Что же касается лимоновских акций протеста, то за судьбой ребят, оказавшихся в тюрьме, мы следили еще довольно долго: вопросы возникали не столько к властям, сколько к лидерам НБП, в частности, к самому Лимонову. Эдуард Вениаминович тогда казался мне кем-то вроде провокатора, который сам избегал наказания за действия своих последователей, ограничиваясь разве что попаданием в автозак и несколькими часами, проведенными в камере предварительного заключения. У самого Лимонова на это всегда был готовый ответ – мол, он свое уже отсидел. Но у родителей мальчишек и девчонок, поверивших своему вождю и пытавшихся отстаивать, пусть сомнительными методами, но – идеалы справедливости, а в результате получивших тюремные сроки, к лидеру НБП имелись серьезные претензии.
Сейчас Лимонов больше похож на какого-то водевильного дедушку. Он по-прежнему режет «правду-матку» в Интернете и радиоэфирах, но истинно революционного духа в нем поубавилось. Даже внешне Эдуард Вениаминович ныне смахивает не на пламенного трибуна, «агитатора, горлана-главаря», а на персонажа светской хроники, холеного и хорошо пахнущего. В общем, не как в песне группировки «Ленинград»: «Ты права, я – дикий мужчина: яйца, табак, перегар и щетина!» Щетина у Лимонова преобразилась в элегантно постриженную бородку, табак и перегар вообще отсутствуют, хотя яйца, несомненно, остались при нем.
Кстати, этого не скажешь о других оппозиционных политиках, вышедших в публичную плоскость в середине нулевых. Я имею в виду Гарри Каспарова и Михаила Касьянова, которые хоть и недолго, но числили Лимонова среди своих единомышленников. Когда Каспаров в 2004 году основал и возглавил «Комитет 2008», а потом еще и Объединенный гражданский фронт, Гусинский попросил меня встретиться с Гарри Кимовичем и обсудить программу поддержки его политической деятельности. Я сказал Гусинскому, что не собираюсь превращать телекомпанию в пиар-отдел Каспарова, но, если он будет заранее ставить нас в известность о своих планах, мы, по возможности, будем о них рассказывать. Гусинский очень быстро согласился, из чего я сделал вывод, что эту идею ему подкинул кто-то другой. Возможно, Венедиктов.
Получив вскоре приглашение от Гарри Кимовича, я приехал к нему в гости, где смог насладиться чудным угощением, которым нас потчевала его знаменитая мама, Клара Шагеновна. Сам же Гарри Кимович потчевал меня рассказами о том, что только его политические программы смогут изменить жизнь в нашей стране. Возможно, именно во время этого разговора с Каспаровым я с ужасом осознал, что теряю связь с реальностью. Сначала Киселев, потом Березовский, потом «говорящие головы» с «Эха Москвы»: год за годом я слышал одни и те же мантры от разных людей. Я попросил Каспарова предоставить нам подробный список мероприятий «Комитета 2008», в том числе – выездных, чтобы мы могли рассказывать о них в эфире. Он пообещал, и больше я с Гарри Каспаровым никогда не встречался. Тогда я подумал, что это очень странная, но часто проявляющаяся у наших оппозиционеров черта: они умеют лишь говорить – долго, образно, красочно, – но, закончив свою речь, так и не приступают к делу, как будто считают задачу уже решенной.
А на Михаила Касьянова моих сил уже не хватило совсем. Если Каспаров еще демонстрировал какую-то активность, ругался с единомышленниками, выгонял их из своих организаций, уходил оттуда сам, оказывался под арестом и в конце концов получал по голове шахматной доской и кусал полицейских, то Касьянов с самого начала своей оппозиционной деятельности был нудным и приторным, как торт, который надели ему на голову аж десять лет спустя. Я, к счастью, уже дорабатывал свое время на «Эхо ТВ», откровенно отбывая номер. Касьяновские агитпоездки мы начали активно освещать году в 2006-м, у нас даже был выделен для этих целей специальный корреспондент, Аркадий Медведев, еще один выходец со «старого НТВ», примкнувший к нашему коллективу. К Аркаше у меня не было никаких претензий. Напротив, ценой лишь ему известных усилий он превращал скучнейшие мероприятия с участием Михал Михалыча в нечто смотрибельное. Но я уже устал сопротивляться самому себе. К тому же каждый раз при виде Михаила Касьянова в моей памяти всплывал фрагмент одной из программ Шендеровича, в которой тогда еще премьер Касьянов был представлен в рубрике «Зоология», и голос, стилизованный под моментально узнаваемую манеру Николая Николаевича Дроздова, говорил за кадром что-то вроде: «Этот зверек всегда надувает щеки и забавно басит». Цитата не дословная, но точная по смыслу. Так что Михаил Касьянов для меня всегда был тем, кто «забавно басит», и серьезно относиться к нему я просто не мог.
1 сентября 2004 года мы снова перешли на аварийный режим работы. Беслан для меня оказался даже страшнее «Норд-Оста», потому что теперь заложниками террористов оказались дети. Опять мы несколько дней провели в редакции, не покидая ее помещений. Опять выходили в эфир с экстренными выпусками новостей. Опять сообщали об ужасных итогах трагедии. Но самое неприятное – если можно так говорить в данном случае – заключалось в том, что в то время мы почти привыкли к жизни в условиях постоянной террористической угрозы. Если спросить вас сейчас, помните ли вы, что произошло в Беслане, все, конечно, ответят, что боевики захватили школу в этом городе. Но далеко не все смогут назвать правильную дату – 1 сентября 2004 года. И вряд ли кто-либо, кроме разве что журналистов или представителей иных связанных с информационными потоками профессий, вспомнит, какие еще теракты произошли в России в 2004 году. А ведь это был страшный год, год настоящего тотального террора. 6 февраля – взрыв бомбы в московском метро, в перегоне между станциями «Автозаводская» и «Павелецкая». Погиб сорок один человек. 9 мая – взрыв на стадионе в Грозном. Убит президент Чеченской Республики Ахмат Кадыров. 21–22 июня – боевики Шамиля Басаева совершают нападение на столицу Ингушетии Назрань. Погибли девяносто пять человек. 24 августа – смертницы взрывают в воздухе самолеты «Ту-134» и «Ту-154», вылетевшие из аэропорта Домодедово. Погибли девяносто человек. И, наконец, взрыв у станции метро «Рижская» в Москве 31 августа. Еще девять погибших.
Но трагедия в Беслане затмевает все остальное. Возможно, это особенность человеческой памяти. Или психики. Мы не можем помнить только плохое, только страшное. Потому и запоминается только самое-самое ужасное. Этого никак не могут понять наши несгибаемые оппозиционеры, постоянно не критикующие, а ругающие страну. Нельзя, невозможно строить свои политические кампании на одном лишь негативе. Критикуйте, но предлагайте что-то свое! Обращайте внимание на ошибки, но не апеллируйте постоянно к трагическим страницам прошлого! Ругайте сегодняшних чиновников, но дайте людям надежду, заставьте их поверить вам, поверить в ваши силы! Нельзя все время думать и говорить только о плохом, ибо тогда ты теряешь смысл жизни. Желание жить. Я не пытаюсь сейчас найти какие-то доводы, которые доказывали бы, что сейчас в России все хорошо. Конечно, нет, я же не идиот, хотя многие мои критики пытаются меня таковым представить. Но я твердо уверен в том, что вижу: жизнь в России сейчас, в середине десятых годов XXI века, так же отличается от жизни в середине нулевых, как и тот период отличался от времени, которое мы сейчас называем «лихими девяностыми»! Да, если хотите, «жить стало лучше, жить стало веселей»! И Сталин тут совсем ни при чем…
2005 год телекомпания «Эхо ТВ» встречала, крепко встав на ноги. Моя жена до сих пор уверена в том, что выход в эфир в сентябре того года телекомпании Russia Today (ныне RT. – А. Н.) был обусловлен необходимостью как-то ответить на факт нашего существования. Я, в силу своего врожденного скептицизма, скромнее оцениваю роль «Эхо ТВ» и RTVi в рождении Russia Today, но то, что за три года нам удалось с нуля создать пусть маленькую, но вполне профессиональную телекомпанию, – чистая правда. И если мы поспособствовали, пусть неосознанно, появлению телекомпании RT, выполняющей сейчас (и успешно!) задания огромной государственной важности, я этому очень рад. Потому что RT в сегодняшних условиях – наш щит в информационной войне. А RTVi с момента своего создания являлась камнем, вложенным в пращу. Такая вот грустная история.
