Никакой реакции. Пустые прозрачные глаза и холодная неподвижность.

Бог Грома обнимает младшего, прижимает к себе и закрывает глаза, чувствуя слабое биение сердца в худой груди трикстера.

Сон приходит незаметно. Накрывает черным покрывалом, обволакивая холодным покоем. Бог Грома проваливается в забытье, как в хлюпающую жирную трясину.

***

Он же весь изломанный, стеклянный,

такому только в ящике с ватой лежать (с).

Темное холодное помещение. Обшарпанные, сочащиеся влагой стены и дурной запах плесени и гнили.

Тор судорожно оглядывается, не понимая происходящего. Не понимая, как попал в эту... Камеру?!

Та самая камера из Асгардского подземелья... та, где он нашел своего брата, безвольно лежащего в темной луже...

Бог Грома непроизвольно оглядывается на то место, где увидел тогда окровавленное тело младшего... и замирает: в углу, обняв руками острые колени, сидит Локи. Аккуратно зачесанные назад черные волосы не сочетаются с грязной серой рубахой, мешком висящей на исхудавших плечах.

– Локи?.. – выдыхает громовержец, делая порывистый шаг к младшему.

Из головы вылетает все. И мысли о странности происходящего и о жутком месте...

Маг вскидывает пронзительные зеленые глаза и как-то робко улыбается.

– У меня все-таки получилось... – голос трикстера хрипловатый, будто он долго не говорил, – я не надеялся... Ты так хотел поговорить со мной, брат...

– Что происходит, Локи? – Бог Грома делает еще шаг и едва не оскальзывается в луже крови, – где мы?

– У меня в голове, – почти буднично отвечает маг, – в моем сознании.

– То есть... – Тор судорожно пытается понять происходящее, – эта камера... Это то, что у тебя в голове?!

– Не только... Просто... только здесь оно не может достать меня. В этой камере мне было слишком больно... И эта мерзость – она боится моего страдания, почему-то, – Локи виновато смотрит на старшего, – прости... Просто я заперся тут, чтобы не причинить тебе зла... Оно жаждет крови, мечется там...

– Как ты это сделал? – хрипло спрашивает громовержец, с каким-то дурным предчувствием.

– Это заклинание... Оно вытягивает мои силы... ну, знаешь... – маг поджимает губы, подбирая слова, – как если перерезать вены, только ментальные. Я слишком слаб, чтобы находиться в сознании, но это дает преимущество на нематериальном уровне. Я могу контролировать свое сознание.

– Вернись, брат... – Тор присаживается рядом и касается исхудавшего запястья, – мы сможем все исправить! Мне плохо без тебя...

Локи дергается, а потом внезапно, без перехода, истерично выкрикивает:

– Я не хочу! Я не хочу слышать шепот этой мерзости во мне! Не хочу чувствовать! Не хочу ощущать себя! Посмотри! – Лофт вдруг вскакивает, сдирая с себя рубашку, – посмотри на это! Я же весь в грязи! В мерзких, липких воспоминаниях... Они заливали меня спермой по уши! Кончали на меня, в меня! На мое гребаное лицо! Посмотри на эти шрамы! – маг хватает ладонь старшего и ведет по полосам, изуродовавшим гладкую кожу, – это ведь не шрамы воина! Не шрамы подвигов! Это шрамы моей слабости! Шрамы шлюхи! Шрамы моего бессилия! Ты... – трикстер судорожно хватает ртом воздух, – помнишь, Ты говорил что с тобой рядом должен быть воин?! Ты ведь хотел видеть во мне равного! А я – как обуза на твоей шее! Потерявший разум Бог Безумия! – маг коротко жутко смеется, – как в насмешку! Ты ведь возишься со мной, тратишь все свое время! А я только и могу, что закатывать истерики и время от времени раздвигать ноги! А ты ведь мог стать царем Асгарда, если бы не я! Я только отравляю твое существование! Моя смерть – это самое прекрасное, что может случиться в твоей жизни!!!

– Что ты несешь?! – Бог Грома, сначала просто опешивший от неконтролируемого потока слов, прихватывает младшего за плечи, разворачивая к себе, – послушай себя! Это чушь! Я никого так не любил, как люблю тебя! Поверь мне, брат! Твои шрамы – шрамы на моем сердце! Напоминание о том, что это именно я не уберег тебя! Они – моя вина!

– Слезливый бред! – некрасиво орет Локи, отскакивая в сторону, – в моей нечистоте виноват только я один! Я должен был умереть! Но ты все сделал по-своему! Как всегда! Я никак не могу понять одного – как тебе не противно?! Когда тебе изменила твоя девушка, как ее, – маг прикусывает на секунду губу, вспоминая имя, – Джейн? Что ты ей сказал? Что после его рук – ты не можешь касаться ее! А это был всего один раз! А я... меня перетрахало столько ублюдков, что... – он задыхается, захлебываясь словами, – я даже не помню, сколько точно их было!!!

– Это другое, брат, – тяжело выговаривает Тор, – совсем другое. Тебя изнасиловали. Это... Иди сюда, – не найдя подходящих слов, Бог Грома притягивает к себе сопротивляющегося мага и целует в искаженные истерикой губы. Целует нежно, медленно... Пытаясь успокоить.

Локи вырывается и сползает по стене, оседая на грязный пол.

– У меня ведь нет другой памяти теперь... – шепчет маг, обнимая колени, – я помню все, начиная с Йотунхейма, а остальное... Остались только размытые воспоминания... В основном те моменты, которые... я хотел бы забыть. Оно забрало все. Все, что было хорошее. Единственное, что осталось – это твое совершеннолетие. Тогда, когда ты танцевал с Сиф. Да и то... Осталось, потому что я ревновал. Я еще надеялся тогда, что... – трикстер проводит рукой по лицу, – что у нас может что-то получиться, что ты поймешь... Глупо, но я хотел, чтобы ты пригласил танцевать меня...

– Хочешь потанцевать? – прерывает брата Бог Грома.

– Что? – растерянно переспрашивает маг, поднимая голову.

В зеленых глазах удивление и какая-то несмелая надежда.

И Тор повторяет, протягивая младшему руку:

– Потанцуй со мной, Локи.

– Как танцевать без музыки? – трикстер тянет вверх уголок губы.

– Кто из нас маг? – возвращает улыбку Бог Грома, – ты ведь можешь что-то придумать с музыкальным сопровождением?

– Ты ведь... – Локи касается пальцами до сих пор протянутой ладони, – я думал, что ты терпеть не можешь мою магию...

И Тор закусывает губу, снова остро ощущая себя виноватым.

Как можно сказать младшему правду? О своей трусости... О том, как вечерами тайно наблюдал за тонкой фигурой, окутанной зеленоватым сиянием... А днем демонстративно издевался, боясь показаться не таким, как все... А потом опускал глаза, избегая печального изумрудного взгляда...