– Для такого случая, я их верну на время, – в голосе насмешка.

И Локи с ужасом с ужасом понимает, что стоит над телом своего старшего брата. Ровно перед камином...

Тор лежит ничком, из-под груди расползается красная лужа...

– А что это у тебя в руке? – будто с интересом спрашивает невидимый двойник.

Трикстер медленно опускает глаза, и... пальцы сжимают истекающее кровью сердце.

Мир будто взрывается.

Лофт падает на колени перед бездыханным телом, вдавливает ладонь в неподвижную спину и судорожно ищет в себе хотя бы каплю магии... Пусть у него заберут эту никчемную жизнь и вернут Тору!

Но в груди пустота. Будто на том самом пустыре, перед дверьми черного храма. И только ветер гоняет мусор, шурша осколками...

А на фоне, вгрызаясь в сознание, звучат шипящие слова:

– И пойми, наконец – ты не можешь измениться. Ты – змея. Тварь, которая кусает руку, которая кормит. Лжец! Шлюха! В тебе нет больше света. Ты – Бог Безумия. Смирись!

– Это все ложь! – севшим голосом, уже не веря больше самому себе, шепчет Локи, дрожащими пальцами приглаживая светлые растрепанные волосы старшего, – этого нет... Этого не может быть!

– Ты не веришь тому, что видишь? – почти с участием интересуется голос, – тогда что же, по-твоему, реальность?

Локи не отвечает. Ему больше нечего сказать. Он просто ложится рядом со старшим, обнимает бездыханное тело и затихает, уткнувшись куда-то в шею Бога Грома...

А в голове, будто в издевку, звучат уверенные слова, которые так часто говорил брат:

– Все будет хорошо...

И вдруг кто-то резко встряхивает его за плечи, почти больно... Но трикстер только сильней вцепляется в плечи мертвого брата и прячет лицо в светлых волосах.

Но руки с плеч никуда не деваются. Наоборот, становятся настойчивей.

Прикосновения какие-то... знакомые. Тревожные...

И в безмолвие, окутавшее разум, внезапно прорывается звук:

– Локи! – отчаянный голос Бога Грома, – ради всех богов, брат! Открой глаза!

– Не издевайся надо мной, – умоляюще выдыхает трикстер, чувствуя, как теряет материальность тело брата под ладонями, – не надо... Он ведь мертв, чего тебе еще надо?!

Теплые ладони, стирающие со щек бесконтрольно текущие слезы. Шепот, наполняющий пустоту в груди теплом:

– Все хорошо, брат.

И легкий поцелуй в мокрые от слез губы.

Маг недоверчиво приоткрывает глаза и сразу же встречает взгляд Тора.

– Я ведь убил тебя... – мозг не контролирует произносимые слова, – я держал в руке твое сердце, а Оно...

– Оно больше никогда не повредит тебе, – в самое ухо проговаривает старший, – я не позволю этому случиться, слышишь?

Даже если это не реально – пусть лучше такая ложь, чем...

Бог Безумия запускает пальцы в волосы громовержца и откидывает голову, подставляя губы под поцелуй...

Тор наклоняется к чуть приоткрытому рту младшего и накрывает губами. Целует мягко, успокаивающе...

А в груди глухая боль. Эти жуткие кошмары, мучающие мага, лишающие его ощущения реальности... Заставляющие кричать, просыпаясь в холодном поту, или вот так...

– Ты ведь веришь мне, Локи? – Бог Грома целует уголок рта, щеку, висок... – веришь?

– Конечно, брат, – бесцветно повторяет трикстер свое обычное.

– Расскажи, – просит Тор, пересиливая себя, – что ты видел в этот раз?

И Локи рассказывает. Безэмоционально, тихо... Но слова пробирают до дрожи. Локи хороший рассказчик и образы буквально роятся перед внутренним взглядом. Жуткие, кровавые...

От них веет безысходностью, болезненным темным безумием...

Осознание, что все это стало для младшего параллельной ночной реальностью – заставляет прижимать хрупкое тело трикстера к груди, пытаясь хоть как-то укрыть от приходящего во тьме.

А тонкие губы все складывают слова, сливающиеся в жуткую картину безумия...

Локи говорит об отвратительных сценах из подземелий Асгарда. Рассказывает в подробностях, каждую деталь... И в его словах сквозит такая ненависть к самому себе, что становится страшно.

Тор прикрывает глаза, приобнимает младшего прижимаясь щекой к его груди. Так можно не только слышать слова, но и чувствовать их. Пусть это наивно – но Богу Грома кажется, что таким образом он сможет забрать хотя бы часть боли брата.

Локи что-то рассказывает о вырванных сердцах, о глазах детей, об их криках... О самом Торе. О том, как держал в руке сердце старшего.

А потом с мрачным удовлетворением описывает подземелье, оплетенное сгнившими корнями, о змее, чей яд капает на лицо... О том, что пророчество обязательно сбудется, что он заслужил боль...

– Я больше не могу так, – равнодушно говорит трикстер, закончив, – не могу каждую ночь это видеть. Они либо трахают меня. Снова и снова. Либо я убиваю тебя. Как сегодня.

И добавляет, чуть помолчав:

– Но сегодня еще ничего... Сегодня я не видел твоего лица...

– Это прекратится, – Тор устраивает мага у себя на груди и успокаивающе гладит по голове, – и тебе будет легче.

– Возможно, – дергает плечом младший, – главное, что ты в это веришь.

– Я люблю тебя, – Бог Грома не знает, что сказать, поэтому просто целует трикстера и тихонько похлопывает по спине.

А Локи выскальзывает из объятий, поднимается с постели и подходит к окну.

Там уже занимается серый рассвет. Явно подморозило, поэтому стекло запотело...

Маг касается затуманенной поверхности, за тонким пальцем тянется голубоватый морозный узор. Покрывает окно затейливым кружевом... И Тор узнает озеро, окруженное сказочными изогнутыми цветами...

А потом Локи подхватывает со стула куртку и, набросив на плечи, выходит из комнаты, даже не взглянув на старшего.

Через небольшую паузу, хлопает входная дверь, и Бог Грома, откидывая одеяло, тоже встает с кровати. Надевает рубаху и идет на улицу.

Трикстер сидит на крыльце, завернувшись в видавший виды пуховик, спрятав руки в карманы. Растрепанные волосы торчат в разные стороны, под покрасневшими глазами – синяки...