Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
* * *

Это звучит невероятно, но какая женщина не желает, чтобы мужчина, которого она любит, хотя бы иногда впадал в отчаяние, дабы нуждаться в ней одной? Чтобы она стала единственным спасением и светом в окошке, и он обращался бы к ней не только для того, чтобы она накормила его, подарила ему сыновей и позволила заняться с нею любовью?

Когда умер Ио, моему мужу было очень плохо. И это я пошла к нему на работу и сообщила его людям, что мы отправляемся в Шпейер. Это я нашла нужные слова и сказала им, чтобы они ждали нас и верили в наше общее дело. Я пообещала им, что привезу его обратно. Я очень спешила, чтобы не оставлять его в эти черные дни одного дольше, чем на час.

И жену Ио Паолу я тоже оставила одну. Но та не нуждалась в нашем утешении, замкнувшись в своем горе. Она уронила причитающуюся случаю скупую слезу, когда мы пришли к ней, чтобы рассказать о нашем плане. После этого я совсем ее не видела, разве что мельком. Я видела темные круги у нее под глазами, похожие на рытвины на дороге, когда она отворачивалась, делая вид, что не замечает меня. Но до меня все равно доходили слухи о том, что после смерти Иоганна она по-прежнему требует, чтобы служанка ставила прибор для него на стол и готовила угощение, которое нравилось ему более всего. Однако о ней говорили и то, что она будет вести себя так, пока не появится новый мужчина, чтобы занять его место. Хотя не исключено, что я все это выдумала, потому что мне невыносимо думать о том, как мне повезло по сравнению с ней: мой мужчина по-прежнему со мной, а Иоганна больше нет с нею рядом, и мы с мужем занимаемся любовью, от которой вспыхивают занавески.

Более того, теперь мы навеки связаны нашим долгим путешествием, которое, стоит мне зажмуриться, тут же всплывает перед моим внутренним взором, и я чувствую, как от стука копыт у меня начинает кружиться голова, а снег слепит глаза. Я показала ему свою любовь, а мой маленький срыв, случившийся под самый конец, и то, что он смог простить меня, служат тому вескими доказательствами. Наша любовь по-прежнему велика и становится лишь еще крепче от маленьких разочарований, которые бывают в каждом браке и которые следует прощать ради любви и ради того, чтобы сохранить любовь. Во всяком случае, так я говорю себе.

С тех пор как мы вернулись домой, я стараюсь придумать все новые способы для того, чтобы сделать ему приятное. Я понимаю, что не смогу заменить ему Ио, но ведь я могу стать для него гораздо бóльшим.

Каждый день я рассказываю ему что-нибудь новое о нашем городе, чтобы он поскорее стал в нем своим. Что-нибудь такое, чего он не может узнать сам, я имею в виду.

Если у него и есть недостаток, то совсем крошечный. Тщательность, которая является отличительной чертой всей его расы, иногда буквально закупоривает ему мозги. У него недостает воображения, чтобы иметь дело с Венецией. Он слишком любит логику, и потому мотивы поступков венецианцев ускользают от него, подобно каплям воды, утекающим сквозь пальцы. Если он хочет продать книгу, то говорит о том, какие хорошие слова находятся у нее внутри и как красив шрифт, которым они напечатаны; он теряется, когда венецианцы утрачивают к нему интерес, поворачиваются спиной и уходят. Чтобы покорить покупателя-венецианца, нужно рассказать ему экзотическую сказку об охоте на антилопу, из шкуры которой сделана обложка, и говорить не о самой книге, а о тех мечтах, которые посетят его, когда он начнет читать ее.

Все вокруг кажется ему непривычным и захватывающим, но при этом проникает ему глубоко в сердце, потому что он живет здесь, а не является паломником или купцом. Это похоже на пьесу, когда он иногда может подняться с места и смешаться с актерами в богатых костюмах на сцене. Иногда они признают его, иногда – нет. Вот такие они, венецианцы. Я говорю ему, что в этом нет ничего личного.

Но я согласна с тем, что мы, жители Венеции, не всегда добры к тем чужакам, которые приезжают к нам. Быть может, мы боимся, что своими жадными взорами они отберут радость у нашего города, начнут отщипывать ее незаметно, по кусочку. И, если мы допустим это, то Венеция утратит свой облик и стиль, состарится, обожженная их желаниями, и однажды мы обнаружим, что живем в призрачном городе теней и что вместо воспоминаний нам остались одни обломки.

Поэтому у нас есть свои способы держать чужаков на расстоянии и не подпускать к себе, даже когда они находятся совсем рядом. На запруженных campi[102] мы, ловкие и стройные, обгоняем их и подставляем им подножки, а на узких улочках растопыриваемся, как морские звезды, не давая им пройти. Своими повозками мы отдавливаем им пальцы на ногах. Мы ловко действуем локтями. Мы не улыбаемся им, никогда. Они должны думать, что у нас нет зубов! Кое-кто из обитателей этого города обожает смотреть своими непроницаемо-черными прищуренными глазами, как суетятся и паникуют чужаки. Он будет презрительно ухмыляться уголком рта и цедить слова, которые будут падать, подобно косточкам винограда; их значение будет ясно бедному чужеземцу, как Божий день, и он ощутит себя дураком. И когда венецианец наконец обратится к чужеземцу тем способом, который тот сможет понять, то сделает это с насмешливой улыбкой, словно говоря: «Да, весь мир и твой убогий народишко в первую очередь должны ждать, пока наш город обратит на вас внимание. Потому что никто в целом свете ему и в подметки не годится».

Поэтому я предупреждаю своего мужа, например, чтобы он держался подальше от traghetto у Риальто – пусть пользуется любым из остальных двенадцати, но только не этим. Гондольеры Риальто очень злы и жестоки, и они немедленно увезут любого чужака прямиком в церковь или бордель, вне зависимости от того, куда ему нужно попасть и какие деньги он предлагает в уплату. Хотя мой муж знает несколько слов на нашем языке, никто не примет его за венецианца, и мне очень больно, когда он попадает впросак.

И еще я объясняю ему, что если он хочет торговать с вельможами, то должен пойти в Broglio[103] во Дворце дожей, под его арками. Договориться о точном времени встречи у вельможи в кабинете – недостаточно изысканно и замысловато для того, чтобы доставить ему удовольствие, его нисколько не заинтересует то, что ему предложат столь тривиальным способом. Нет, он должен прийти в Broglio между одиннадцатью и двенадцатью утра или пятью и шестью часами пополудни… И его речь ни в коем случае не должна начинаться с конкретного делового предложения, приближаться к интересующему его вопросу следует извилистыми и окольными путями.

Это я предложила ему отнести образцы своих печатных работ в общие комнаты в Locanda Sturion. Там на них падет отблеск красоты моей подруги Катерины, и люди, небрежно просматривающие их под ее очаровательным взором, почувствуют себя обязанными прийти и купить экземпляр для себя. Во всяком случае, я очень надеюсь на это. Я знаю, что она поможет нам, если сможет. Она – моя лучшая подруга, хотя мы с ней такие разные. Катерина такая спокойная и безмятежная! А у меня по сравнению с ней не язык, а деревянная кружка с хлопающей крышкой, с какими просят милостыню нищие.

К счастью, у меня нет бесконечной вереницы теток и кузенов, как в большинстве венецианских семей. И уж я постаралась, чтобы те немногие, что у меня есть, не приставали к мужу с просьбами. А я потихоньку говорю ему, кого из моих кузенов он может взять на работу, а кто будет красть у него краску и развратничать со служанками на кухне в fondaco.

Я очень боюсь, что он закончит так же, как Иоганн. Иногда вечерами он приходит домой совершенно больной, согнувшись чуть ли не вдвое, словно до сих пор тащит на спине гроб с его телом. Он так и не привык к яростной и бессмысленной жаре или холоду, которые сменяют друг друга в нашем городе круглый год.

Теперь, когда я сама побывала на Севере, я понимаю, каково это было – каждый день ему подавали обед из шести блюд жары и холода. На Севере солнце может ласково гладить вас по щеке, а в следующую секунду ледяной ветер отвешивает вам пощечину и старается сбить с ног. Потом налетает проливной дождь, за которым вам лучезарно улыбается синее небо…

вернуться

102

Площадь (в Венеции) (итал.).

вернуться

103

Брольо – одно из самых любопытных местечек Венеции. Расположенный у подножия Дворца дожей, неподалеку от Пьяццетты, он обязан своим названием существовавшему тут когда-то огороду. И в этом месте даже венецианцы, не говоря уж об иностранцах, частенько останавливались, зачарованные. Ежедневно здесь встречались патриции, дабы обсудить последние общественные события и дела.

44
{"b":"547704","o":1}