Но маг только упрямо пытается вывернуться.

Тогда Тор перехватывает холодные пальцы трикстера, сжимает и касается губами изуродованных шрамами запястий, целует неровные полосы, не давая выдернуть руки.

– Не отстраняйся от меня... – шепчет он, пытаясь подобрать правильные слова, – не бойся ничего, Локи! Я никогда не оставлю тебя! Что бы они... не сделали с тобой!

Лофт дергается, судорожно втягивая воздух. И замирает, видимо потеряв надежду на то, что сможет вырваться. А Тор прижимает к груди его сведенные судорогой пальцы и выдыхает:

– Вдвоем – нам будет легче. Мы сможем все исправить...

А Локи вдруг выдергивает руку и прижимает к виску старшего. И Бога Грома накрывает шквал резко сменяющихся, отвратительных кадров.

Ледяная, тускло освященная единственным факелом камера... Холод, пронизывающий все существо, боль... и хрупкая фигура, скорчившаяся на шероховатой, поблескивающей поверхности. Неестественно заломленные за спину худые руки и... будто окно, через которое Тор все это видит, расширяется – и кадр становится полноценным. Мускулистая фигура Бюлейста, склонившаяся над распластанным на полу телом младшего. В руке мучителя – что-то блестящее гладкое... Резкое движение – и предмет врывается в тело мага, кажется, разрывает... Но Локи только сдавленно всхлипывает и сильнее раздвигает ноги. По синему, испещренному узорами лицу – катятся крупные слезы. А потом... Потом йотун, не вынимая льда, вздергивает трикстера на четвереньки и, перехватив рукой свой член – вталкивается сам. И вот теперь Бог Безумия кричит. Надорвано, хрипло... И вдруг... в этом крике, Тор узнает свое имя. Трикстер выкрикивает его с мольбой, со слезами...

Но картинка резко сменяется, перенося громовержца в жуткого вида подземелье. И снова цепи, кровь... И Бог Грома с ужасом узнает в жестоко вдалбливающемся в младшего чудовище – себя. Узнает собственные пальцы, вцепившиеся в слипшиеся от крови черные волосы, свой голос, озвучивающий отвратительно-пошлые, откровенно мерзкие комментарии... А Локи только всхлипывает от каждого толчка, судорожно закусывает губу, когда мучитель наносит совершенно неожиданный тяжелый удар по лицу. И слабо вскрикивает, когда член с мокрым хлопком вырывается из истерзанного тела. А светловолосый двойник грубо переворачивает трикстера на израненную спину – и, запрокинув голову мага – кончает на острый, ссаженный подборок...

Кадр вспыхивает и разворачивается снова в Йотунхейме. Только вот Локи уже другой... В красных глазах – безумие. Жесткое, бескомпромиссное, отдающее чем-то жутким... И заваленный трупами йотунов огромный зал. А трикстер вдруг вскидывает взгляд, улыбается, растягивая окровавленный рот в улыбке и выдернув руку из грудной клетки еще дергающегося воина, облизывает измазанные черным пальцы...

И снова мелькающий калейдоскоп. Кричащие дети, рыдающие женщины... Горящие селения, города... и в каждом кадре – резкая, будто надломленная фигура младшего.

Маленькая девочка, испуганно озирающаяся по сторонам... Будто из мрака вытканные стены Черного Храма... И тонкий голосок:

– Вы убьете меня? Как маму?..

И глухой ответ:

– Да, детка. Как маму...

И звук разрываемой плоти. Отчаянный, захлебывающийся крик...

Вспышка – и трикстер корчится перед жертвенником, сжимая в ладони толкающееся кровью сердце. На заострившемся бледном лице – болезненное удовольствие.

Смена кадра – и уже знакомая сцена из подземелья. Обшарпанные стены, холод, мрак, влага... С тем только отличием, что рядом с магом не двое, а трое. Взгляд отчего-то задерживается на лиловом синяке, охватывающем весь бок трикстера.

– Подержи ему челюсть, а то еще укусит, как в прошлый раз...

И руки, разжимающие рот младшего, терзающие и так кровящие, разбитые до мяса губы... А потом... член, вталкивающийся до основания. Уже не для удовольствия, а для изощренного издевательства.

Надорванный кашель, хрип... И звук удара. Ровно по сломанным ребрам...

Маг заходится криком, изгибаясь в руках мучителей.

Его вздергивают на колени, прогибают в пояснице, заставляя пошло подставиться – и мучительный крик, когда высокий воин, спустив штаны, со сладострастным стоном врывается внутрь.

Тор пытается прекратить это все, рвется к младшему... Но будто невидимые цепи охватывают тело, не пускают... А в сознание все льется этот отвратительный поток кровавых образов... Будто кто-то специально выхватывает самые мерзкие куски из происходящего и показывает...

Сперма, брызгающая, на разбитые губы, свист плети... Все это смешивается в одну картину, расшатывающую разум... И Тор чувствует, как по щекам текут слезы, когда слышит хриплый шепот, брата, повторяющего раз за разом его имя...

И все прекращается. Резко, будто кто-то перекрывает шлюз, останавливая мутный поток.

Тор раскрывает глаза и тут же встречает затравленный взгляд младшего. Трикстер всем телом прижимается к стене, стараясь не дотрагиваться до Бога Грома даже краем одежды.

А Тор молча обнимает брата, прижимается губами к взмокшему высокому лбу и целует, слизывая капельки испарины.

Маг отстраняется и глухо спрашивает:

– Как после всего этого ты можешь касаться меня? Я полон нечистоты... Во мне нет больше того, кого ты любил, Тор. Только шлюха, пользованная всеми... И чудовище, питавшееся чужой болью.

– Не смей говорить так! – Бог Грома обхватывает лицо младшего ладонями, разглаживает большими пальцами тонкие брови... – ты не виноват ни в чем, слышишь? То, что произошло... Неужели, показывая мне все это – ты думал, что я отвернусь от тебя? Брошу...

Локи вскидывает изумрудные, наполненные слезами глаза и выговаривает:

– Я на это надеялся.

– Что?! – горло перехватывает спазмом, зажимает...

– Я чувствую, как пачкаю тебя, брат... – в голосе Бога Безумия боль, – чувствую, как с каждым... таким моментом, моя мерзость перетекает к тебе. И я... Я не хочу, чтобы ты пачкался. Поэтому... Если ты уйдешь сейчас, Тор – я пойму. Просто знай, что я все так же буду любить тебя...

Бог Грома качает головой и горько спрашивает:

– Почему ты так себя ненавидишь, братишка? За что? За то, что тебя мучили? За то что унижали? Я не знаю, как доказать тебе, что люблю тебя. Что мои действия – это не попытка скрыть чувство отвращения, а любовь... Но я буду всегда рядом. И буду доказывать столько времени, сколько нужно. Что бы ни случилось.

Локи долго молчит, а потом всхлипывает, утыкаясь в грудь старшего и шепчет, глотая слезы: