Боги!

Насколько же нужно быть извращенцем, чтобы...

– Это приятно... – шепчет вдруг трикстер,– спасибо.

Тор молча наклоняется и целует пахнущую кровью кожу.

И наконец, глаза находят осколок... Кажется, его втыкали не один раз. Рядом с основной раной – много длинных воспалившихся разрезов.

Кажется, кому-то доставляло удовольствие раз за разом вонзать узкую стекляшку в незащищенную кожу...

– Один из них... – будто читая мысли брата, тихо выговаривает Локи, предупреждая вопрос, – ему нравилось делать это, когда...

Маг осекается и замолкает, прикусывая губу. Зеленые глаза вспыхивают болью и отвращением. И Тора настигает страшная догадка.

Он внезапно понимает, что именно здесь происходило... Сразу все становится на свои места. И синяки, в виде отпечатков пальцев на боках трикстера, и длинные царапины... И то, что младший обнажен, и засохшая кровь на бедрах...

– Прости... – голос срывается, – ради всех богов, Локи... Я...

– Какая теперь разница? – через силу улыбается маг, – теперь, когда ты узнал...

– Кто это делал с тобой? Назови его имя! – выкрикивает Бог Грома, чувствуя, как в груди что-то больно лопается...

– Их было много... – бесцветно отзывается младший, – да, и... мне было слишком больно, чтобы запоминать лица, – и продолжает, не давая Тору вставить ни слова, – забавно, верно? Это... все. История идет по кругу. Наверное, это моя судьба – быть шлюхой...

– Не смей! – громовержец резко перебивает Бога Безумия, судорожно обхватывая его лицо ладонями, – не надо... Ты ведь знаешь, что это неправда!

А Локи просит вдруг, срывающимся голосом:

– Не презирай меня... Пожалуйста! Я просто... Я понимаю, что это тяжело... Но хотя бы не говори мне об этом! Иначе я не выдержу. Я просто не смогу так больше...

– Я никогда не буду презирать тебя, брат... – выговаривает Тор, – никогда, слышишь? Давай сейчас уберем этот осколок.

Перехватывает скользкое стекло и как можно резче выдергивает. Он по опыту знает, что такое лучше проделывать быстрее и неожиданней.

Трикстер дергается, хрипло выдыхая. Но больше никак не показывает свою боль.

– Вот и все... – Бог Грома мягко прикасается к тонким пальцам младшего, – теперь... Локи, мне нужно посмотреть, что они сделали...

– Не надо, – испуганно шепчет маг, отдергивая руку – Тор, это слишком... мерзко. Я не хочу, чтобы ты снова пачкался об меня...

Громовержца буквально передергивает от этой просьбы.

Как же нужно ненавидеть себя, чтобы сказать подобное?

– Локи, я... – Бог Грома гладит слипшиеся черные волосы младшего, стирает с виска грязь, – я буду осторожен, обещаю. Это нужно сделать, брат...

И осторожно касается мягкой кожи брата.

Мутной волной накатывают тяжелые воспоминания. И пустой взгляд трикстера, и его боль...

Едва пальцы проходятся по бархатистой ложбинке, раздвигая ягодицы – маг дергается, накрывая левой рукой ладонь старшего. Трикстер ощутимо дрожит.

– Все хорошо, – Тор успокаивающе поглаживает холодные пальцы, – я просто помогу...

– Прости – слабо выдыхает маг, – я просто... привык, что они...

– Я – не они, брат, – громовержец прикасается губами к подбородку трикстера, – позволь мне помочь.

Между ягодиц скопилась засохшая сперма вперемешку с кровью. Кошмарное зрелище дополняет разорванный, до сих пор кровоточащий анус...

– Я смою все... – хрипло выговаривает Бог Грома, – Локи, просто потерпи, хорошо?

И намочив водой из фляги тонкий носовой платок, начинает стирать грязь, чувствуя, как сжимает спазмом горло...

Бог Безумия просто лежит, не шевелясь. И только слабо вздрагивает, когда становится особенно больно...

Когда, наконец, основная часть смыта, громовержец откладывает платок и достает пузырек с походным антисептиком. Боль, если он попадает на рану – поистине адская, но...

– Брат, у меня есть обеззараживающее, правда – это то, что мы обычно берем в поход...

– Плевать... – резко отвечает маг, – главное, что есть. Давай... Пожалуйста.

И Тор, закусив губу, капает на разрывы прозрачную жидкость.

Бог Безумия судорожно дергается, всхлипывая. Хрупкое тело выгибается...

Громовержец опускает руку на плечо брата, прижимает к полу, чтобы тот больше не двигался и шепчет:

– Все... Это все. Больше не будет больно. Потерпи.

Трикстер расслабляется и тяжело дыша, выговаривает:

– Спасибо...

А Тор наклоняется к бледному лицу младшего намереваясь поцеловать тонкие губы, но отшатывается, вспоминая, что рот мага сейчас – почти как открытая рана.

И вдруг замечает на щеках брата прозрачные дорожки слез. Лофт беззвучно плачет, с трудом втягивая воздух, явно сдерживая всхлипы.

– До сих пор больно? – Бог Грома осторожно стирает влагу.

– Тебе настолько противно? – вместо ответа шепчет маг, – хотя... это очевидно... Прости.

И громовержец вдруг понимает, что сейчас наделал... То, как расценил его незаконченный поцелуй младший.

– Локи, я просто... подумал, что твои губы слишком сильно болят... – отчаянно говорит Тор, – я не хотел причинить тебе лишнюю боль! Поверь!

– Тогда поцелуй... – тихо просит трикстер, закрывая глаза, – если хочешь...

Тор запускает пальцы в густые волосы Локи и мягко прикасается к изуродованным тонким губам. Маг приоткрывает рот, приглашая... И Бог Грома проникает внутрь, гладит язык брата своим, проводит по ровной кромке зубов...

Поцелуй получается неуклюжим, с привкусом крови и слез... Но таким желанным, родным...

– Я люблю тебя, – в который раз повторяет Тор, зацеловывая мелкие ссадины на подбородке младшего, слизывая скатившиеся слезы... – прости, что подвел... Ты поверил мне, а я оставил тебя одного...

Горло перехватывает спазмом, и Бог Грома замолкает, судорожно прикусывая губу.

– Сейчас ты здесь, – тянет вверх уголок рта трикстер.

– Я отнесу тебя в комнату. Тебе нельзя оставаться здесь, – выговаривает Тор, – потерпишь?