Практически сразу же из контейнера выбралась крепкая фигура, очертания которой скрывали изменчивые переливы накинутого камуфляжного плаща. Человек двигался с ошеломляющим изяществом и по-военному аккуратно, несмотря на скрытую под плащом тяжелую панцирную броню. В его руках была тонкая винтовка с узким стволом, лишенная приклада и магазина. Он пересек посадочную палубу, скользя в тени и держа палец на спусковом крючке.

Брат-сержант Карий замер, когда мимо штабеля ящиков, за которым он скрывался, прошла группа рабочих и надсмотрщиков Гильдии. Единственный уцелевший глаз на покрытом шрамами лице уставился на командира надзирателей, внимательно следя за ним. Именно этот человек будет отдавать приказы, если кто-то из рабочих или охранников заметит сержанта. А значит, в случае, если дойдет до схватки, надзиратель умрет первым. От винтовки Кария донеслось приглушенное шипение, с торца прицела выдвинулись длинные провода. Сержант скаутов слегка наклонил голову, чтобы они подключились к заменявшей утраченный глаз механической оптике. Когда провода вошли в голову, Карий ощутил, как в сознании начали поступать данные с прицела винтовки: постоянно обновляющаяся последовательность, отображающая возможные цели, расстояние, препятствия и предполагаемую скорость.

Карий оставил данные без внимания, сконцентрировавшись на собственных чувствах. Винтовка могла сказать, как стрелять, но не когда это делать. Сержанту скаутов требовалось понаблюдать, чтобы понять, когда перейти от скрытности к нападению. Всего целей было десять. По его подсчетам, он мог уложить их за три секунды, однако не хотел доводить до этого. Оставалась вероятность, что один из них сможет закричать перед смертью.

Бригада рабочих свернула за угол, и Карий качнул головой вбок, обрывая связь с винтовкой и дав проводам сигнал втянуться в прицел. Он поднялся с корточек и сделал жест пальцами, адресованный в окружающий мрак. Из темноты, подчиняясь отданной сержантом безмолвной команде, появились остальные скауты. Трое образовали оборонительный периметр, высматривая других рабочих, которые могли забрести в этот квадрант космопорта. Шестеро остальных набросились на феррокритовую стену складского помещения, используя минимальную мощность мелта-секир, с помощью которых они тихо прорезали стенку грузового контейнера.

Карий наблюдал за работой своих людей. Чтобы пробиться через феррокрит, потребуется больше времени, чем через стальной ящик, но ножеподобные мелта-клинки в конечном итоге вскроют стену с той же легкостью, как и коробку. Десантники-скауты, как и требуется, окажутся в Изо Примарис.

И тогда начнется настоящая работа.

Пока пышно одетого чужеземца вводили в зал совета, Маттиас наблюдал за ним, приложив руку в перчатке к подбородку и прикрыв глаза. Губернатор Вульскуса и рассеянных по системе Бораса поселений-сателлитов держался с отстраненным презрением, смешанным с веселой терпеливостью. По его мнению, подобные эмоции подходили человеку, которому доверили управлять семью миллиардами душ и промышленностью целого мира.

Тем не менее, губернатор Маттиас не ощущал ни отстраненности, ни веселья. Чужеземец не был обычным бродячим коммерсантом, желавшим поторговать на Вульскусе, или же богатым паломником, прибывшим воздать почести хранившейся в часовне губернаторского дворца реликвии.

Цвейг, как этот человек называл себя сам, был вольным торговцем, чья хартия восходила практически ко временам Ереси. Эта хартия ставила его выше любой власти, исключая лишь Инквизицию и самих Верховных Лордов Терры. Большую часть своей взрослой жизни Маттиас был абсолютным правителем Вульскуса и внешних сателлитов. Его чрезвычайно печалил факт, что по его миру свободно расхаживает человек, которого он не может приказать казнить.

В мрачной готической атмосфере зала совета вольный торговец выглядел безвкусно. Мундир Цвейга был скроен из столь яркой ткани, что казался испускающим собственный свет, словно радиоактивная ухмылка упыря-мутанта из канализации. Жилет представлял собой аляповатое переплетение слоев алого бархата, в котором были в случайном порядке проделаны крестообразные разрезы. Свет паривших под сводчатым потолком голосфер резко отражался от рассеянных по жилету торговца синтетических бриллантов. Штаны Цвейга были сделаны из тонкого, практически прозрачного шелка, и прилегали к телу теснее, чем перчатки Маттиаса. Нелепую картину дополняли грубые ботинки из шкуры грокса, которые словно забрали у орка-пирата. Всякий раз, когда уродливые башмаки наступали на покрывавшие мраморный пол зала пышные ковры, губернатор морщился. Он буквально видел, как психореактивную ткань тошнит от врезающейся в ее волокна грубой обуви.

Цвейг вызывающе шел между обрамлявших зал совета колонн из полированного обсидиана и гнезд птиц никтиро, не обращая внимания на закованных в алое вульскусских экскубиторов, которые хмуро глядели на него, пока он проходил мимо. Маттиас боролся с соблазном приказать одному из солдат прострелить напыщенному чужеземцу колено лазерным лучом, однако излучаемое вольным торговцем высокомерие заставляло усомниться в мудрости подобного поступка. Лучше всего было узнать причину бравады Цвейга. Вольный торговец не проживет долго, если верит, что хартия убережет его от неприятностей на любом посещаемом им захолустном мире. Империум велик, и вести о его кончине нескоро дойдут до кого-нибудь, облеченного властью предпринять что-либо по этому поводу.

Перед столом Маттиаса вольный торговец отвесил глубокий поклон, и синий ирокез, в который были уложены его волосы, почти коснулся ковров. Когда он разогнулся, на лице вновь играла праздная улыбочка, за темными губами блестели жемчужные зубы.

— Да пребудет с домом Маттиас благословение Императора и удача, да будут его стада плодородны, а дети одарены. Да преуспеют его начинания, а поля не оскудеют, пока не погаснут звезды, — изрек Цвейг, используя высокопарное и архаичное обращение, которое все еще использовалось в самых дальних и забытых уголках сегментума. От формального приветствия губернатор ощетинился. Он не мог понять, использует ли Цвейг древнюю формулу из-за собственного мнения, что Вульскус столь замкнутое захолустье, или же хочет тонко оскорбить Маттиаса.

— Можете обойтись без формальностей, — прервал Маттиас приветствие Цвейга, раздраженно махнув рукой. — Я знаю, кто вы, а вы знаете, кто я. И, что более важно, каждый из нас знает, с кем имеет дело, — вытянутое и похожее на маску лицо Маттиаса растянулось в тонкой улыбке. — Я занятой человек, у меня мало времени на праздные разговоры. Ваша хартия гарантирует аудиенцию у губернатора любого мира, куда приведут вас торговые дела, — он сплевывал слова, словно стекляшки. — Однако продолжительность аудиенции определяю я.

Цвейг снова поклонился, чуть менее глубоко, чем в первый раз.

— Я гарантирую, что не потрачу впустую время его светлости, — сказал он и оглядел зал совета, задержав взгляд на двух рядах экскубиторов, и пристальнее взглянув на толстолицых министров, которые сидели за столом вокруг Маттиаса. — Тем не менее, я сомневаюсь, что то, о чем я буду говорить, следует слышать посторонним ушам.

От слов Цвейга лицо Маттиаса слегка побледнело. Разумеется, перед допуском в губернаторский дворец вольного торговца просканировали на предмет наличия оружия, но всегда оставалась вероятность, что сканеры не распознают что-нибудь особо экзотическое. Ему доводилось слыхать об оружии джокаэро, достаточно миниатюрном, чтобы скрываться в искусственном пальце, и при этом столь смертоносном, что оно в мгновение ока прожигало насквозь бронепластик.

— Мое управление непогрешимо, — проговорил Маттиас, стараясь, чтобы в голосе не было ни малейшего намека на подозрительность. — У меня нет тайн от министров и народа.

Цвейг пожал плечами, словно услышав оскорбительное заявление, но не стал оспаривать требование Маттиаса о гласности.

— Вести о недавних… приобретениях… Вульскуса разошлись далеко. Вероятно, даже дальше, чем вы планировали, ваша светлость.