(17 ноября ленинградцы представили в Ставку свои соображения по плану совместной операции обоих фронтов, а также Балтийского флота; большое участие в её разработке принимал Жуков. - А. 3.).

   - Где нам обозначить рубеж встречи двух фронтов? спросил Мерецков. - Может быть, в районе железной дороги, что идёт через Рабочие посёлки номер один и номер пять, вот здесь? - Кирилл Афанасьевич обозначил это место на карте.

   - Согласен! - задорно воскликнул Говоров. - Здесь самое узкое место между нашими фронтами. Да, а как там Сталинград?

   - Пока на улицах города идут ожесточённые бои, - подчеркнул Мерецков. - Чтобы помочь защитникам Сталинграда, 19 октября в наступление перешли войска Донского фронта, немцам тут же пришлось снять со штурма города большую часть авиации, артиллерии и танков и бросить всё это против Донского фронта. По словам Василевского, там идёт упорная и кровавая битва, - проговорил Кирилл Афанасьевич. - Но у Александра Михайловича был бодрый голос, и я понял, что назревают события не в пользу врага.

   - Что конкретно? - насторожился Говоров, разглаживая ладонью колючие усы.

   - Василевский об этом не сказал, лишь намекнул. - Мерецков выдержал паузу. - По его словам, сейчас главная задача сталинградцев - измотать немцев до предела, а уж потом ударить по ним... Да, не будь этих тяжких боев под Сталинградом, мы бы с вами, Леонид Александрович, получили для фронтов солидные резервы, пока же всё идёт в Сталинград.

Работалось обоим командующим быстро и хорошо, они с полуслова понимали друг друга. В шестом часу вечера перекусили, и Мерецков уехал в свой штаб. Провожая его, генерал Говоров был задумчив.

   - Чего вдруг притих? - спросил его Кирилл Афанасьевич.

   - Хотелось бы крепко ударить по немцам, но войск и боевой техники у меня маловато, на глубокую операцию сил не хватит.

   - Не горюй, дружище! - ободрил его Мерецков. - Мы и с теми силами, что есть, дадим фрицам прикурить. Ну, будь здоров, Леонид Александрович! - Они обнялись на ледяном ветру, и Кирилл Афанасьевич поднялся в кабину «Дугласа».

План, который разработали командующие, предусматривал встречный удар двух фронтов, разгром группировки немцев к югу от Ладоги и прорыв блокады Ленинграда в самом узком месте. Мерецков, учитывая трудности Ленинградского фронта, пошёл на то, чтобы в операции участвовало больше дивизий его фронта, нежели Ленинградского. Кирилл Афанасьевич боялся, что Ставка не утвердит его план, но она утвердила его без каких-либо замечаний. Мерецков не смог сдержать своих чувств.

   - Пока всё идёт без сучка, без задоринки, - сказал он, потирая руки и весело глядя на генерала Стельмаха. - Декабрь Ставка нам отводит на подвоз боеприпасов и новой техники, ремонт танков и прочее. Начнём мы боевые действия в начале января сорок третьего. Знаешь, как в Ставке назвали нашу операцию?

   - Не слыхал, - смутился генерал Стельмах.

   - «Искра»! - весело изрёк Кирилл Афанасьевич.

Директива Ставки на прорыв блокады поступила 8 декабря. Руководство Волховского фронта к этому времени претерпело изменения. Членом Военного совета фронта по инициативе Верховного был назначен генерал Мехлис, а начальником штаба - генерал Шарохин. Генерал Стельмах возглавил штаб Юго-Западного фронта. Не знал Кирилл Афанасьевич, что видится с ним в последний раз: 21 декабря Стельмах погиб в бою, об этом Мерецкову в тот же день сообщил командующий фронтом генерал Ватутин. Конечно, генерал Шарохин был более опытный штабист, ещё до войны он окончил Военную академию Генштаба, а в ходе войны был заместителем начальника Генштаба. Против его назначения Мерецков не возражал, хотя ему жаль было отпускать Стельмаха. Но так решил не он, а Сталин, о чём Кирилл Афанасьевич честно заявил Григорию Давидовичу.

   - И Мехлиса, и Шарохина прислала ко мне Ставка, - сказал Мерецков, - так что я не ставил вопроса о твоей замене. Но ты уходишь к моему другу Ватутину, он тебя знает и в обиду не даст. Передай от меня ему привет.

   - Скажу честно, мне не хочется от вас уходить. - Голос у Стельмаха дрогнул. - Я же воевал с вами рядом в самые тяжкие дни...

   - Не переживай, Григорий Давидович, - успокоил его Кирилл Афанасьевич. - Главное ведь не в том, где ты вою ешь, а как ты воюешь.

Интересной была у Мерецкова встреча с генералом Мехлисом. Когда тот прибыл в штаб, Кирилл Афанасьевич, поздоровавшись с ним, спросил:

   - Что, прибыли меня инспектировать?

   - Нет, Кирилл Афанасьевич, - тихо ответил Мехлис, и, как показалось Мерецкову, в его голосе прозвучала неуверенность. - Меня назначили членом Военного совета Волховского фронта.

Мерецков смутился, какое-то время молчал, не зная, что ответить, но вскоре обрёл прежнее спокойствие и, слегка улыбаясь, промолвил:

   - Ну что ж, начальству виднее, куда вас направить, была бы только польза. Ну а коль прибыли ко мне, будем работать вместе. Можете тут располагаться и чувствовать себя как дома!

Мехлис, однако, остался стоять.

   - В мае я был на Крымском фронте как представитель Ставки, - заговорил он негромко, чуть потупив взор, - но я не обеспечил организацию обороны и меня освободили от всех должностей. Вы знаете об этом?

   - Знаю, Лев Захарович, - усмехнулся Кирилл Афанасьевич.

   - И что вы на это скажете?

   - У любого военачальника могут быть неудачи на фронте. Были они и у меня. Лекарство для выздоровления здесь одно - извлечь урок и трудиться в полную силу. Как это говорил Лев Толстой? Думай хорошо, и мысли созреют в добрые поступки!

   - У Льва Толстого есть и другие слова, - улыбнулся Мехлис. - Он говорил, что дело не в том, чтобы знать много, а в том, чтобы знать из всего, что можно знать, самое нужное.

   - Я не Лев Толстой, но коль речь идёт о нашем военном деле, сказал бы так: долг превыше всего, и тот, кто честно исполняет его, герой.

По всем вопросам у Мерецкова была полная ясность, что беспокоило его и даже настораживало: смогут ли бойцы с ходу прорвать блокаду? Должны! В его делах и поступках никогда не просматривалось самодовольство, а тем более бахвальство, хотя он знал, что истинные дела всегда просты и скромны и свидетельствуют если не о таланте тех, кто их совершает, то о большой силе воли, которую они проявляют. Чего-чего, а воли у Кирилла Афанасьевича было столько, что другие могли позавидовать. И всё же, удастся ли прорвать блокаду? Эта мысль преследовала его, хотя волноваться оснований не было. Правда, участок между населёнными пунктами Липки и Мишкино, куда будет наноситься главный удар, обороняла всё та же 18-я армия генерала Линдемана. Он был сильно укреплён, с разветвлённой системой противопехотных и противотанковых заграждений, со сплошными минными полями... Утешало то, что 2-я ударная армия генерала Романовского была ударной группировкой фронта, усиленной танками и артиллерией, а с воздуха прикрытой самолётами 14-й воздушной армии генерала Журавлева. «У нас всё готово, лишь бы непогода нам не помешала», - сказал командарм Журавлев. Сам он был лётчиком высокого класса, когда требовалось, мог сесть в кабину любого самолёта и поднять его в воздух.

Мерецков поручил начальнику штаба генералу Шарохину провести командно-штабную игру и отправился в Ленинград на встречу с командующим фронтом генералом Говоровым. Вернулся он поздно вечером довольный, собрал в штабе своих помощников и заявил:

   - Мы с Говоровым обговорили все вопросы совместных действий в предстоящем наступлении. Определили рубежи встречи фронтов, наметили серию сигналов, чтобы свои войска не принять за войска противника... Словом, я доволен встречей и уверен, что польза от неё будет! А теперь подробно доложу вам, о чём мы договорились...

В первой половине января 1943 года неожиданно на фронт прибыли представители Ставки маршал Ворошилов и генерал армии Жуков. Мерецков узнал об этом в последнюю минуту и не смог встретить их на аэродроме.

   - Ну, добрый день, хитрый ярославец! - Лицо Жукова от мороза раскраснелось, на бровях ещё не растаяли паутинки инея. - Ветер колючий, как игла... Послушай, Кирилл, давно хочу спросить, почему Иосиф Виссарионович называет тебя хитрым ярославцем?