— Хорошо. Тогда начнем с плимута, — невозмутимо согласился Алек. — И можете не волноваться! Мой шофер доставит вас, куда пожелаете.
За плимутом последовал шхедам, затем абсент, кюммель, джулеп…[7]
Лора вдруг догадалась, что Редфорд почему-то стремился напоить Энтони. Она забеспокоилась. Но быстро обменявшись с Энтони взглядами, поняла, что тот вполне контролирует ситуацию, и не так просто будет довести его до расслабленного хмельного состояния. Редфорд явно не предполагал, что Энтони окажется столь стойким и крепким к воздействию алкоголя.
Но все же спиртное немало поспособствовало раскрепощению собеседников, как ни казалось им, что они все четко осознают и держат себя «в руках».
— Честно говоря, — произнес Алек, — я не предполагал, что проведу сегодняшний вечер в компании. Лора, как выяснилось, справляется успешно не только с обязанностями поварихи. Круг ее знакомых весьма обширен! И все считают своим долгом непременно навестить ее, так сказать, при исполнении служебных обязанностей. И не только здесь, в моем доме. Но и в моем офисе тоже. Да-да! Не удивляйтесь! На вас, Энтони, я обратил внимание еще тогда. И это вполне объяснимо. Думаю, вы не обидитесь, если я откровенно признаюсь, что ваши наряды…
Энтони добродушно засмеялся и согласно кивнул:
— О, Александр! Вы не первый, кто это говорит. Так что, какие могут быть обиды?.. Что касается моих, как вы сказали, «нарядов», то кто-то же должен пропагандировать новейшие изыскания модельеров! Почему не я? Не так ли?
— Конечно, — усмехнулся Алек. — Но мне кажется, что стремление всегда шагать в ногу с модой — бесперспективно.
— Безусловно! — доброжелательно улыбнулся Энтони. — Ведь еще Оскар Уайльд[8] сказал, что «Нет ничего опаснее, чем быть модным. Все модное очень быстро выходит из моды». И я с ним, в общем-то, согласен.
— И тем не менее… — многозначительно и немного иронично произнес Алек.
Энтони развел руками.
— Александр, не судите меня слишком строго. Вспомните Бернарда Шоу и его слова о том, что «Неинтересно вешать человека, если тот ничего не имеет против»!
Все трое дружно рассмеялись. Алек быстро наполнил бокалы. Когда они опустели, Энтони неожиданно и очень серьезно заявил:
— А что касается Лоры… Мне показалось, что вы, Александр, говорили о ней несколько… двусмысленно и даже зло.
— Антуан… пожалуйста… — тихо попросила Лора, умоляюще посмотрев на Энтони.
Тот положил кисти рук на стол прямо перед собой и упрямо качнул головой.
— Извини, Лорелея, но я хотел бы продолжить, — он внимательно и все так же серьезно посмотрел в глаза Алека. — Вы, Александр… и это понятно… относитесь к Лоре, как хозяин к своей прислуге. И поэтому, должен заметить, позволяете себе многое… Лора вам ответить тем же не может. А я могу. Потому что никак от вас, в отличие от нее, не завишу. Да, Александр, вы правы! У Лоры есть друзья. И друзья настоящие. Что же касается лично меня… Я Лорелею люблю. Очень люблю. И обижать ее не позволю никому! И вам, Александр, в том числе. А еще вот что… Мне почему-то показалось… — Энтони вдруг замолчал, затем бросил взгляд на Лору и вновь перевел его на Алека. — Терпеть не могу давать советы!.. И все же… Подумайте, Александр, над словами Томаса Фуллера, — и многозначительно завершил: — «Когда горит душа, искры летят изо рта».
Энтони проницательно вглядывался в лицо Алека, как будто стараясь убедиться, что тот понял то, что он хотел донести. Но Алек сидел с бесстрастным видом. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Внезапно он рассмеялся и, повернувшись к Лоре, иронично произнес:
— А что же вы, Лора, молчите? Неужели на вас не произвело никакого впечатления столь пылкое публичное признание в любви? Или для вас это привычно?
— Нет, непривычно, — спокойно возразила она и мило улыбнулась. Признание Антуана в любви мне было слышать приятно. Очень приятно! — Лора посмотрела на Энтони сияющим лучистым взглядом и ласково сказала: — И я люблю тебя, Антуан.
— Кажется, я здесь лишний… — тихо, с нескрываемым сарказмом в голосе, произнес Алек. Он едва сдерживал себя, пораженный до глубины души открытостью и нежностью их чувств.
— Нет, Александр! — усмехнулся Энтони. — Нам с Лорелеей ни вы и никто другой помехой быть не может. И поэтому вы — совсем не лишний. Просто я без лукавства высказал то, что думаю. Извините, если я был излишне прям и откровенен. Но мне показалось, вы именно этого добивались. И потом… Вы сами виноваты, предложив такое огромное количество разнообразных напитков. А алкоголь, увы, не способствует сдержанности чувств и… языка! — Энтони весело засмеялся и добавил: — И вот еще что я хочу сказать в свое оправдание. Я всего лишь на пути к совершенству. Пока у меня не получается в полной мере следовать мудрому изречению Саади: «Великое искусство быть приятным в разговоре — это вести его так, чтобы другие были довольны собою».
— У меня это тоже не получается! — честно признал Алек.
— Увы, и у меня тоже! — быстро добавила Лора.
Все трое посмотрели друг на друга и засмеялись.
Вскоре Алек проводил Энтони и Лору, которых, как он и обещал, повез на автомобиле Энтони его личный шофер. Сам же Алек с озадаченным видом долго и задумчиво смотрел вслед отъехавшей ярко-красной машине.
Этот Лорин «павлин» оказался не так прост. И очень не глуп. Хотя отношения Энтони Деверо и Лоры были довольно своеобразны и до конца непонятны. Что-то было не так… Но что?..
Ответа Алек пока не находил.
29
Открыв дверь, Джон Баррет впустил в дом Лору, с таинственным видом приложил палец к губам и быстро потянул ее за собой на кухню. Лора, озадаченная его странным поведением, послушно двинулась за ним, не произнося ни слова.
Джон служил дворецким в доме Алека. Баррету было за семьдесят. Он мог бы давно оставить службу. Но с семьей Редфордов его связывало не одно десятилетие, и Джон считал своим долгом оставаться при Редфорде-младшем. Тем более, и Баррет знал об этом, его присутствие в доме устраивало как самого Алека, так и его родителей, уверенных в надежной опеке и заботе, которой окружал Джон своего молодого хозяина. Конечно, силы и здоровье были уже не те, что прежде: Баррет быстро уставал, часто отдыхал, подремывая в кресле. Но в целом со своими обязанностями справлялся по-прежнему безупречно. Дом Баррет, будучи уже несколько лет вдовцом, покидал крайне редко. Чаще всего тогда, когда отправлялся навестить собственных детей и внуков.
К появлению Лоры Джон поначалу отнесся настороженно, как и ко всякому новому лицу. Затем, внимательно наблюдая за ней, стал постепенно проявлять по отношению к Лоре теплоту и дружелюбие, взяв, в конце концов, молоденькую повариху под свое покровительство. Баррет решительно пресекал любые намеки горничных, которые, безусловно, не могли удержаться от того, чтобы не посплетничать и не пофантазировать о взаимоотношениях Лоры и хозяина, господина Редфорда.
Поэтому-то сегодня Баррет и поспешил сам встретить Лору, чтобы незамедлительно ввести ее в курс дела, поскольку в доме произошли изменения.
Когда они оказались на кухне, плотно закрыв за собой дверь, Лора встревожено посмотрела на дворецкого.
— Баррет, — по его настоянию она называла его именно так, — что случилось?
Он бросил на дверь взгляд и многозначительным полушепотом произнес:
— Она вернулась.
— Кто?.. — так же, шепотом, уточнила Лора, во все глаза глядя на Баррета.
Тот вновь посмотрел на дверь, потом на Лору и выдохнул:
— Агнесса… Агнесса Гилберт… — с долей иронии и сарказма добавил Джон.
— Да— а?.. — протянула Лора.
Она уже была наслышана об этой госпоже Гилберт — домоправительнице господина Редфорда. Между Агнессой и Барретом, как он сам доверительно сообщил Лоре, шла многолетняя необъявленная война. Эта Гилберт 50-летняя старая дева, по утверждению дворецкого, имела несносный придирчивый нрав. Хотя, честно признавал Джон, работу свою она выполняла безупречно, добиваясь во всем соблюдения идеального порядка. Это высоко ценили хозяева, и Агнесса, несмотря на свой вздорный и неуживчивый характер, почти два десятилетия уверенно правила домом Редфордов.