Удовлетворенно отметив, что нежный румянец постепенно начал разливаться по щекам Лоры, что она отвела взгляд в сторону, бесстрастно сказал:

— Лора, с рубашкой у меня особых проблем не возникло. А вот брюки!.. Помогите мне, пожалуйста, — его слова прозвучали, скорее, как распоряжение, а не как просьба.

Лора чувствовала, каким огнем полыхает ее лицо. Она никак не могла заставить себя посмотреть в сторону господина Редфорда и хоть что-то ответить.

— Да-а… Послал Бог сиделку! — язвительно прокомментировал он. — В каком монастыре он ее только выискал? Мне теперь что, по его милости, одетому ложиться спать?!! Ничего не скажешь, дивный уход! — в дверь постучали, и Алек раздраженно откликнулся: — Да! Войдите!

Это, конечно же, была госпожа Гилберт. Собственной персоной. Она окинула высокомерным взглядом Лору, затем перевела его на хозяина и невыразительно произнесла:

— Я зашла узнать, не требуется ли вам еще что-нибудь, господин Редфорд. Может быть, вам необходима помощь?

— Требуется! — резко выпалил он. — Очень требуется. И помощь необходима. Снимите с меня брюки и облачите, наконец, в пижаму, черт возьми!!!

Агнесса обледенела за долю секунды. Ее взгляд остекленел. А в следующее мгновение она покраснела до корней волос.

Алек смерил домоправительницу изучающим скептическим взглядом, потом в упор воззрился на Лору и с сарказмом заявил:

— А вот ваша единомышленница и сподвижница, Лора! Сестра Агнесса. Из соседнего монастыря. Прошу любить и жаловать! Сестра Лора и сестра Агнесса. Как мило! Кругом, от дверей спальни до постели — сплошная чистота и невинность! С возрастным диапазоном от 23 до 52 лет! И я, 30-летний, где-то посередине. На кровати и в брюках! Беспомощный, как младенец, рядом с вожделенной, страстно желаемой пижамой. В непосредственной близости от собственной сердобольной сиделки. И в некотором отдалении от благочестивой сестры Агнессы. Вот ведь как в жизни бывает!.. А мужчины еще так мечтают попасть в женский монастырь! Глупцы!!! Их ждет жуткая перспектива — провести всю ночь, сидя на постели, в застегнутых брюках и полу расстегнутой рубашке!..

Лора, наконец, полностью справилась с собой, весело посмотрела на него и звонко засмеялась:

— Алек, ну что за ерунду вы тут нагородили!

От ее обращения Алек расцвел и широко заулыбался, а Агнесса, поперхнувшись, громко закашляла и бросилась за дверь.

Алек рассмеялся, потом лукаво взглянул на девушку и спросил:

— Так, значит, ты все-таки поможешь мне, Лора?

— Да, конечно, — согласно кивнула она, хотя при этом вновь отвела взгляд и опустила ресницы.

— Замечательно! — одобрительно и воодушевленно воскликнул он и со скрытой иронией уточнил: — Итак… Мне самому расстегнуть брюки? Или это сделаешь ты, Лора?

Она молчала, нервно покусывая нижнюю губу.

— Ло-ра… я жду…

— Лучше все-таки… вы… сами… А я… потом… с больной ноги… снять… и пижаму одеть… — едва слышно пробормотала она.

— М— да… — усмехнулся Алек, помолчал, пристально глядя на смущенную девушку, потом засмеялся и категорично заявил: — Ну вот что! Отправляйтесь-ка, сестра Лора, вслед за сестрой Агнессой! И дуэтом помолитесь за мое выздоровление! Никакой другой помощи мне, больному, от вас, послушниц монастыря, ждать не приходится. Да молитесь поусердней! И пришлите мне Баррета.

— Я здесь, господин Редфорд! — тут же донесся голос дворецкого. Он стоял у распахнутой Агнессой настежь двери.

— Войди, Баррет! — позвал Алек и, когда тот перешагнул через порог, иронично спросил: — Я надеюсь, тебя, Баррет, отца троих детей, имеющего восьмерых внуков и 40-летний стаж супружеской жизни, не шокирует необходимость стянуть брюки с многострадального больного и переодеть его в пижаму? Или ты тоже записался в послушники монастыря, соседствующего с монастырями сестры Лоры и сестры Агнессы?

Баррет добродушно засмеялся, оценив шутку хозяина, и мгновенно ее поддержал:

— Пока не записался. Но подумать есть о чем. Если ближе монастырь сестры Лоры — я согласен. А если сестры Агнессы — ни за что на свете!!!

Алек и Лора дружно захохотали, так одновременно серьезно и забавно сделал Баррет свое заявление.

Лора направилась к двери, но ее остановил возглас Алека.

— Куда же вы, Лора, уходите? Я не давал разрешения.

Она повернулась к нему и мягко сказала:

— Простите, пожалуйста. Я слушаю вас.

Он прямо посмотрел в ее глаза и тихо попросил:

— Лора… скажи «Алек»… Пожалуйста…

Что-то особенное прозвучало в его интонации, и Лора, понимающе и ласково улыбнувшись, мелодично произнесла:

— Спокойной ночи… Алек…

— Спокойной ночи, Лора, — глухим низким голосом отозвался он.

— Доброй ночи, — благожелательно добавил Баррет, старательно скрывая, насколько удивила его необычная просьба хозяина, с которой тот обратился к Лоре.

Баррет глубоко вздохнул и печально покачал головой, глядя вслед уходящей девушке.

Алек тоже проводил ее долгим взглядом, затем посмотрел на Баррета и грустно произнес:

— Вот так, Баррет… Что скажешь?..

Если бы Баррет знал, что сказать! Но он не знал, и поэтому беспомощно, с отчаяньем, махнул рукой.

Лора не могла понять, почему и зачем господин Редфорд настаивал на ее круглосуточном пребывании в его доме. В этом не было никакой необходимости. Что же конкретно входило, в конце концов, в обязанности сиделки — оставалось загадкой для Лоры. Да их, этих обязанностей, попросту не было! Не бы-ло!!!

Единственное, что, как и прежде, требовалось от Лоры — это готовить завтраки, обеды и ужины для господина Редфорда. Ну и еще, пожалуй, ее непременное присутствие. Впрочем, за столом, помимо нее, всегда, как правило, сидела Агнесса Гилберт. Это, естественно, предполагало строжайшее соблюдение всех общепринятых норм поведения и, одновременно, вносило в отношения определенное напряжение, поскольку их весьма своеобразный триумвират — Лора, господин Редфорд, Агнесса — неукоснительно подчинялся предписанным правилам этикета.

Ежедневно господин Редфорд часами вел какие-то бесконечные деловые переговоры по телефону, ему подвозили какие-то бумаги, документы, приезжали различные посетители. Постоянно наведывался Карл Хэкман. Он и господин Редфорд, закрывшись в кабинете, подолгу что-то обсуждали, решали вопросы и проблемы, требующие обязательного одобрения лил, наоборот, решительного отказа или значительных поправок лично господина Редфорда.

В общем, день больного был расписан по минутам. И только вечером, после ужина, господин Редфорд вспоминал о своей сиделке и приглашал ее в гостиную или кабинет.

Оставаясь с Лорой наедине, Алек первое время упорно напоминал ей о взаимной договоренности держаться менее официально и обращаться друг к другу по имени.

Спустя 3–4 дня, Лора, незаметно для себя, стала считать это привычным и нормальным. Она больше не смущалась, когда произносила обращение «Алек». Для нее стало обычным и естественным совмещать столь разные понятия, как «Алек» и «господин Редфорд». Да она попросту не задумывалась об этом, принимая предложенные правила игры, поскольку считала себя не вправе диктовать какие-либо условия, так как постоянно чувствовала горькое сожаление и раскаяние.

В один из вечеров Лора привычно расположилась в кресле около дивана, на котором полулежал Алек. Оба, как всегда, обменивались насмешливыми, ироничными репликами, непрестанно подшучивая друг над другом. Потом внезапно замолчали, предаваясь покою и погрузившись в собственные раздумья.

Алек долго смотрел на Лору и вдруг размеренно и негромко сказал:

— Лора… Помнишь тогда, в день моего приезда, ты слушала кассету? Ты обещала, что когда-нибудь мы ее обязательно послушаем вместе. Я бы хотел узнать, когда наступит это «когда-нибудь». Потому что мне очень нравится «Casta diva». Я не слишком назойлив и бестактен?

Она, что его удивило, спокойно восприняла его вопрос. Лора устремила на Алека невозмутимый чистый взгляд и мило улыбнулась.