Он вызвал генерала Поскрёбышева.

   - От товарища Жукова нет сообщений?

   - Есть депеша о том, что он вступил в командование Ленинградским фронтом. Только что поступила телеграмма, я собирался доложить вам...

Но вождь уже не слушал его. Он в душе надеялся, что, если Жуков в Ленинграде, ситуация там должна измениться в нашу пользу.

«А куда мне послать Мерецкова? - вдруг подумал Сталин, ощущая лёгкие толчки сердца. - Да, подвёл меня Лаврентий. Есть у него хватка, нюх на людей, он очень помогает мне разделаться с теми, кто не понимает, как важно было укрепить вооружённые силы на случай нападения агрессора. Мы очистили нашу Красную Армию от врагов, от тех, кому были по душе идеи иуды Троцкого, очень хорошо оздоровили нашу армию и военный флот. Но допустили и серьёзные ошибки... Хотя, конечно, когда лес рубят, щепки летят, а тут полетело целое бревно - Мерецков. Вина тут в первую очередь не моя - Берии. - Сталин подошёл к столу, взял трубку, набил её табаком и закурил. - А Мерецкова мне, видимо, надо послать тоже под Ленинград. Это его давнее гнёздышко, где он чувствует себя как рыба в воде...»

Дверь неожиданно распахнулась, и в кабинет вошёл маршал Ворошилов - похудевший, с одутловатым лицом и набрякшими веками, которые слегка подёргивались. Сталин даже подумал, не заболел ли он.

   - Прибыл к тебе, Иосиф, как и было приказано. - Ворошилов подошёл к столу.

   - Садись. Дома был?

   - Нет, я прямиком к тебе с аэродрома. Спасибо, что нашёл мне замену. Устал я чертовски, фронт тяжёлый, да и годы уже не те.

   - И война не та, а то, что мы с тобой проходили, не идёт ни в какое сравнение, - заговорил вождь. Он хотя и поздоровался, но руку своему соратнику не подал. - Как думаешь, Жуков справится?

   - Справится! - обнадёжил Ворошилов. - Человек он боевой, энергичный, ему такая фронтовая заваруха по характеру. Да и немцы перестали напирать, как это они делали раньше. Поверь, Иосиф, я даже сам однажды ходил в атаку. Такая злость поднялась во мне, что готов был этих паршивых фрицев грызть зубами!

   - Зубы сломаешь, для этого нам нужны танки, - усмехнулся Сталин. - Вот ты, Клим, упомянул про свою атаку. Но к чему тебе идти в бой? Ты командующий фронтом, твоё дело руководить сражением, обеспечить войска всем необходимым оружием. Атака - удел бойцов и команд» ров, но не командующего фронтом.

   - Чем прикажешь теперь мне заняться? - спросил Ворошилов.

   - Завтра полетишь в 54-ю армию, которой командует маршал Кулик, твой соратник ещё по Гражданской войне. Поможешь ему наладить оборону. - Далее Сталин пояснил, что эта армия была сформирована на базе 44-го стрелкового корпуса с непосредственным подчинением Ставке Верховного Главнокомандования. Генштаб быстро перебросил её на северо-западное направление, армия заняла оборону по правому берегу Волхова.

Слушая, вождя, Ворошилов давно хотел спросить его, чем закончилось «дело» Мерецкова, но всё не решался: а вдруг вождь обидится? Он хорошо изучил характер и натуру Сталина - тот был непредсказуем и мог взорваться в любую минуту.

И всё же, когда они пили чай, Климент Ефремович расслабился, и как-то сам по себе с его уст сорвался вопрос:

   - А что с Мерецковым, где он?

   - Завтра утром в десять часов он будет в моём кабинете, так что приходи пожать ему руку, - усмехнулся Сталин.

   - Значит, Кирилл Афанасьевич чист?

   - Как и ты, Клим. - Сталин помолчал. - Скажи, почему ты не возмутился, когда чекисты просили санкцию на его арест?

   - Я никогда тебе не возражал, Иосиф, если арест делался с твоего ведома, - заявил маршал. - Не знаю, хорошо это или плохо, но я так поступал и не жалею.

   - Многих военачальников арестовал Ежов, а затем и Берия, а ты по-прежнему молчал? - Сталин пристально смотрел в лицо Ворошилову. - Ты же был наркомом обороны и так легко давал своё согласие на аресты своих военачальников. Этого я никак понять не могу. Будённый горой стоял за генералов - руководителей конных заводов, не раз просил меня вмешаться в дело того или иного генерала. А ты - молчок!

   - Чего ты от меня хочешь, Иосиф? - с обидой в голосе спросил Климент Ефремович. - Почему я должен был возражать против ареста военачальника, если тот же Ежов показывал мне документы о его вредительской деятельности?

   - Некоторые «дела» потом оказались состряпанными тем же Ежовым и его подручными, а ты ему верил! - бросил упрёк вождь. - А людей-то уже нет, их расстреляли...

   - А кто оклеветал Мерецкова? - загорячился Ворошилов. - Берия! Ты же ему поверил, Иосиф?

   - Нет! - почти крикнул Сталин. - Я прочёл запись допроса и всё сразу понял... А ты, Клим, хотя бы одно «дело» своего военачальника прочитал? Ты даже не листал его! - Сталин разгорячился, зашёл в комнату отдыха и выпил стакан боржоми. Предложил Ворошилову, но тот отказался.

В кабинет вошёл Поскрёбышев.

   - К вам нарком танковой промышленности Малышев.

   - Пусть войдёт!

Малышев тут же шагнул в кабинет. Сталин пошёл ему навстречу, тепло пожал руку.

   - Что у вас нового, Вячеслав Александрович? - спросил он.

Малышев в знак приветствия кивнул Ворошилову, затем сказал, что штаты нового наркомата он заполнил опытными людьми, и положение с производством танков улучшится. На Сталинградском тракторном заводе начался серийный выпуск танков Т-34.

   - А сейчас мы готовимся делать эти танки на заводе «Красное Сормово», - подчеркнул Малышев.

Воспользовавшись паузой, маршал Ворошилов спросил Сталина, может ли он идти. Тот, оторвавшись от блокнота, в котором что-то писал, кивнул ему, заметив:

   - Перед вылетом зайди, Климент Ефремович, в Генштаб, там тебе дадут кое-что для 54-й армии. А маршалу Кулику от меня привет! - Ворошилов вышел. Вождь взглянул на наркома танковой промышленности. - А теперь я послушаю ваш подробный доклад о том, какие меры приняты на заводах по резкому увеличению производства танков. Без них, Вячеслав Александрович, Красная Армия не сможет остановить натиск фашистов. На всех фронтах идут кровавые бои, но пока наши войска отходят. Сталин поднял трубку «кремлёвки» и позвонил Молотову. Вячеслав, мы с Малышевым ждём тебя. Да, и попутно возьми с собой Маленкова...

Дуня собралась идти на Лубянку, когда в дверь кто-то негромко постучал. «Наверное, соседка», - подумала она и открыла дверь. На пороге стоял... Кирилл!

   - Ну вот я и дома! - весело произнёс он.

Дуня, казалось, не дышала. Сердце гулко стучало.

   - А я собралась к тебе на свидание... - только и хватило у неё сил произнести эти слова. Она подошла к мужу, прижалась к нему. - Даже не верится, что тебя наконец выпустили. Я так рада, что вижу тебя живым и невредимым...

Мерецков разделся и сел.

   - Живой я, Дуняша, но рёбра в камере мне помяли. Эти негодяи били меня, требовали сознаться в том, чего я не делал...

Первым, кто увидел генерала Мерецкова, был генерал Василевский.

   - Глазам своим не поверил, думал, что померещилось. - Александр Михайлович обнял Кирилла Афанасьевича и расцеловал. - Наконец-то тебя выпустили. Я до слёз рад! Послушай, Кирилл, зайдём к моему начальству маршалу Шапошникову, а? Он так переживал твой арест, что даже Сталину в этом признался. «Вы, - сказал он вождю, - хорошенько подумайте, прежде чем приказать чекистам поставить Мерецкова к стенке». Борису Михайловичу терять уже нечего, а Сталин уважает его, считается с ним. Ну что, заглянем к Шапошникову? Он один в кабинете.

   - Ну, если на минуту, мне ведь надо спешить в Кремль к Хозяину.

Начальник Генштаба, увидев Мерецкова, пружинисто вскочил с кресла да так и застыл. Кирилл Афанасьевич подошёл к нему и протянул свою жилистую руку.

   - Добрый день, Борис Михайлович! Честно признаться, я не ожидал так скоро быть у вас. Ей-богу, я весьма рад!

   - Пожалуй, я больше рад, - наконец заговорил маршал Шапошников и пригласил Мерецкова сесть. - Вы же знаете, что с Лубянки не возвращаются. Так было с вашим учителем Уборевичем, так было с Василием Блюхером, у которого вам довелось служить на Дальнем Востоке...