- Несомненно, Филипп Данилович!

   - И ещё, - продолжал генерал, - я недооценивал стыки между соединениями и их фланги. Потому-то немцам и удавалось окружать наши войска. Мы ждали их атак в лоб, а они действовали в обход.

   - Ты упустил ещё один важный момент. - Мерецков отложил ложку в сторону и подошёл к карте. Гореленко последовал за ним. - Видишь этот рубеж обороны на широком фронте? Здесь одноэшелонное построение войск. А коль так, тебе следовало иметь значительные резервы и держать их где-то поближе к переднему краю, чтобы при обострении обстановки на каком-либо участке обороны бросить их в бой.

   - Да, в боях на Свири я оказался не на высоте, - огорчённо вздохнул Гореленко. - Сейчас бы я действовал по- другому.

   - Наше военное дело не терпит шаблона, Филипп Данилович, - усмехнулся Мерецков. - Командир тот же педагог, инженер солдатских душ, а уча других, как говорил великий Гоголь, также учишься сам.

С раннего утра Гореленко уехал в дивизию и вернулся на другой день под вечер. Он рассказал об артиллеристах полковника Чернова, отбивших три танковых атаки. Сам Чернов был тяжело ранен.

   - Это мой земляк, - вздохнул Мерецков. - Я сам съезжу в полк, вы остаётесь за меня, - официально заявил он генералу Гореленко. - Отдайте приказ соседнему полку, чтобы послали на помощь Чернову несколько танков.

Садясь в «виллис», Мерецков заметил, что за рулём сидит незнакомый водитель. Среднего роста, плечистый, глаза задумчивые. Боец сразу понял, чем обеспокоен командарм, и поспешил объяснить ситуацию:

   - Ваш водитель ходил с ребятами к озеру за водой и подорвался на мине. Вчера мы его похоронили. А меня Чернов перевёл на штабную машину. Обещал вернуть в сапёрную роту, когда подберёт другого водителя.

   - Как вас зовут?

   - Кречет я, Игорь! - Озорно блеснув серыми глазами, он добавил: - От роду двадцать лет, родом из Ростова-на-Дону. До войны плавал рулевым на пароходе «Чапаев». Просился на военный флот, но военком направил меня и пехоту. Отца нет, мать живёт в Ростове-на-Дону в квартире своего отца. Расписаться с любимой девушкой я, к сожалению, не успел.

«Весёлый малый и на язык острый», - беззлобно поду мал Кирилл Афанасьевич. Он велел Кречету сходить и штаб и взять пару гранат, но тот сказал, что они у него есть, лежат в багажнике.

Два автоматчика сели в «виллис», и машина тронулась.

Проскочили опушку леса и выехали на просёлочную дорогу. Сквозь тучи проклюнулось солнце, вода в дождевых лужах заискрилась. Где-то вдали громыхали орудийные залпы.

Проехали ещё километра два, и вдруг вдали у леса что- то блеснуло. Кречет, притормозив, до боли в глазах всмотрелся в лесной массив.

   - Немцы, товарищ командарм! - крикнул он. - Танки! Один, два, три... - Он резко затормозил, и «виллис» застыл.

Мерецков, толкнув плечом дверцу, вышел из машины, за ним поспешили автоматчики. Метрах в пятистах гулко урчали танки. «Наверное, немцы не заметили машину, не то давно бы открыли по ней огонь», - подумал Мерецков. Он вмиг оценил обстановку.

   - Всем в машину! - тихо приказал он. - Надо уходить, на танки с автоматом не пойдёшь!

Кречет круто развернул «виллис». Едва тронулись с места, как немцы заметили машину и открыли по ней огонь. Снаряд разорвался рядом. В лицо Мерецкову дохнуло гарью, дымом. Шум, треск... Очнулся Кирилл Афанасьевич на земле. Он лежал на обочине дороги. Неподалёку горела машина. В ушах у него звенело, он тряхнул головой и ощупал себя: нет, цел и не ранен. Понял, что взрывной волной его отбросило в сторону.

   - Товарищ командарм, идите сюда! - услышал Мерецков чей-то голос.

Это был водитель Кречет. Он укрылся в воронке от разорвавшегося снаряда. Мерецков в два прыжка достиг её.

   - Бойцы-автоматчики погибли, товарищ командарм, - сказал Кречет, - машина разбита. Что будем делать? Позиции полка Чернова за лесом. Я помню, мы там дрова рубили. Метров семьсот надо пройти лесом, а там большая поляна, где и окопались артиллеристы.

   - Будем туда пробиваться, - ответил Мерецков.

Кречет выглянул из воронки, и лицо его посуровело. Вражеский танк ехал в их сторону, к разбитой машине, которая всё ещё горела, изрыгая чёрный густой дым. Вдруг раздался взрыв. Огонь вихрем пронёсся над воронкой, где сидели Мерецков и Кречет.

   - Вот гад, бьёт из орудия метко! - выругался Мерецков.

   - Да нет же, товарищ командарм, - возразил Кречет, - это взорвался бензобак «виллиса». Перед выездом я заполнил его до отказа бензином. Глядите, сюда идёт ещё один танк, на его броне я вижу автоматчиков!

   - Дело швах! - усмехнулся Мерецков. - Гранаты у тебя?

   - Так точно, у меня есть ещё две бутылочки «горючки».

   - Что ещё за «горючка»? - не понял Мерецков.

   - «Коктейль Молотова», как окрестили это наше оружие фрицы, - бутылки с зажигательной смесью. Они в моём вещмешке, я успел его взять, едва загорелась машина. У меня на голове даже волосы чуток обгорели. - Кречет достал из вещмешка бутылку и ласково погладил её. - Эта голубушка спасёт нас: первый танк, что идёт к «виллису», вспыхнет ярким факелом.

   - Смотри, не то сам сгоришь! - предупредил бойца командарм.

   - А мне всё равно, - грустно бросил Кречет.

   - Не понял? - возвысил голос Мерецков.

По лицу Кречета скользнула грустная улыбка.

   - Я прибыл на фронт из штрафного батальона.

   - Ты что, дезертир?

   - Что вы, товарищ командарм! Месяц тому назад нас погрузили в эшелон и направили на фронт. На рассвете эшелон поставили в Ростове на запасной путь, предупредили, что будем стоять часа три, если не больше. Ну, я, значит, и рванул домой к матери. Давно не видел её, хоте лось сказать ей на прощание что-то ласковое. Если бы им знали, товарищ командарм, какой тяжёлой была для меня эта встреча! Мать рыдала, просила, чтобы я поберёг себя... Короче, вернулся я на станцию, а поезд давным-давно ушёл. Там же, на станции, меня задержал военный патруль... Так я оказался в штрафном батальоне. Потом нас бросили на фронт, и я попал в полк Чернова, сейчас вот тут с вами...

   - Так ты и есть, Кречет, дезертир!

   - А я назвал свой поступок «Прощание с мамой»!

«Кречет... Где я слышал эту фамилию? – неожиданно для себя подумал Кирилл Афанасьевич. Слова водителя врезались ему в голову. «Кречет я, Игорь! От роду двадцать лет, родом из Ростова-на-Дону...» Так это же сын Татьяны, дочери хирурга Игоря Денисовича! Татьяна Костюк, а по мужу она Кречет... Неужели это её сын?»

   - О чём задумались, товарищ командарм? - спросил Игорь, наблюдая из воронки за танками. Двигались они медленно, и это его бесило.

   - О тебе думаю... - Мерецков выждал немного. - Теперь я знаю, кто ты. Сын Татьяны Игоревны Кречет, что живёт в Ростове. А её отца, твоего деда, звали Игорем Денисовичем, он был хирургом.

   - А вы не тот ли красный конник, которого оперировал мой дед?

   - Он самый, Игорь, так что нам сам бог велел выжить в этой схватке... Вот что, дружище, будем уходить, - жёстко сказал Кирилл Афанасьевич. - Ты пойдёшь первым, я тебя прикрою огнём.

   - Идите вы, и я вас прикрою огнём, а уж потом пойду сам, - решительно возразил Кречет.

   - Я тебя не брошу!

   - Нет, товарищ командарм! У вас на плечах целая армия таких солдат, как я, тысячи! За всех вы в ответе...

Он умолк. В это время первый танк подошёл к горящей машине и остановился. Трое солдат спрыгнули с брони и, окружив машину, стали громко говорить о чём-то на своём языке. Они смеялись. Открылся люк, и из него вылезли два немца с пистолетами в руках...

И тут случилось то, чему потом не раз удивлялся Мерецков. Он смотрел из укрытия на хохотавших врагов, и нервы у него сдали. Он выхватил из рук Кречета автомат и открыл огонь. Двоих уложил, а трое припали к земле и открыли ответный огонь.

   - Поторопились вы, товарищ командарм! - в сердцах произнёс Кречет. - Извините, но так не воюют. Теперь нам отсюда не уйти. Эти трое возьмут на прицел нашу воронку, а танк даст ход и проутюжит её. - Он схватил Мерецкова за руку. - Уходите! Я вас прикрою, а затем и сам уйду. До леса двадцать шагов, можно и по-пластунски... Сейчас я метну в танк «горючку», он вспыхнет и дымом вас прикроет, ясно?