Перед самой выпиской из госпиталя Мерецков написал отцу письмо, упомянул о своём ранении. Положил листок в конверт и запечатал. Подумал, подумал, потом взял письмо и изорвал в клочья. Зачем волновать родных? Когда вернётся домой, расскажет им, что с ним приключилось.

Утром в палату вошёл его лечащий врач. Был он весел, от него пахло одеколоном.

   - Я только что побрился, и вам не мешало бы это сделать, - улыбнулся он, глядя на Кирилла Афанасьевича.

   - Почему? - усмехнулся Мерецков. - Куда мне спешить, завтра и побреюсь.

   - Нет, дружище, садитесь и брейтесь, а я оформлю документы. За вами уже прибыла тачанка.

   - Тачанку небось послал начдив Коротчаев? - спросил Мерецков бойца, садясь рядом с ним.

   - Никак нет - Фёдор Литунов! Теперь он командует нашей 4-й дивизией.

   - А куда направили Коротчаева?

   - Не могу знать. В штабе дивизии вам скажут. Моё дело - отвезти вас в часть, а в политике я не игрок!

К месту прибыли ночью. Но Мерецкова ждало разочарование: дивизия ушла в Житомир. Кое-как позавтракав, они с бойцом-ординарцем сели на лошадей и за сутки добрались до Житомира. И снова неудача! Комендант города сказал Мерецкову, что, если он хочет догнать свою дивизию, ему надо седлать коня и скакать в Ровно. Пока там ещё польские паны, но, когда он туда доедет, их уже не будет.

Двое суток езды верхом по просёлочной дороге, и Мерецков с ординарцем прибыли в Ровно. Днём раньше город освободили бойцы Первой конной армии. Белополяки в панике отступили. На дороге темнели побитые и сгоревшие подводы, валялись трупы лошадей, чернели воронки от снарядов и разорвавшихся гранат, наполовину залитые дождевой водой. А вот и штаб армии. Мерецков спешился и, отдав повод ординарцу, вошёл в комнату. У стола он увидел Будённого.

   - Разрешите доложить, товарищ командарм! - начал было он, но Семён Михайлович прервал его:

   - Ты ли, Мерецков?! А Клим Ворошилов доложил мне, что в ночной схватке ты якобы погиб! Я даже хотел помянуть тебя чаркой самогона, но воздержался, потому как начальник штаба, твой командир Косогов, сообщил мне, что ты будто был ранен и где-то в Киеве лечишься. - Будённый взглянул на соседнюю дверь и крикнул: - Клим, иди сюда!

В комнату вошёл Ворошилов и, заметив Мерецкова, попятился было к двери.

   - Ты жив?!

Мерецков улыбнулся.

   - Пуля вышибла меня из седла, очнулся я уже на тачанке. Две недели пролежал к Киеве в госпитале. Теперь вот прибыл в дивизию. А разве Коротчаев не сказал вам, что отправил меня на тачанке в Киев?

   - Я о тебе не спрашивал, а он не счёл нужным докладывать. А вообще-то, Кирилл Афанасьевич, ты тогда ночью спас меня, иначе уланы забросали бы штаб гранатами. Молодчина! Тебе бы следовало за геройское дело вручить орден, но что решит командарм?

   - Я - за! - улыбнулся в усы Будённый. - Пусть Косогов пишет на него реляцию, а пока я сделаю вот что... - Командарм вызвал к себе начдива Тимошенко. - Где твой начальник штаба дивизии? - спросил он.

   - Я послал его в бригаду.

   - Вот этого орла, Кирилла Мерецкова, я назначаю к вам в 6-ю дивизию на должность помначштадива. У Коротчаева он был в этой должности и хорошо себя проявил. Не возражаешь?

   - Разве мне, товарищ командарм, не нужны опытные вояки? К тому же товарищ Мерецков генштабист. Ему бы продолжать учёбу в Академии Генштаба, а он по-прежнему на фронте, да ещё пулю вражью поймал...

   - Ишь ты, заступник какой нашёлся! - усмехнулся Будённый. И тут же его лицо посуровело. - Ты, Семён, подобные разговорчики здесь не веди! Не один Мерецков на фронте, все слушатели сражаются с врагами.

   - А я что, товарищ командарм? - смутился Тимошенко. - Я не против, что «академики» помогают нам бить белополяков.

«Дипломат! - усмехнулся в душе Мерецков. - Но командарма уважает, потому сразу прикусил язык...»

Вскоре Мерецков уже сидел у начальника штаба дивизии Жолнеркевича и слушал его рассказ об обстановке на фронте. Жолнеркевич возложил на Кирилла Афанасьевича обязанности помощника не только по разведке, но и по оперативной работе. (Позднее Мерецков отмечал, что это оказалось «чрезвычайно полезным с точки зрения приобретения необходимых познаний. Вообще, ни 1918, ни 1919 год, вместе взятые, не дали мне столько боевого опыта, сколько получил я в 1920 году, когда служил в Конармии. Долгие годы находился я под впечатлением того, чему научил меня командарм С. М. Будённый». – А.З.).

   - Вы сами попросились в мою дивизию? - спросил Мерецкова начдив Тимошенко.

Кирилл Афанасьевич пояснил, что он вернулся из госпиталя после ранения под Коростенем и первый, кого он увидел, был командарм Будённый. Он-то и направил его в 6-ю кавдивизию.

   - А что вас смущает, товарищ начдив?

   - Я к тому, что у меня экзамен для всех, - небрежно заметил Тимошенко. - Если человек проявил себя в бою, значит, останется в моей дивизии, а не выдержал экзамен - гуляй, парень!

«Строгий начдив, - отметил про себя Мерецков, - но воевать мне не впервой, так что справлюсь».

На другой день Мерецкову стало известно о том, что перед Западным и Юго-Западным фронтами руководство Красной Армии поставило задачу: сходящимися ударами о северо-востока и юго-востока пробиться к Варшаве. Войска Тухачевского, освободив Минск, развернули наступление на Вильно и через Пинск - на Брест. Войска Егорова подтягивались к ним, постепенно поворачивая на северо-запад своим левым флангом и как бы отекая Галицию. 12-я армия Восканова оперировала в районе Сарн, готовясь наступать на Ковель. Первая конная армия нацеливалась на Луцк, затем должна была двинуться по направлению на Владимир-Волынский - Замостье - Люблин. Группа Якира получила полосу Кременец - Броды - Рава-Русская. А со стороны Румынии Юго-Западный фронт прикрывала 14-я армия Молкочанова, действуя в Галиции...

Начальник штаба 6-й дивизии Жолнеркевич вызвал Мерецкова к себе.

   - Твоя задача, Кирилл, как руководителя дивизионной разведки, - сказал он, глядя на карту, - прощупать подходы к Луцку. Это - раз. Второе - продолжать работу по изучению рубежа Цумань - Олыка - Млинов. Так что бери своих разведчиков и в ночь уходи с ними к позициям неприятеля. На рассвете жду твоего возвращения. Успеешь?

   - Пойдём на конях, так что успеем, - заверил начальника штаба Мерецков.

Но едва разведчики собрались в дорогу, как Мерецкова вызвал начдив Тимошенко.

   - Выход на разведку отменяю! - объявил он.

Что же случилось? Оказывается, из штаба фронта поступил приказ о перемене оперативного направления. Весь фронт менял северо-западный курс на юго-западный. Конармия становилась лицом не к Владимир-Волынскому, а ко Львову, Якир - к Стрыю, 14-я армия - к Станиславу. Как позже выяснилось, этот изменённый курс в конечном итоге явился одной из причин неудачи наступления войск Красной Армии в Польше.

А пока Конармия вела тяжёлые бои в четырёхугольнике Здолбунов - Кременец - Броды - Дубно. Кавалеристы перед оборонительными позициями врага спешивались и под ураганным огнём, нередко ползая по-пластунски, действовали как егеря. Прорвут бригады одну полосу обороны - тут же появляется другая, потом третья. По сути, шла позиционная война, которую вела Конармия близ Белой Церкви. Не хватало патронов, продовольствия, фуража. Восполнять потери в боях вовремя не могли, поставка лошадей задерживалась. А бои нарастали с каждым днём. В начале августа 6-я кавдивизия пыталась разгромить войска противника между Козином и верховьями Стыри, но безуспешно. В горячий момент боя в штаб 6-й дивизии прибыл командарм Будённый и с гневом обрушился на начдива Тимошенко:

   - Ты что же, Семён Константинович, слабо атакуешь врага? Почему всё ещё не взял Козин?

Начдив объяснил командарму, что дивизия понесла большие потери как в людях, так и в конном составе, а восполнить их нечем.

   - Я тут кручусь, как загнанный волк, а толку мало, - сокрушался Тимошенко. Высокий, крепкого телосложения, он стоял перед командармом навытяжку, не смея взглянуть ему в глаза.