Незначительное внимание к такой бросающейся в глаза черте деятельности Б. Ельцина, как демонстративный, даже показной антикоммунизм, – явление весьма примечательное. Декларативное, часто импульсивное, не подкрепленное ни глубиной критики, ни последовательностью действий отрицание предшествующей системы служило главным средством самоутверждения уходящей эпохи. Использовалось оно, особенно в критические моменты, значительно чаще, чем, например, призывы к созданию демократического строя, включению в современную цивилизацию и т. п. В большей степени это было связано с политической биографией и стилем публичного поведения Б. Ельцина. Потенциал демонстративного антикоммунизма был исчерпан довольно давно, это уже показали выборы 1995–1996 гг. Согласно данным ряда опросов последних лет, отношение населения к коммунистическому прошлому заметно улучшилось (особенно к брежневскому «застою»), даже одиозная в целом фигура И. Сталина стала восприниматься менее критично. Время затягивает старые, даже недолеченные раны, молодые поколения не представляют атмосферы всеобщего террора и вспоминают Сталина прежде всего как кумира победы 1945 г. Новое поколение лидеров, символизируемое сейчас В. Путиным, практически свободно от «антикоммунистического» груза, ищет иные способы самоутверждения и потому гораздо более открыто для практических и идеологических компромиссов с силами или символами прошлого.

Нелепо упрекать респондентов, на ответах которых формируется общественное мнение, что они не знают закулисных механизмов власти. Они оценивают лишь то, что им доступно (или что им показывают), и чаще всего – то, что они хотели бы видеть. При этом в общественном мнении нередко достаточно четко отражены какие-то принципиальные, решающие связи и соотношения. Например, данные опросов позволяют утверждать, что уход с политической сцены Б. Ельцина воспринимается людьми не как смена лиц (урочная или досрочная – не столь важно), а как признак окончания определенной политической эпохи в жизни страны, характеризующейся своим набором проблем и своим стилем их решения. Поэтому на первое место в оценке отставки президента выходят не характеристики личностей, а представления о том, как же заканчивается – или все еще длится – эта затянувшаяся эпоха. И поэтому каждому наследнику власти приходится решать вопрос о том, как он будет представлен в глазах публики – то ли как верный ученик и продолжатель дела, то ли как решительный обличитель и критик полученного наследия. Как известно из всей истории уходящего века, каждый раз довольно быстро принимался и становился популярным второй, «контрастный» вариант, который, впрочем, непременно оказывался в чем-то искусственным, слабым.

Одна из особенностей нового этапа и нового лидера – их «долгожданность». Ведь Б. Ельцин, как и М. Горбачев, Н. Хрущев, В. Ленин – деятели, которых «не ждали», которые навязывали стране нечто иное и непривычное.

От «законного» преемника Б. Ельцина (то есть от Кириенко – Примакова – Степашина – Путина) меньше всего ожидали реставрации советской системы. Ожидания носили преимущественно стабилизационный характер: политическая элита надеялась на изменение стиля управления, массы – на снижение цен и уровня безработицы, и те и другие мечтали о наведении порядка.

Массовые экономические ожидания неизбежно и повсеместно носят популистский характер по своему содержанию и патерналистский – по средствам их осуществления. Отсюда – постоянно повторяющиеся пожелания государственного контроля за ценами и экономикой в целом, которые обычно соседствуют с привычкой пользоваться широким выбором товаров.

Подавляющее большинство населения считает, что проиграло от изменения экономической системы. При этом около 70 % считает, что уже приспособилось или вскоре приспособится к происшедшим переменам. Но значительная часть предпочла бы все же иные, «социально направленные» преобразования. В этих «трех соснах» неизменно и безысходно блуждают массовые экономические предпочтения последних лет.

Что же касается массовых политических ожиданий, то здесь уже достаточно давно на первый план вышло требование «порядка». При всякой постановке перед общественным мнением дилеммы «демократия или порядок?» порядок неизменно одерживал верх.

Уже довольно долго и легко общественное мнение склонно считать, что материальное благополучие должно предшествовать демократии (в духе известного тезиса Великого Инквизитора у Ф.М. Достоевского: «Сначала накорми, а потом спрашивай с них справедливости»), о чем свидетельствуют данные табл. 2.

Динамика здесь не слишком заметна, но тенденция очевидна: с годами позиции сторонников приоритета демократии ослабевают.

И, наконец, давняя проблема «сильного лидера», которого, судя по опросам, давно жаждут видеть уставшие от непорядков российские граждане (табл. 3).

Поддержка сильного лидера достигает максимума в смутном 1998 г., несогласие с этой позицией уменьшается из года в год.

Таблица 2

Согласны ли вы с тем, что прежде нужно добиться материального благополучия, а уже потом думать о демократии?

(в % от числа опрошенных в соответствующем году, N = 1600 человек)

Примечание 1[474]

Примечание 2[475]

Исследования типа «Экспресс».

Таблица 3

Согласны ли вы с тем, что сильный лидер может дать стране больше, чем самые хорошие законы?

(в % от числа опрошенных в соответствующем году, N = 1600 человек)

Примечание 1[476]

Примечание 2[477]

Исследования типа «Экспресс».

Конечно, само по себе распределение позиций внутри общественного мнения – это пока лишь пьедестал для имиджа вожделенного фаворита, но еще не реальная опора его власти и не рычаг для совершения определенных действий.

Согласно общественному мнению, в последние годы на первых местах в перечне идей, вокруг которых можно было бы консолидировать страну, неизменно оказываются «стабильность» и «порядок». Население устало от неопределенности и неожиданных поворотов (неизменно ухудшавших положение простого человека). Не меньше жаждут порядка и спокойствия (при сохранении достигнутого статуса и доступа к ресурсам власти!) новые политические и хозяйственные элиты. На политической арене, даже на политическом горизонте, не наблюдаются силы, реально заинтересованные в каких-то бурных потрясениях и переделах.

«Общий знаменатель» стабилизации, приемлемой для различных общественных слоев и сил, сводится к тому, чтобы сохранить (возможно, частично) достигнутые после 1991 г. результаты социальных и политических переделов, пожертвовав при необходимости некоторыми их «излишествами».

Проще всего, разумеется, предположить (проследив за развитием ситуации в переходные месяцы), от каких именно «излишеств» попытаются отказаться власти под лозунгом стабилизации.

В их число попадают прежде всего некоторые «избыточные», не востребуемые сейчас свободы – от свобод для регионов и губернаторов до свободы слова и прав человека. Положение упомянутых позиций в списке потенциальных лишенцев принципиально различно: за свои свободы и привилегии местные власти будут, скорее всего, вести напряженные торги и борьбу с центром, а за свободу слова и права человека при нынешней расстановке политических сил бороться практически некому и незачем. Правда, и прямой отказ от политических свобод общественное мнение также не готово одобрить.

Большинство никогда и нигде не может быть самостоятельным защитником прав меньшинства и в конечном счете отдельного человека, если нет активных демократических сил (движений, партий, лидеров), способных отстаивать такие права. В прошлую эпоху такие силы все же были заметны, и, что главное, в противостоянии с коммунистическим прошлым власть, при всех своих автократических склонностях, вынуждена была время от времени апеллировать к демократическим символам и ценностям. «Стабилизационная» власть если и использует подобные апелляции, то, скорее всего, для демонстрации практического обесценения былого политического многообразия под лозунгами консолидации «всех», от сталинистов и гэкачепистов до нынешних патриотов и олигархов.