Неотера остановился в дверях, искренне восхищаясь внушительным зрелищем. Пауза медленно сменилась сомнениями, когда магистр подсчитал огневую мощь, собравшуюся впереди, и взвесил её против докладов о мятеже Гурона. Несмотря на доказательства на пути к планете, Неотера не был уверен до конца, может ли он доверять Гурону, самопровозглашенному Тирану Бадаба. Но позади него собралось тридцать лучших воинов-богомолов из 1-ой и 2-ой рот, ветераны и герои, и Неотера знал, что их ничто не устрашит. Впрочем, он также осознал, что этим показом силы Гурон полностью обнулил ”доверие”, которое якобы хотел показать разрешением войти во дворец готовыми к битве.

— Великий Магистр Хоизан Неотера, Магистр Воинов-Богомолов и хранитель земель Мордрианы и Оотеки, я приглашаю тебя в свой зал, — Гурон встал, когда произнёс формальные слова, тихим эхом разнёсшиеся под сводами, и начал спускаться по ступеням, чтобы встретить Неотеру на уровне пола, — Я рад, что ты прибыл. Сообщения небезопасны, и, как ты понимаешь, мне больше нелегко покидать систему надолго.

— Магистр Гурон, — с меньшим восторгом ответил Неотера, — Ваш приём — честь для нас.

Он зашагал навстречу Люфгту по мраморному полу, пока остальные Воины-Богомолы строились позади.

— Хоизан, нам предстоит многое обсудить, — начал Гурон, в чьих глазах горел глубокий и незаметный свет, когда они посмотрели друг другу в лицо и слабо поклонились, — Есть серьёзные дела, которые касаются всего Империума. В наших руках спасение наших братьев Астартес — мы последняя надежда Императора. Брат, я могу на тебя положиться?

Неотера больше не был уверен в том, сколько прошло времени. Он начал ощущать эффекты бессонницы: голова была тяжелее, чем обычно, словно магистр был контужен, а его мысли двигались подобно призракам сквозь дым. Неотера не устал, но за годы научился узнавать слабую дымку в голове — действие каталептического узла, который смещал утомлённое сознание, чтобы позволить мозгу функционировать без сна. Сквозь дымку, которая опустилась на его мысли, словно пыль, что осела на наплечники доспеха, Неотере казалось, что он простоял на аквилле примерно семь дней. Всё это время он не двигался и, насколько помнил магистр, сказал лишь те четыре непродуманных слова. Его разум был полон вопросов и обвинений совета судей — постоянный и мощный натиск на разум Неотеры постепенно продавливал стойкую решимость, и магистр чувствовал головокружение, вызванное слиянием злобы и милости его дознавателей. Но Неотера знал, что не сломается, только не вновь.

Вопросы отбросили его мысли обратно к раздумьям, и Богомол потерял себя в прошлом на какое-то время. Но насколько? И как много из мыслей могли увидеть судьи? Проникали ли они в воспоминания Неотеры и наблюдали, как магистра предают его же мысли? Среди безликих судей в тенях точно было несколько могущественных библиариев, но магистр не был достаточно просвещён, чтобы точно знать пределы их сил. Возможно, что его решимость не говорить была бессмысленно. Возможно, что совет мог извлечь искомые ответы без ограничений языка. Но тогда зачем задавать вопросы? Зачем проводить его через действия суда, если они могли просто опустошить его разум и лично просеять воспоминания?

Если только это не было испытанием. Они хотели увидеть, что он скажет, где сломается, как попытается оправдать себя, а затем сравнить слова с внутренним голосом души Неотеры. Верит ли он в собственные слова? Есть ли коварство в сердце магистра? Станет ли он оправдывать себя или винить остальных? Осталась ли в Неотере честь после всех ужасов, которые он выпустил на галактику, даже после того, как магистр надругался над самыми священными клятвами верности?

Но он не сказал ничего. Лишь четыре слова: «я не прошу пощады». Он не пытался объяснить. Также Неотера знал, что его разум постоянно бурлил, ища ответы на вопросы, которые задали судьи, потому что это были и его вопросы: как до этого дошло? Есть ли у них ответы? Смогли ли они найти истину в лихорадочных размышлениях магистра? Могли ли они объяснить это ему? Ему было нужно знать это так же, как и судьям. Даже больше. Потому что в адское пламя падала душа магистра, а не их.

Если он могут заглянуть в его разум, то узнают. Магистру было нужно знать. Он заслуживал знание. Его душа молила о нём.

Как до этого дошло? Я заслуживаю знания. Мысли шипели, словно газ из треснувшего бака.

Ничего ты не заслуживаешь, Властелин Богомолов.

Едкие мысли насмехались над его негодованием и сочились презрением. Но Неотера знал, что они были правы: он не заслуживал ничего. Протесты, пусть и предназначенные лишь для мыслей магистра, а не разумов совета, были его недостойны, что полностью оправдывало насмешку библиария.

Вновь мука от измены себе разрушала душу Неотеры, соперничая с бездонным ужасом от предательства всего, что Богомол считал правильным и справедливым. Это было невыносимо, но он держался. Магистр даже не был уверен в том, что узнаёт себя. Как до этого дошло? Как он докатился до этого?

Тяжёлый скрежет сказал Неотере, что открывались главные двери в зал. Глядя прямо вперёд, Богомол прислушивался к шагам, чьё эхо разносилось в тенях сводчатого потолка вокруг краёв помещения. Насколько магистр помнил, это был первый раз, когда двери открывались, и кто-то входил после начала слушания. Но Неотера осознал, что он не был уверен даже в настолько незначительном факте — он потерял веру в целостность своего разума. Сошёл ли он с ума? Или был безумен с самого начала? Был ли Неотера когда-либо по настоящему предан Императору?

— Хоизан Неотера, Великий Магистр Воинов-Богомолов и хранитель земель Мордрианы и Оотеки, совет признал тебя виновным в самом ужасном из преступлений против Империума Человечества, — голос, глубокий, резкий, и не склонный к дипломатии, подобно тёмному потоку нахлынул на Неотеру. Ужас слов был для магистра бальзамом на душу: он был виновен, его не простят. Облегчение было настоящим и почти физически ощутимым.

— Ты злоумышлял против света самого Императора. Ты пролил кровь Его самых верных служителей и принёс Хаос в самое сердце Империума. Ты не защищался, не объяснял свои действия и не просил о снисхождении. Намерением совета было казнить тебя за твои преступления и выбросить твоё генетическое семя в пустоту. Также, мы намеревались распустить Легион Богомолов, лишить твоих космодесантников доспехов и оружия, закрыть на карантин твой родной мир Оотеку и приговорить выживших Воинов-Богомолов к жизни сервиторов, которые будут восстанавливать уничтоженные вами миры.

Голос замолчал, а Неотера ощутил, как его изучает дюжина пар глаз. Он не отводил взгляда и не моргал. Неотера прикусил губу и сконцентрировал разум на словах: ему нужна была ясная голова, чтобы услышать вердикт. Затем магистр понял, что это не всё, и ощутил внезапную липкую панику, что судья отменит приговор, а затем шок оттого, что ощутил панику первый раз в жизни со времён Кровных Испытаний на Оотеке, когда его приняли в ряды Воинов-Богомолов. Что с ним тряслось? Действительно ли предательство погрузило его в безумие?

Мы заберём Оотэку, властелин насекомых. Твой род больше не будет отравлять её леса. Теперь она — моя

Неопознанные мысли были слабыми и колючими, словно изодранным злобой. Даже в лихорадочном состоянии Неотера вновь ощутил присутствие служащего себе духа.

— И всё же, Хоизан, на совете есть те, кто не верит, что твоё безмолвие вызвано недостатком раскаяния. Некоторые не видят в тебе высокомерия. И считают, что твои вопиющие поступки были вызваны не ненавистью или личными интересами, но обманом, коварством других.

Слова обжигали, словно пламя. О чём они говорили? Судьи пытались найти способ спасти его после всего? Действительно ли у них сохранилась вера в Неотеру, которую он сам утратил? Судьи использовали его имя — никто не называл Неотеру Хоизаном больше века. Они пытались показать привязанность к нему?

Я — Воин-Богомол. Мне не нужна ваша любовь. Я не прошу пощады. Мысли отчаянно шелестели в разуме Неотеры.