Формами вещественной записи (культурного текста) выступают, во-первых, здания, сооружения, вся архитектоника городской территории как в ее пространственном, так и во временном аспекте. Во-вторых, это развивающиеся в городской культуре системы специфически знаковой природы, письменность в ее различных видах.

Таким образом, в городских условиях фольклорная традиция превращается в дополнение к институционализированным и так или иначе связанным с записью механизмам движения культуры. Несмотря на экспансию последних, изустный и фольклорный способы трансляции культуры сохраняются и сохраняют ряд монопольных функций в общей работе культуры, например в процессе первичной социализации личности или в поддержании «стиля жизни», необходимого духа коллективности и живого общения в рамках производственных или научных организаций.

Соотношение письменности и других форм записи достаточно сложно. История дает и примеры городской культуры, существовавшей без письменности в собственном смысле слова (древнее Перу). Такого рода примеры, на наш взгляд, еще раз указывают на значимость и консерватизм вещественной (монументальной) записи культурного текста.

С появлением письменности происходит переоценка культурного значения вещественных предметов культуры. В догородской (отчасти, видимо, и в раннегородской, архаической) культуре дом, очаг, храм, путь к ним, их взаимное расположение непосредственно значимы, прямо связаны с определенными формами культурного действия, прежде всего ритуального. Когда текст отделяется («отслаивается») от сооружения, последнее становится прежде всего функциональным (ср. замечания Ф. Шое и Р. Барта о судьбах семиотики города[336]). Возникают, правда, вторичные формы культурного освоения (ресемиотизации) вещи: на нее может просто накладываться текст (надпись) или – что более существенно – новое символическое значение. Утрачивая священное значение, сооружение приобретает символическое значение памятника и т. п. Нечто подобное происходит ныне, например, с городским центром или другими фокусами планировочной структуры города, не говоря уже о монументальных сооружениях.

Другая сторона этого процесса – развитие собственно письменности, которое прослеживается в переходах от изобразительного письма к алфавитному, от иероглифического алфавита к буквенному, а затем (в машинных языках) к формульному.

Прежние способы культурной записи не исчезают, но уступают свое ведущее место иным, подвергаясь переоценке, – благодаря этому они и оказываются способными сохраниться в культуре. Здесь действует отмеченный выше механизм взаимовлияния элементов различных культурных слоев.

Следующее важное направление трансформации текста городской культуры определяется изменением самой структуры значений, передаваемых записью. Примитивные формы культуры в принципе целостны: они фиксируют образцы социального поведения, не расчлененного на составные части. Обособление и овеществление культурной деятельности общества, связанные с его убранизацией, приводят к дифференциации культурного образца и спецификации отдельных его элементов. Ускоренное социальное развитие последних двух-трех столетий непосредственно связано с обособлением и выдвижением на первый план технологии и науки. Это находит свое выражение в дифференциации познавательных, нормативных и ценностных структур в современных способах культурной записи. Для прогрессирующей урбанизации характерны растущая секуляризация (то есть утрата священности значения) доминирующих ярусов культуры, выдвижение на первый план инструментальных, утилитарных ее потенций.

Общая направленность всех трансформаций культурного кода общества, присущих процессу урбанизации, представляется очевидной: развитие города как социокультурного института связано с формированием институционально-фиксированной, письменной, алфавитной культурной записи, с расслоением ее значений, с доминированием секуляризованных и инструментальных способов осмысления культурного наследия. Город концентрирует, связывает воедино все эти линии изменений, закрепляет своей структурой. Но параллельно существует другая тенденция, дополняющая первую и внешне противостоящая ей. Утратившие свое доминирующее значение «несовременные» формы культурной записи продолжают действовать в глубинах культурных напластований, находя определенные выходы на «поверхность» социокультурных структур.

С определенными способами записи культурных текстов соотносимы способы их «прочтения», которые находят свое воплощение в культурно-детерминируемых системах коммуникации. Это соответствие определяется тем, что всякая коммуникативная ситуация в обществе является либо ситуацией прочтения культурного текста, либо общением людей через культурный текст. Поэтому с развитием способов культурной записи связано и развитие коммуникативных систем общества. Появление письменной, в недавнее время – массовой коммуникации отмечает в этом процессе наиболее значимые рубежи. В этой сфере мы тоже встречаем явление смены «верхнего» уровня при расслоении нижележащих. Так, устная коммуникация, вытесненная в межличностную сферу, сохраняет свое место в современной культуре. Иного типа трансформация выносит на поверхность массовую коммуникацию: происходит расчленение коммуникативного потока на массовый (обращенный к бесструктурной аудитории) и специальный (специально подготовленная «профессиональная» аудитория); оба они принадлежат к одному, наиболее современному ярусу урбанизированной культуры. Аудитория массовой коммуникации универсальна, и ее распространение – один из показателей экспансии городской культуры. Город приобретает значение центра массовой коммуникации и связи последней с иными формами коммуникативных полей.

Сферой урбанизации служит все общество, структура которого фокусируется вокруг сети городских центров. Как объем, так и характер функций, исполняемых городом в этой структуре, подвержены изменениям; вместе с тем изменяются и функциональные соотнесения центра и «периферии» в организации социокультурного пространства. В соответствии со сказанным ранее можно утверждать, что функциональный потенциал города в последнем счете зависит от его культурной «мощности».

Наиболее общая культурная функция города – она же и наиболее фундаментальная – воспроизводство данного типа общественной структуры (или, как принято говорить в культурной антропологии, «поддержание культурного образца»). Способы осуществления этой функции различны в городах, принадлежащих разным историческим типам.

Древнейшие известные нам городские центры фокусировали территориальную структуру общества либо вокруг некоторой точки пересечения ряда социальных функций (культурной, административной, экономической, представленных соответственно храмом, дворцом, рынком), либо вокруг одной из них (культовый центр, торговый центр и т. д.). Независимо от характера первоначального «толчка» развитие города неизбежно приводило к тому, что в нем (и вокруг него) концентрировались разные социокультурные функции, на первоначальное ядро как бы наслаивались разнородные пласты. В итоге архаический и средневековый город оказывался многофункциональным, хотя подлежащими социальной записи остаются отдельные узловые моменты культурного образца (например, ритуальные рамки социальной организации и задаваемый ими ритм деятельности). Остальные моменты действующего культурного механизма воспроизводятся без специальной культурной записи.

Развитие промышленного капитализма создало тип крайне «неуравновешенного» города, организующего общество вокруг экономических («адаптивных») функций. Индустриальный город сыграл важнейшую роль в разрушении традиционных общественных структур, в том числе и традиционного «равновесия» городского центра и «негородской» периферии, самого механизма их взаимодействия. С этим связана переоценка традиционных религиозных и нравственных форм, развитие сугубо инструментальных механизмов регуляции общества. Гипертрофия экономических функций не означает, что индустриальный город (если брать его в типологически чистом виде) утратил культурные функции, превратившись в простое продолжение фабрики или биржи: всякий город культурно значим, но в данном случае его специфически культурные функции (в том числе и культурные предпосылки, и условия односторонне индустриального развития) оказались в тени. Весь вопрос в том, какие культурные функции специально «отмечены» в определенном историческом типе города или как они соотносятся с остальными, не получившими такой отмеченности.