С каждой отобранной жизнью – сил бороться все меньше. Все сильнее накатывает апатия и хочется отдаться этой череде убийств. Отдаться, наконец, этому мраку, выжечь в себе память... Хель ошиблась в одном – чувства невозможно отобрать. Их можно всего лишь загнать в самую глубь подсознания, но рано или поздно... Татуировки кровоточат не останавливаясь, предплечья превратились в открытую рану, боль адская, но он уже привык. Что значит физическая боль для него теперь? Теперь, когда есть та, другая... Заставляющая убивать...

И пути назад нет.

Сдаться – значит умереть. На месте. Незамедлительно.

Хотя... в его ситуации, наверное, это, может и к лучшему? Смерть – это не так уж и плохо... Может, удастся на этот раз избежать вечных мук?

Трикстер глупо и истерично ухмыляется, представляя себя в Вальхалле...

Успокоиться. Нужно рассуждать здраво и выполнять план.

Локи мысленно окидывает взглядом все жарче разгорающееся сражение. Подступы ко дворцу пылают, сам замок тоже уже наполнен звуками битвы.

Хаос, ночной кошмар...

Когда-то давно, в детстве, трикстер больше всего боялся, что с домом что-то случится... А теперь – он претворяет собственные страхи в жизнь...

Злая ирония. Насмешка.

Трикстер нашаривает сознание брата. Естественно, это Главный Вход. Огромные колонны, золотая лестница, залитая кровью, заваленная трупами... И его Бог Грома...

Прекрасен.

Светлые растрепанные волосы, отточенные, но вместе с тем неудержимо-яростные движения...

Маг закусывает губу и заставляет себя переключиться. Сейчас – его цель – Всеотец. Наиболее сложная, наиболее важная...

Локи натыкается на ауру Одина в самом неожиданном месте. В его личных покоях. Там, в самой глубине дворца. И Фригг с ним...

Мелькает равнодушная мысль, что, возможно, придется убить и ее...

Трикстер переступает через труп Бальдра, лежащий у самого выхода, и медленно шагает в центральную часть замка. Туда, где все закончится.

В своих силах Бог Безумия уверен. Сейчас, напитанный жизнями миллиардов, он способен раздавить не только Одина. Но осознание этого не добавляет какого-либо комфорта или радости. Скорее пустоту. Сила, полученная таким путем, никогда не станет полностью его. Это кредит. Который заведомо нечем отдать.

Вот и высокие золоченные двери.

Маг взглядом срывает их с петель и швыряет в разные стороны. И издевательски кланяясь – входит внутрь.

***

Один резко встает с кресла, сжимая жезл. Тот, которым так мечтал обладать Локи, когда-то...

– Как ты посмел явиться сюда, грязный предатель?! – голос Всеотца раскатами отдается от высокого потолка, ударяется о стены...

Трикстер наклоняет голову набок, разглядывая Верховного Бога, сжавшуюся в углу Фригг... Те, кто воспитали его. Те, кто унизили...

– Это мой дом, – усмехается Локи, чуть разводя руками, – я думал, что имею право явиться.

– После того, что сотворил?! После того, как уничтожил Йотунхейм и Мидгард?

– Асгард. Его я тоже уничтожил, – вежливо замечает маг, – скоро от твоего города не останется камня на камне. Он падет. И я убью всех. Каждого ребенка, старика... Всех мужчин и женщин... Как и везде, где я был.

Всегда спокойное лицо Всеотца искажается от гнева. Он перехватывает посох, простирая руку. И здание потрясает ужасающей силы удар. Световая волна обжигающим шквалом проносится по залу... А Локи почти лениво складывает пальцы в характерном защитном жесте, откидывая яростную энергию, преобразовывая ее, наполняя черными нитями своей магии... сжимает кулак, формируя белую, в черных прожилках, сферу. И резко швыряет ее в отца.

Зал второй раз потрясает удар. Только сейчас он в разы мощнее, ярче... Секунда, и трикстер уже сжимает пальцами горло Одина, прижимая его и так обездвиженное тело к полу:

– Стой на месте! – хрипло шипит он, слегка оборачиваясь к Фригг, – а лучше беги отсюда. Так быстро, насколько сможешь! Иначе, я смогу догнать.

– Сынок... – ее голос срывается, – Локи, остановись! Пожалуйста! Останови все это! Ведь гибнут невиновные! Забери наши жизни, а их – оставь... Они должны жить!

– Невиновные? – тихо спрашивает трикстер и срывается на крик, – здесь нет невиновных! Как ты можешь называть меня сыном? Ты даже не попыталась помочь мне, когда Один приковал меня к позорному столбу, зашил мой рот! Ты просто молча смотрела! И клянусь богами, тебе это нравилось! И вся эта толпа! Они невиновные? Они заслуживают жить?! Вся эта мразь, которая обсуждала преступление, которое я не совершал! Единственный, кто здесь невиновен – это мой брат! Он единственный не бросил меня! Он любил меня! Любил так, что пожертвовал всем, ради моей ничтожной жизни!!! Я ненавижу тебя... – голос срывается, из горла вырывается только хриплый шепот, – ненавижу! Я хочу, чтобы ты умерла... Я хочу твою смерть! Хочу смотреть, как ты корчишься от боли, рядом с отцом!

Тело, ведомое желанием убить – подается вперед, пальцы уже предвкушают ощущение уходящей жизни..

И кто-то с силой толкает его в сторону... Трикстер летит на пол. Но обостренная смертью реакция не дает упасть. Локи перекатом уходит вправо и резко поднимается, одновременно ставя защиту. И так и замирает, с прижатыми к груди ладонями.

Тор. Его старший брат. В заляпанном кровью нагруднике... На щеке - длинная яркая царапина. Как тогда, в ледяной камере...

– Что ты здесь делаешь?! – слова вырываются сами собой.

Он ведь не должен был здесь быть! Это не по плану! Не по его чертовому плану!

– Уходите, – вместо ответа отрывисто бросает Тор матери, – забирай отца и уходите.

Верховная Богиня резко хватает Одина за руку, и они исчезают в тусклой вспышке.

– Ванахейм... – задумчиво проговаривает трикстер, – неудачный выбор. Я буду там сразу после Асгарда.

– Что ты творишь, брат? – тихо спрашивает Бог Грома, – ты понимаешь, что едва не убил мать сейчас? Опомнись!

– Я не брат тебе!!! – истерично выкрикивает трикстер, забывая о том, что ему нужно держать себя в руках, – зачем ты называешь меня так?! Ты ведь ненавидишь меня! Едва я сдамся – ты первым плюнешь в мою сторону! – маг не замечает даже, что в точности повторяет слова сказанные тем, другим...

– Я когда-нибудь давал тебе повод усомниться в себе, Локи? – горько спрашивает Тор, – неужели ты так ничего и не понял? Не понял, что тебя могут любить?

– Видимо, нет, – зло шипит Лофт, сжимая кулаки.