Тор открывает было рот, чтобы что-то сказать, но тут же обрывает себя. Любые слова могут вызвать приступ неконтролируемой истерики... Вместо этого, громовержец мягко прикасается губами к острому плечу младшего, выскользнувшему из слишком широкого воротника рубахи. Целует заляпанную грязью холодную кожу...

– Ты можешь сказать, что хотел, Тор... – грустно выговаривает маг, – я не буду истерить.

– Почему ты не убил эту тварь здесь? – задает волнующий вопрос Бог Грома.

– Если бы я мог... – Локи качает головой, – Оно связано со мной. Ты ведь видел татуировки... Оно – это я. Та часть, которая спит в каждом из нас и не просыпается никогда. А во мне... Хель разбудила ее. Я читал о подобном, но просто не хотел верить, что это случилось со мной.

Тор потрясенно молчит, сжимая, кажется, сильнее, чем надо, ладонь младшего.

– Так что... – маг слабо пожимает плечами, – вариантов у меня не много.

– Ведь можно загнать ее в одну из комнат и запереть... – Бог Грома выговаривает это почти удивленно. Такое простое решение почему-то пришло в голову только сейчас.

– Я не смогу сделать это, – глухо отвечает трикстер, – я слишком слаб.

– Мы сможем вместе, – Тор мягко стирает со щеки брата грязь, – я помогу тебе.

– Ты... поможешь? – как-то недоверчиво спрашивает Бог Безумия, заглядывая старшему в глаза, – но... если Оно убьет тебя здесь – ты больше не очнешься!

– Оно никого не убьет, – твердо выговаривает громовержец, – все будет хорошо.

– Мне страшно... – Локи почти истерично вцепляется вдруг в предплечье старшего, – ты не представляешь, насколько сильно я боюсь... Я стал слабым, никчемным... Даже собственное сознание не могу контролировать... – маг дергает подбородком, закусывая губу.

– Ты не никчемный, – Тор поднимается и подает руку трикстеру, – не говори так. Я бы не вытерпел и половины того, что перенес ты.

Трикстер только горько усмехается и, игнорируя протянутую ладонь, встает на ноги, судорожно цепляясь за стену. И хрипло выговаривает, слизывая с губ кровь, снова натекшую из носа:

– Это не делает мне чести. Я лишь трусливо цеплялся за жизнь.

– Выжить – это не трусость! – Бог Грома едва успевает подхватить младшего, запнувшегося о лежащую на полу толстую цепь.

– Ну да, – издевательски выдыхает маг, судорожно вырываясь, – только вот ты опустил один нюанс: не трусость – выжить в бою. А когда тебя трахают без передыху, как базарную шлюху – живучесть – лишь свидетельство твоей слабости. Я ведь мог прекратить свою жалкую жизнь в той камере... Но испугался. Хотя, казалось бы... ради чего мне было жить?

– Ради меня, – Бог Грома касается холодных пальцев трикстера, – если ты не видишь смысл в своей жизни, подумай обо мне.

Локи дергает плечом – и подходит к двери. Кладет тонкую ладонь на металл и напряженно замирает. Богу Грома кажется, что даже воздух вокруг сгустился...

А трикстер чуть запрокидывает голову и, будто прислушиваясь к чему-то, ведет рукой по гладкой поверхности. Тонкие пальцы скользят почти завораживающе... Тор бессознательно делает шаг к младшему и кладет ладонь на его руку. Гладит эти холодные пальцы... А маг обхватывает ладонь брата и проводит ею по двери... И в глазах громовержца взрывается калейдоскоп пустых жутких коридоров, каких-то продуваемых ледяным ветром комнат, заваленных мусором залов...

– Когда-то тут было красиво... – грустно комментирует трикстер где-то на периферии сознания, – но потом... Наверное, это болезнь. Я ничего не могу исправить. А Оно сейчас в Храме. Я покажу.

И картинка смазывается, ускоряясь до неимоверной, какой-то космической скорости. Несколько секунд – и перед глазами разворачивается пустырь, обрамленный по кругу острыми черными скалами, а в центре, на возвышении одиноко стоит огромный, выложенный черным камнем Храм. Неимоверно похожий на тот, что был в Вавилоне. Тот же пятигранный шпиль, пронзающий серую хмарь неба, грубые геометрические формы...

– Оно внутри... Веди себя тихо.

И Бог Грома оказывается в огромном, облицованном черным мрамором помещении. Тусклые факелы, горящие почему-то изумрудным тревожным светом... Какие-то неясного происхождения шорохи... Испачканный кровью пол...

– Здесь Оно едва не убило меня, – в голосе мага появляется отвращение, – я едва успел сбежать...

И вдруг... откуда-то из мрачной глубины зала выходит... Локи. Тяжелое пафосное облачение, как то, что было на младшем в первый раз, как Тор увидел его после Хельхейма, аккуратно зачесанные волосы и жуткий безумный взгляд зеленых глаз с ярко-красными зрачками.

– Бог Грома... – и голос у лже-Локи такой же.

Чуть хрипловатый, вкрадчивый...

– Значит, вот кто его трахает...

– Собственной персоной... – как-то язвительно выговаривает трикстер, вдруг материализуясь рядом с Тором.

– Не противно со шлюхой-то? – игнорируя реплику мага, спрашивает Тварь, – если бы ты видел, как они его...

И Тор, краем глаза видит, как изможденное лицо младшего дергает судорога.

– Я видел достаточно, – в груди поднимается мутная волна, требующая немедленного выхода, – только это не имеет никакого значения. Потому что он мой брат.

– Ну, да... – кивает Оно, как называет его про себя Тор, – твой брат, как же. Этот йотунхеймский выродок – только отравлял твою жизнь. И будет делать это на протяжении вечности. Дай мне убить его – и тебе не придется ничего делать самому... Я сделаю это быстро, если захочешь...

– Тронешь его – и умрешь, – тяжело выговаривает Бог Грома, делая шаг вперед.

Тварь заливисто, задорно смеется, закидывая голову. И Тор с горечью отмечает, что Оно полно сил. На светлой коже мягкий румянец, глаза блестят...

– Да мне и трогать его не нужно... – отсмеявшись, сообщает лже-Локи, – он сам себя убьет. Так или иначе. Ему недолго осталось.

Трикстер горько кивает и, глядя прямо в глаза своего двойника, почти шепчет:

– Так оно все и будет, – и как-то неосознанно повторяет:

– Так, или иначе...

Громовержец качает головой и выговаривает, на периферии зрения контролируя младшего:

– Я не дам тебе убить моего брата. Я сделаю все, чтобы он жил. Даже, если мне придется умереть.

И призывает молот, фиксируя ухом удивленный выдох двойника.

_____________________________________________________________________