Джентилия отправилась в Сан-Тровазо, чтобы подстеречь свою добычу. Она уже побывала в мясных лавках на Сан-Вио и выбрала свиную вырезку трехдневной давности. Та была жирной и покрытой запекшейся кровью.

От Бруно она знала, что Сосия выходит из дома рано утром, чтобы сделать покупки на рынке или же заняться другими, куда менее респектабельными делами.

Джентилия ждала, плотнее запахнувшись в накидку. Сырой холод быстро пробрался сквозь плотную шерсть, но она не меняла положения и не покидала свой пост.

Тем не менее только в начале одиннадцатого она увидела, как нижняя дверь распахнулась и из дома легким шагом вышла женщина. «Должно быть, это и есть Сосия, поскольку дом, без сомнения, тот самый, да и походка у нее развязная, как у настоящей шлюхи», – подумала Джентилия.

«Неужели весь сыр-бор, – с недоумением спросила она себя, – разгорелся из‑за вот этой женщины, которая виляет бедрами, как обезьяна, а одевается, как мышь? Она выглядит дешевкой. Волосы у нее тонкие и прямые, вдобавок темные, как грязные башмаки: я‑то думала, что они локонами будут ниспадать ей на плечи этаким зазывающим манером. И вообще, вся она какая-то дерганая, словно каждая часть тела у нее движется сама по себе. Пожалуй, от нее изрядно попахивает. И вот еще что: с первого взгляда видно, что у нее слишком много мозгов. Она слишком много читает. У нее есть книга, над которой Бруно долгими часами просиживал за своим столом. Ага, вот она проходит мимо группы гондольеров, и теперь совершенно ясно, чем она занимается. Она скользит между мужчинами, как змея в траве, и каждый из них оборачивается ей вслед, похлопывая себя по бедрам. Как ей это удается?»

«А Бруно еще считал самым большим ее преступлением то, что она уничтожила картину Беллини, какую-то там Мадонну! Бедный мой невинный братик, он и понятия не имеет, кто она такая», – с нежностью подумала Джентилия.

Джентилия вышла из своего укрытия и сместилась влево, чтобы разминуться с Сосией. При этом она ловко выхватила из кармана свиную вырезку.

Все было проделано в мгновение ока. Когда Сосия проходила мимо, Джентилия мазнула ее по руке сырым мясом, задев и платье, после чего быстро спрятала вырезку обратно в карман. В следующий миг она выдернула у Сосии прядь волос и намотала ее на палец.

Проходя мимо двери дома Сосии, она ловко выпростала руку из-под накидки и выплеснула на потрескавшийся деревянный порог содержимое флакона. Жидкость попала на ручку и короткими ручейками стекла вниз. Никто ничего не заметил, зато весь день до самого вечера прохожие морщили носы и спешили прочь.

Дело в том, что Джентилия сбрызнула вход в дом Сосии самым сильным магическим снадобьем, какое только знала. Он было составлено из волчьего жира, собачьих экскрементов, растертых в порошок костей умерших, которыми она обзавелась на кладбище Сан-Джован ди Фурлани, вонючего корня фенхеля, воды из Сан-Альберто и пригоршни земли, взятой между колоннами на площади Сан-Марко на том месте, где проходили публичные казни и пытки. Она быстро произнесла необходимое заклинание и поспешила прочь.

Сосия ощутила прикосновение холодной влаги к своему запястью и, обернувшись, увидела некрасивую монахиню, вперевалку удалявшуюся от нее и что-то бормотавшую себе под нос. Похоже, она что-то несла, очевидно, какую-то святую реликвию. Город был буквально помешан на них. Сосия частенько посмеивалась над пристрастием венецианцев к пальцам ног и локтям святых, которые они буквально боготворили, словно эти мощи и кости выделяли Венецию в глазах Господа к вящему Его удовольствию.

Запястье Сосии было покрыто чем-то липким. Она вытерла слизь о платье, оставив на нем жирное пятно. Ерунда. Там, куда она идет, от платья все равно придется избавляться, и очень скоро. Она продолжила свой путь к церкви Сан-Джоббе[201], где ее ждал Николо Малипьеро. Она уже могла различить тени молодых людей, которых она подрядила для этой встречи, – они лежали на ступенях у входа.

Она с самого начала знала, чего хотел Николо, и сегодня он это получит.

«Jede govna kao Grk alvu, ему понравится, и он будет жрать дерьмо, как греки – халву», – улыбнулась она про себя.

Сосия не видела, что за ней по пятам крадется какой-то карлик, перебегавший от одного дверного проема к другому, как не заметила и того, что он проскользнул за ней в дверь храма и спрятался за колонной. Она не услышала, как он придушенно ахнул, когда она принялась за работу.

– Но я чист, – упорствовал Ианно.

– Нет.

– Я не совершил ни одного из семи смертных грехов. Никто не сможет обвинить меня в этом.

– Но тебя видели занимающимся… отвратительными делишками.

– Какого рода? Я протестую!

Фра Филиппо потряс стопкой листов, испачканных следами пивных кружек. Это были доносы его информаторов, которые пропивали жалованье, зарабатывая его.

– Здесь написано, что тебя видели в «Трех звездах», а потом и «Четырех драконах», где ты разглядывал непристойные картинки, вел нечестивые разговоры с женщинами, ласкал и целовал шлюх и распевал отвратительные песенки. И это еще не все. Монахиня прислала мне письмо, в котором обвиняет тебя в том, что ты вел с нею нечестивые разговоры. Да, это монахиня из Сант-Анджело, но она все равно остается монахиней.

Ианно застонал, обхватил себя руками и что-то горячечно зашептал себе под нос.

– Твое поведение недопустимо, ты должен прекратить это немедленно.

– Каким же это образом? Вы поставили передо мной задачу найти шлюху печатников, и как я ее выполню, если не буду якшаться с такими, как она? Вы получаете самые свежие сведения…

– Ты должен последовать совету Григория Великого и Исидора Севильского. Если тебя охватывает желание к женщине, то мысленно представь себе, как ее тело будет выглядеть в смерти.

Ианно негромко застонал. К своему ужасу, фра Филиппо понял, что мысль об этом еще сильнее возбудила его помощника. Он поспешно добавил:

– Думай о грязной жидкости у нее в носу и мокроте у нее в горле.

Ианно умолк, переваривая услышанное в свете мысленных образов, вставших перед его внутренним взором, и те были совершенно очевидны для его наставника. Сидя за столом, фра Филиппо с неудовольствием смотрел на него, отметив сталактиты засохшей слизи в носу помощника и пятна на его штанах.

– Кроме того, ты должен обязательно думать о своем ангеле-хранителе, который наблюдает за тобой в твоей похоти, испытывая отвращение и унижение от представшей ему картины, звуков и запахов, от всего твоего недостойного поведения. Представь, что он вынужден наблюдать за твоим мужским достоинством в его постыдном напряжении, видеть обнаженные части тел нечестивых женщин и лицезреть акт Венеры во всем его ужасающем бесстыдстве.

Ианно пылко возразил:

– Но что мне остается делать, когда, находясь у вас в услужении, я вынужден выслушивать бесконечные сладострастные покаяния? Я потею и напрягаюсь… А слушать их от женщин мне вообще невыносимо. После этого, сколько бы я не ел и не пил, я просыпаюсь и обнаруживаю, что со мной случилась ночная поллюция!

Голос его поднялся до жалобного стенания. Терпение фра Филиппо лопнуло.

– Оставь меня, – распорядился он. – Мне не требуются сведения подобного рода. Я подумаю о том, как поступить с тобой. А пока я освобождаю тебя от служения мне.

– Но как же я буду добывать себе пропитание? На улице очень холодно…

– Почему меня должны заботить такие вещи?

Ианно побагровел и поклонился, после чего негромко проговорил:

– В последнее время от вашего имени я совершил много поступков, каковые никогда бы не совершил именем Господа нашего.

– Это угроза? Ты вознамерился шантажировать меня?

– Это не мой способ действия, – ответил Ианно.

Соотношение сил в комнате вдруг резко изменилось. Фра Филиппо поморщился, сообразив, сколько вреда способен принести его бывший помощник, оставшись без хозяина и твердой руки. Ианно низко поклонился и с важным видом вышел из комнаты, и даже его узкие ягодицы выражали непреклонное достоинство.