Как же быть? Не надеясь, что свет примет его, он решил принести себя в жертву свету. Надо составить состояние, что ж, он найдет выход. И отправился к отцу Франсиски, сказал, что любит его дочь, что хочет соединиться с нею, что состояния у него нет, но он клянется, что через некоторое время сумеет разбогатеть. Пусть только старик согласится на помолвку.

Отец Франсиски, человек практичный, на это не пошел, он сказал, что если Франсиска будет еще не замужем, когда Даниэл разбогатеет и вновь объявится, он, отец, благословит их брак.

На этом они расстались.

Даниэл уехал в Минас-Жерайс.

Конечно, я должен был с самого начала сообщить, что и Даниэл, и Франсиска жили в Рио-де-Жанейро, и там родилась и окрепла их любовь.

Даниэл обратился к дальнему родственнику, поделился с ним своим горем и рассказал о своих намерениях. Родственник предложил ему отправиться вместе с ним в Минас-Жерайс и уверял, что в скором времени у Даниэла будет весьма приличное состояние, так, как в этом штате всем предоставляются редкостные, исключительные возможности сколотить капитал.

Они уехали. Родственник — чтобы поразвлечься, Даниэл — чтобы приобрести то последнее, чего ему не хватало для безмятежной жизни с Франсиской.

Даниэл распростился с Франсиской и с музой. И с той, и с другой было последнее свидание, была и шелковая лестница, и жаворонок, заставивший нашего Ромео покинуть свою Джульетту. Обе возлюбленные провожали юношу горькими слезами, но разлука, временная конечно, с ними была необходима, чтобы потом полнее насладиться счастьем, и поэт оставил их, как слишком обременительный в пути багаж.

Прошло шесть лет.

Даниэл, которому исполнилось уже двадцать пять, вернулся из Минас-Жерайс с вполне приличным капиталом и с планами на будущее, которые должны были еще более упрочить его положение.

Родственник его умер, оставив Даниэлу все свое имущество.

Последние два месяца перед возвращением он не получал от Франсиски писем, но, поскольку все эти годы переписка их была отнюдь не постоянной, он не придал этому значения и готовился преподнести невесте восхитительный сюрприз.

Если время, образ жизни, превратности судьбы охладили пылкую страсть Даниэла к музе, то чувства его к Франсиске ничуть не изменились. Любовь Даниэла была так же сильна, как в первые дни, она даже окрепла после всего, что ему пришлось вынести.

Однако, приехав в Рио-де-Жанейро, он решил не идти сразу к Франсиске, а сначала разузнать о ней, разведать, верна ли она ему, выяснить, достойна ли она его любви, которая выдержала испытание временем и разлукой и которой он принес в жертву дарованный ему богом талант.

Только он вошел в гостиницу, где собирался пожить первые дни, как встретил знакомого.

— Сезар! — окликнул он.

— Даниэл! — вскричал Сезар.

После первых объятий и бессвязных вопросов Сезар пригласил Даниэла на завтрак, который ему давали друзья в честь назначения на ответственную должность.

Даниэл принял приглашение, был представлен всем собравшимся, и скоро между сотрапезниками завязалась самая непринужденная болтовня.

Когда завтрак кончился и все разошлись, приятели остались одни и поднялись в номер к Даниэлу.

Сезар заговорил первый:

— Хоть сейчас, когда мы с тобой вдвоем, скажи, почему ты уехал из Рио и где пропадал все шесть лет?

— Я был в Минас-Жерайс.

— И, наверное, сколотил состояние?

— Да, кое-что скопил.

— Но в чем причина?

— В любви.

— Вот оно что…

— Я любил девушку, которой не позволили выйти за меня, потому что я был беден.

— И ты?..

— Я принес музу поэзии в жертву музе предпринимательства, решил вложить капитал своей души в акции счастья и теперь стою на пороге храма обетованного.

— Кто же эта счастливица?

— Об этом потом…

— Боишься?

— Нет…

— Я ее знаю?

— Нет, насколько мне известно.

— Дай бог тебе счастья, мой дорогой поэт.

— Спасибо. А ты как живешь?

— Я женился.

— Быть не может!

— Правда. Я женат.

— Счастлив?

— Вроде бы.

— Ты не уверен?

— Вроде бы счастлив. Как можно быть уверенным в чем-либо на этом свете?

— Да, ты прав.

Даниэл задумался. «Как можно быть уверенным хоть в чем-либо?» — повторял про себя бывший поэт слова Сезара.

— Я живу возле… Придешь завтра?

— Не знаю, как получится, но при первой возможности зайду.

Сезар дал Даниэлу визитную карточку со своим адресом, и они распрощались.

Даниэл остался один. Он хотел узнать о Франсиске у старых друзей и знакомых и отправился искать их. Но судьбе не угодно было, чтобы он нашел их. Он потратил на бесплодные поиски весь вечер и весь следующий день. И в конце концов решил идти прямо к Франсиске, явиться живым образом долгожданного и наконец обретенного счастья.

Всю дорогу он думал, каким образом ему предстать перед возлюбленной своей души. Погрузившись в размышления, он шел машинально, не глядя по сторонам, словно его подталкивала некая неведомая сила.

Обдумывая очередной вариант, он вдруг поднял голову и увидел в окне… кого же? Франсиску, прекрасную Франсиску, из любви к которой он исколесил столько легуа в далеких краях, питаясь горьким хлебом тяжкого труда и усталости.

Даниэл вскрикнул. Девушка, только что внимательно смотревшая на него, словно опомнясь, тоже вскрикнула и скрылась.

Даниэл, взволнованный, опьяневший от счастья, быстрыми неверными шагами вошел в дом.

И дом был другой, и швейцар не тот — прежнего, который покровительствовал обоим влюбленным, уже не было видно. Но Даниэл не придал переменам значения, он взбежал по лестнице и остановился на площадке перевести дух. Стучать не хотелось, он ждал, пока ему откроют.

Вскоре дверь ему открыли. Он прошел в гостиную. Там никого не было. Он сел и стал ждать.

Ждал четверть часа.

Каждая минута тянулась как столетие. Даниэлу не терпелось увидеть возлюбленную, ведь сердце его все шесть лет разлуки только потому и билось!

Когда истекло четверть часа, в коридоре послышались шаги. Даниэл решил, что это отец Франсиски, и постарался придать своему лицу выражение, приличествующее встрече с практичным человеком. Но он ошибся. Услышав шуршание шелковых юбок, Даниэл понял, что идет Франсиска. Дверь отворилась, Франсиска вошла.

Да Франсиска ли это?

Ее нельзя было узнать.

Перед Даниэлом предстала живая статуя страдания, скрытое, но беспощадное горе точило несчастную женщину. Иссиня-черные тени залегли под ее глазами, в которых еще горело пламя, но то был огонь сжигавшей ее лихорадки. Она исхудала. Франсиска и теперь была воплощением поэтической мечты, но не той юношески-наивной, а совсем другой, доступной лишь людям, изведавшим страдания.

Даниэл невольно сделал шаг назад от этой незнакомой ему женщины. Но тут же в естественном порыве бросился к ней с распростертыми объятиями.

Франсиска замялась, но, уступая движению души, обняла Даниэла. И тут же, хотя и против воли, высвободилась.

Она пригласила Даниэла сесть. Спросила о здоровье, об успехах. Когда Даниэл рассказал, сколько ему пришлось выстрадать, чтобы добиться права просить ее руки, Франсиска поднесла платок к глазам, из которых выкатились две слезы. Всего две, но горячие, как раскаленная лава.

— И вот… — сказал Даниэл.

Франсиска перебила его:

— Даниэл, мы не можем пожениться.

— Как «не можем»?!

— Я замужем.

— Замужем!

— Да…

Долго они молчали. Франсиска не поднимала глаз; Даниэл не отрывал от нее взгляда, силясь понять, чудовище перед ним или жертва.

Потом встал, взял шляпу и сказал:

— Прощайте!

Франсиска посмотрела на него и робко спросила:

— Вы не выслушаете меня?

— Что ж тут скажешь…

— О, не обвиняйте меня! Меня заставили, принудили! Отец хотел выдать меня замуж побыстрей, лишь бы подвернулась хорошая партия. Я плакала, просила, умоляла. Но все напрасно. Он заставил меня выйти замуж. Если бы вы знали, что я вынесла!