросы на русском, но отвечать предпочел на польском, чтобы, как он сказал, «точнее выражать мысль». Говорили о политике, но не только. Разговор уходил и в историю, и в культуру, и, разумеется, в сферу кино. Вообще, возможность общения с такими людьми и есть та самая журналистская удача, когда не хочется перебивать собеседника и нет необходимости задавать уточняющие вопросы. Причем я не могу сказать, что позиция нашего гостя была исключительно «пропольской», «проевропейской» или «антироссийской». Вайде именно в эти дни исполнялось семьдесят пять лет, а это тот возраст, в который человек умный входит уже человеком мудрым. Мудрость же, как мне кажется, вообще не приемлет никаких однозначных оценок. В конце разговора режиссер подписал нам видеокассеты с предпоследним на тот момент своим фильмом «Пан Тадеуш». После этого мы провели небольшую фотосессию, так что у меня дома теперь стоит фотография, на которой запечатлены Анджей Вайда, мой коллега Мурат Куриев и я.
«Герой дня» у Анджея Вайды
Успех командировки мы с Муратом отпраздновали в «ресторации» «Pod Herbami». Это небольшое заведение выбирал Мурат, расчетливо рассудив, что в самом сердце Старого города цены могут оказаться гораздо выше, чем всего в одном квартале от главной достопримечательности Варшавы. Я, естественно, набрал домой каких-то сувениров, в том числе скульптурную группу «варшавские евреи». Это были четыре маленьких глиняных человечка, стоящих на небольшой подставке. Они и сейчас живы, разместились в нашей спальне. Подставки, правда, уже нет, да одному из человечков коты отломали ручку, но во всем остальном у «варшавских евреев» все хорошо. Они по-прежнему пучат глаза и чего-то требуют от каждого, кто на них посмотрит…
По возвращении в Москву я, видимо, почувствовав вкус к «шикарной иностранной жизни», тут же схватил жену в охапку и отправился знакомить с заграницей уже ее. Причем улетели мы не куда-нибудь, а в Париж! Первые сутки провели в Диснейленде, успев в отсутствие публики накататься на всех аттракционах, а потом на несколько дней отправились в саму столицу. Поскольку туристы мы были неопытные, то свою первую выездную программу строили в точном соответствии с рекомендациями, полученными в турагентстве. Поэтому из нашего De L’Ocean Hotel мы последовательно отправлялись в Лувр и Версаль, на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа и в кабаре Moulin Rouge, в собор Парижской Богоматери и на Эйфелеву башню. Ну и, конечно, в Galeries Lafayette – как же без шопинга в главном магазине Парижа!
Так же внимательно следовали мы и указаниям в отношении ресторанов. Хотя наше посещение Le Grand Cafe Capucines оказалось отмечено воспоминаниями не столько о братьях Люмьер, сколько о мистере Бине[10]. Юлька, к тому времени уже приучившая меня есть мясо с кровью, заказала пресловутый steak tartare, но получив его, так и не смогла съесть. И не потому, что в нем оказалось слишком много специй, а потому что ей было невыносимо смешно! Она так хохотала, вспоминая, как мистер Бин пытался распихать кусочки этого блюда по самым неожиданным местам, что, по-моему, не на шутку перепугала гарсонов и посетителей. Чтобы не доводить дело до вызова полицейских, я быстро съел все сам!
В последние сутки нашего пребывания во Франции мы оказались в настоящем замке. Это быль отель Chateau de Fere, расположенный в городке Фер-ан-Тарденуа, в здании XVI века, рядом с которым сохранились крепостные развалины еще более древние – XIII века. На ужин при свечах нам подавали утку и, конечно, сыры на десерт… Разумеется, мы влюбились во Францию и впоследствии неоднократно возвращались в эту страну, даже ухитрились покататься на машине по всей Бретани и Нормандии. Однако главным итогом нашей французской поездки стали не столько незабываемые впечатления и десятки, если не сотни, фотографий, сколько знакомство с человеком, которому суждено было стать другом нашей семьи – и даже родственником.
Вышло все случайно, как это и должно происходить в жизни. Наш гид заболел, поэтому агентство прислало на замену совершенно удивительную женщину по имени Мариша, Марию Владимировну Жесткову. Она забыла перевести часы на час вперед, и мы уже думали, что экскурсии нам придется устраивать самостоятельно. К счастью, спешить мы не стали и остались в гостинице, поэтому пусть с опозданием на час, но все-таки познакомились с «французской теткой с приветом». Это она сама себя так называет. Мариша родилась уже во Франции – в первую волну эмиграции Россию покинул ее дед. Продолжательницу рода Василия Никитича Татищева всегда «воспитывали лицом к России». Вот и довоспитывались…
Пока Мариша возила нас по Парижу и его окрестностям, от Санлиса до Пьерфона, она рассказывала о себе, о своих родных, о своей «революционной» юности. Например, она участвовала в заговоре по срыву визита во Францию Никиты Хрущева в 1960 году. Заговорщики собирались спилить флагшток с государственным флагом СССР! Именно на примере Мариши я впервые столкнулся с отличиями, существовавшими в отношении представителей русской эмиграции к Сталину и к Хрущеву. Для Мариши (я не могу называть ее Марией Владимировной, это как-то абсолютно неорганично!), человека православного, верующего глубоко и искренне, Хрущев – хуже Сталина. Видимо, обещание «показать последнего попа по телевизору», услышанное лично, оказало на нее более сильное воздействие, чем исторические факты репрессий 1930-х годов.
Из-за этой же темы – отношений власти и Церкви – мы с ней и спорили. Мариша доказывала, что при Путине в России начали возрождать разрушенные храмы и это говорит о человеке исключительно положительно. Мы с Юлькой возражали, что Путин – обычный гэбэшник, от которого ничего хорошего ждать не приходится, и тяжелое положение, в котором оказалось наше родное НТВ, – лучший тому пример. Мариша, как человек мудрый, быстро уяснила, что спорить с нами пока бесполезно, поэтому строила свою тактику иначе. Она просто показывала нам свою, православную Францию и делилась собственным представлением о России, нашей общей Родине. Чуть позже, кстати, выяснилось, что она лично знала семью Бориса Йордана, с членами которой пересекалась на почве общественной деятельности. Дело в том, что Мариша еще в середине 1950-х годов стала активным членом скаутского движения, а Йорданы всегда много внимания (и денег, добавлю я) уделяли возрождению в России скаутов и кадет. Кто победил в споре, думаю, подробно теперь объяснять не надо: наши младшие сыновья сейчас учатся в кадетской школе, а Мариша – крестная мать нашего среднего сына Темки!
Вернуться в Россию Мариша решила в тот момент, когда ее внуки уже перестали нуждаться в постоянном внимании со стороны бабушки. Она села в свой умопомрачительный доисторический «Опель», пересекла Францию и Германию, на пароме добралась до Финляндии и… оказалась на Родине. Она и до этого бывала и в России, и в Советском Союзе. Например, знаменитый Лефортовский тоннель в Москве появился не без ее помощи: Мариша работала переводчиком на строительстве, которое вели французские специалисты. Помимо всего прочего, для возвращения у нее была еще одна важная причина. Согласно завещанию деда, Мариша и ее брат Николай (к сожалению, совсем недавно скончавшийся) должны были вернуть дедовскую библиотеку в Тольятти, город, который когда-то основал их предок Василий Татищев. Волю деда они выполнили, хотя Мариша за это вынуждена была заплатить еще и кучу денег. На таможне выяснилось, что документы оформлены с какими-то ошибками, поэтому наших дарителей обязали внести значительную пошлину. Но для человека, «воспитанного лицом к России», это не стало ни препятствием, ни оскорблением. Иногда я думаю, что учиться по-настоящему любить свое Отечество нужно именно у таких людей, как Мариша. Потому что она делает это честно. В самом деле, у вас есть другое объяснение, почему человек, живущий в самом центре Европы, имеющий там семью, работу (а потом пенсию), друзей, могилы родителей, – в конце концов оставляет все это и едет в Россию? Страну, в которой все вечно не так? Когда она приехала к нам домой, то с порога объявила, что стала фанаткой ЮКОСа. Я очень удивился, зная, что к нашим олигархам Мариша относится, мягко говоря, без симпатии. «У них на заправках самые чистые туалеты!» – объяснила она.
