- Нам надо для подготовки ещё хотя бы пару недель, - огорчённо произнёс начальник штаба Стельмах. - Мы даже весь боезапас не получили.

   - Кто тебе их даст, эти две недели? - усмехнулся Мерецков, глаза его блеснули. - Но я всё же отправлю депешу в Ставку...

Теперь Кирилл Афанасьевич терпеливо ждал, что ему ответят. Он посмотрел в окно. Во дворе бесновалась пурга, наметая и без того большие сугробы. Погода выдалась явно не для наступления, но что поделаешь! С каждым днём блокада Ленинграда коверкала судьбы защитников города, и эта мысль больно отдавалась в душе Мерецкова.

   - Товарищ командующий, на прямом проводе Ставка! - прервал его раздумья генерал Стельмах.

Мерецков подошёл к «бодо», тот выстукивал на ленте текст. Он прочёл: «У аппарата Сталин, Василевский. По всем данным у вас не готово наступление к 11-му числу. Если это верно, надо отложить ещё на день или на два, чтобы наступать и прорвать оборону противника. Ваше мнение?»

«У аппарата Мерецков, Стельмах. Ваше предложение отсрочить наступление на два дня приемлемо. Однако просим дать ещё один день. Боевые действия начнём тринадцатого января...»

Ставка с Военным советом фронта согласилась. И вдруг Мерецков, по натуре человек сдержанный, попросил Сталина дать ему из резерва Ставки общевойсковую армию. Пока телеграфист передавал по «бодо» текст, Мерецков стоял рядом не двигаясь. Он почувствовал, как ледяной холодок окатил его спину, а лицо напряглось. Что ответит Сталин? На какое-то время аппарат умолк, но вот он вновь застучал, и на узкой белой полоске стали появляться маленькие дырочки-буквы. Мерецков, разжав губы, прочёл вслух:

   - «Армию получите к моменту переправы войск фронта на противоположный берег реки Волхов. Желаем вам успеха!»

На лице генерала Стельмаха засияла улыбка.

   - Всё же вам, товарищ командующий, удалось вырвать резерв!

Мерецков выпрямился, отдал ленту телеграфисту, щуплому сероглазому ефрейтору, и небрежно заметил начальнику штаба:

   - Меня это радует и в то же время огорчает.

   - Почему? - спросил подошедший к нему член Военного совета Запорожец, только что вернувшийся из соседней армии, где проверял, как поставлена в соединениях партийно-политическая работа. - Армия ведь не полк и не бригада, и нам она кстати.

   - А вдруг у нас ничего не получится, оборону врага мы не сломим? - усмехнулся Кирилл Афанасьевич. - Если это произойдёт, Верховный снимет с меня шкуру!

   - Нет уж, до этого дело не дойдёт! - весело произнёс начальник штаба генерал Стельмах.

Мерецкову всегда чего-то не хватало, он был жаден ко всему, что его окружало, но проявлял осторожность, особенно на фронте, где в большой цене каждый шаг, и, если он окажется неверным, можно сильно за это поплатиться. Но боялся Мерецков не за себя, а за тех, кто отчаянно рвался в бой. Так он привык жить и командовать, так ом осуществлял свою власть над подчинёнными. Он был умён, горяч в решающей схватке, но действовал расчётливо, хотя и с большим риском. Сейчас, оценивая создавшуюся ситуацию, Мерецков остро почувствовал, что главные усилия надо сосредоточить в направлении шоссейной и железной дороги Москва - Ленинград.

   - А знаешь, почему выгодно? - спросил он Стельмаха, который сидел напротив и время от времени чертил на карте циркулем и делал засечки карандашом.

   - Для фронта это лучшие пути, и выводят они наши войска прямо к Ленинграду, - ничуть не смутившись, ответил начальник штаба.

   - Да, но как быть с рекой Волхов, с её широкими и открытыми поймами? Пока войска переправятся, гитлеровцы накроют их мощным огнём!

В их разговор вмешался начальник артиллерии Дегтярёв. Он заявил, что река уже замёрзла. К тому же ему удалось выявить основные огневые точки противника, и он готов подавить их своим артогнём, даже план нарисовал.

   - Ну-ка, дайте мне ваш листок, я гляну, что вы там нарисовали, - усмехнулся командующий.

Много чего штабу фронта удалось сделать, и 13 января рано утром наступление Волховского фронта началось. Как и следовало ожидать, враг оказал упорное сопротивление, и на участке 4-й армии продвижение наших войск застопорилось. Мерецков спросил по телефону генерала Гореленко, что случилось, тот пояснил: немецкие танки прорвались на левом фланге.

   - Мы уже подбросили туда орудия, и ребята с танками управятся! - прокричал в трубку полевого телефона командарм.

Прошло ещё три дня кровавых боев. Наконец 2-й ударной армии генерала Клыкова удалось овладеть Мясным Бором и прорвать главную полосу обороны.

Мерецков взглянул на карту.

   - Григорий Давидович, прикажи генералу Гусеву, чтобы вводил в образовавшуюся брешь кавалерийский корпус! - повеселевшим голосом велел Мерецков.

Стельмах тут же вышел на связь с Гусевым и отдал приказ.

   - С ходу рубите фашистов, старайтесь расширить коридор! Ты понял, Гусев? Тогда действуй!..

Следом за кавалеристами ринулись в прорыв войска 2-й ударной армии. За неделю боев они углубились в расположение врага на 40 километров, перерезав железную дорогу Ленинград - Новгород. Но едва генерал Гусев повернул кавалерийские дивизии на Любань, как немцы оказали упорное сопротивление. Он тут же позвонил в штаб фронта.

   - Что у тебя, Николай Иванович? - Мерецков слышал, как тяжело и нервно дышал генерал. - Ты ранен?

   - Нет, товарищ комфронтом, - басовито ответил Гусев. - Немцы, как кроты, зарылись в землю, никак не можем их выкурить. Пришлось занять круговую оборону.

   - Ну, спасибо, Николай Иванович! - мрачно ответил Мерецков. - Но ты, дружище, носа не вешай, держись! Пошлём тебе подкрепление.

Тяжёлое положение сложилось и в полосе наступления 2-й ударной армии, о чём генерал Клыков информировал Мерецкова, и это огорчило Кирилла Афанасьевича. Армия завязла в лесах и болотах, ей тоже была нужна помощь. Комфронтом решил выехать в штаб армии, но прежде позвонил, чтобы командарм был на месте. Ему ответил начальник штаба: у генерала Клыкова случился сердечный приступ.

   - Он лежит в соседней комнате, я сейчас передам ему трубку...

   - Не надо, - резко оборвал начальника штаба Мерецков. - Через час я буду у вас.

Мерецков подумал о том, что генерала Клыкова необходимо кем-то заменить, он часто болеет, а дело от этого страдает. «Вернусь от него и переговорю со Ставкой», - ре шил Кирилл Афанасьевич, надевая полушубок.

Вездеход прытко бежал по просёлочной дороге, разбрасывая по обе стороны шапки снега. Сугробы он подминал под себя стальными траками, казалось, снегу не будет конца. Вдали показалась чёрная точка. Что это? Подошли ближе. В снегу застряло орудие, вокруг суетились бойцы и никак не могли вытащить его из снега. Вездеход остановился, и Мерецков выпрыгнул на дорогу.

   - Кто такие? - спросил он полного, как бочонок, сержанта в сером полушубке. - Докладывайте, сержант, и командующий фронтом.

Бойцы были из 4-й армии, перебрасывали орудия на другой рубеж, все ушли далеко вперёд, а они возятся со своим орудием.

   - Наши лошадки угодили в яму и никак не могут выбраться, а тут ещё орудие, - пояснил сержант. Лицо его от сильного мороза покраснело, из-под шапки-ушанки выбился рыжий чуб. - Разрешите воспользоваться вашим вездеходом?

   - Давай, сынок, вытащи эту пушку! - кивнул своему водителю Мерецков. - Да поживее, я тороплюсь.

Вездеход загудел, трос натянулся, как стальная пружина. Рывок - и орудие вытащили из ямы.

   - Твоя пушка, сержант, свободна! - улыбнулся Кирилл Афанасьевич. - Тащи её на боевую позицию. А лошадки что-то приуныли. Ты их кормил?

   - Вчера вечером давал им кукурузные кочаны, а вот сегодня с утра покормить их не удалось: в дороге во время передислокации мы попали под бомбёжку и растеряли запасы овса. Поначалу моё орудие тащили три лошади, потом одну угробил осколок. Насмерть! - Боясь, что командующий накажет его, сержант тут же заверил, что до боевой позиции уже недалеко, за час доберутся и там он сытно накормит лошадей. Сержант сказал, что до войны у него в деревне Назарьево были лучшие рысаки во всём Зарайском районе, а уж с этими двумя лошадками гнедой масти он управится. Мерецков насторожился, слушая его.