Несколько дней назад вышла моя новая книга, первый экземпляр я всегда отдаю Вивек. Я написал: «С любовью для Вивек».

«А почему не с горячей любовью?» — спросила она.

«Это невозможно, — объяснил я. — Такой автограф я не могу написать».

Дело в том, что любовь не может быть горячей или холодной. Я могу просто любить, но горячо любить абсурдно. Любовь это не количественное понятие, в ней главное — качество.

Любовь это любовь! В ней нет логики. Когда вы любите человека, то любите его целиком и полностью, каким бы он ни был. А для того чтобы сблизиться с мастером, нужно влюбиться в него. Мастер вам нравится во всех своих проявлениях, вас восторгают даже ошибки в его произношении! Разумеется, легко любить его красоту, благодать, мудрость, но этого недостаточно.

Я знаю, что если я не делаю оговорок, то вы упускаете суть. Но стоит мне скаламбурить, и вы радуетесь!

Вивек каждый день говорит мне: «Не перевирай слова», но я каждый раз делаю нелепую ошибку, чтобы повеселить вас.

И есть еще одна трудность: с некоторыми вещами я так и не разобрался. Всю жизнь я не мог понять, где право, а где лево. На школьных парадах я писал на своих ладонях: «Правая ладонь, левая ладонь». Поэтому, мне по большому счету все равно, как произносить слова.

Мой ум это просто механизм. Для меня он абсолютно никчемен. Мой ум нужен для вас, поэтому я все время немного подкармливаю его. Я говорю ради вас, в ином случае мне стоило бы и вовсе отказаться от ума. На самом деле, мне не нужно даже дышать! Я дышу лишь для вас. Ради вас я продолжаю жить. Люди, у которых есть глаза, увидят это.

Все это способы. Запомните, что вы должны увидеть способ для того, чтобы вырасти за его пределы.

А что касается произношения слов, то мне повезло, что я правильно выговариваю большинство слов или что вы все равно понимаете меня, если я их коверкаю. Человеческий язык теперь чужд моему существу. Я имею в виду не только английский язык, но и родной. Я стал чужим собственному уму, между мной и ним увеличивается расстояние. Я сам удивляюсь, что мой ум продолжает действовать. Все мои познания пришли ко мне в тишине, никакой язык не сможет выразить это.

Итак, стоит лишь удивляться тому, что я продолжаю говорить с вами, передавать вам то, что передать невозможно, выражать невыразимое, произносить непроизносимое. И вы должны многое забыть.

Но помните о том, что все мои приемы для чего-то нужны... По мере того как вы будете все ближе подходить ко мне, я буду использовать все более тонкие способы. Не далек тот день, когда вы будете просто сидеть в тишине без всяких вопросов на каком-то языке. Приготовьтесь к этому, поскольку то, что действительно следует передавать, можно передавать лишь в безмолвии.

Ничто не может вызвать просветление. Вы заснули, и я кричу. Иногда мне действительно приходится кричать. На днях Вивек сказала мне: «Сегодня утром ты так громко кричал, что меня всю трясло, мои нервы на пределе». Отлично, мне придется еще покричать. Со временем вы уже не сможете избегать пробуждения. Сколько еще времени вы будете бегать от меня?

Вивек так близка мне, что она постоянно все равно как висит на кресте. Иначе и быть не может, ей приходится туго. Быть рядом со мной нелегко. И чем ближе вы ко мне, тем сильнее вам приходится преображать себя. Чем вы ближе ко мне, тем больше на вас ответственности. Чем яснее вы ощущаете свою недостойность, тем лучше чувствуете, как вам стать достойнее, а цель кажется почти недостижимой. Я постоянно создаю множество ситуаций. Я должен создавать их, потому что вы становитесь цельными только через трение. Можно расти лишь через все более сложные ситуации. Рост не бывает приятным, он всегда болезнен.

Вы спрашиваете меня: «Что ты делаешь с Вивек?»

Я медленно убиваю ее. Только так она сможет обрести новое бытие, переродиться. Если вы со мной, то все равно как висите на кресте, это нелегко.

Иисус был распят на кресте.

Если вы со мной, то висите на кресте. Итак, Вивек выполняет домашнюю работу, вот и все. Я просто постоянно даю ей задания. Разумеется, ей нужно делать больше уроков, чем вам.

Спросите сами Вивек, как она себя чувствует. Несколько дней назад она сказала: «Ты хуже Гурджиева». Для меня это прекрасный комплимент. Гурджиев очень жестко вел себя с учениками, а Вивек утверждает, что я хуже его. Но я понимаю ее. Я действительно жестко веду себя с учениками. Чем ближе вы ко мне, тем труднее вам.

В марте 1976 года в ашраме завершается строительство новых зданий, которые становятся центром нынешней общины. Раджниш дает жилым домам имена просветленных мистиков Франциска, Иисуса, Экхарта, административному зданию — имя Кришны, восьмиугольный книжный магазин называют вратами без врат. Саньясины получают аудиторию имени Чжуан-Цзы, зал для медитаций имени Радхи, здание для психотерапии имени Чайтаньи, сад с фонтаном имени Кришны. К марту 1977 года у Будда-холла появляется крыша. В ашраме открывают следующие отделения: издательский центр, пресс-служба, центры ремесел, музыки, пошива из шелковой ткани, небольшой магазин для женщин, плотницкая и гончарная мастерские, а также мастерская музыкальных инструментов. В августе 1977 года в ашраме открывают пекарню, ювелирную мастерскую, ткацкую фабрику и медицинский центр. Впервые с людей начинают брать небольшую плату за посещение лекций.

Ко мне пришла записка следующего содержания: «Ты говоришь о безмолвии, которое обретается в Гималаях. Но оно заимствовано в Гималаях. Останется ли у нас безмолвие, когда мы возвратимся домой? Подлинное ли безмолвие я нахожу в твоем присутствии? Оно заимствовано? Исчезнет ли оно, когда я отсюда уеду?»

Ашрам по своей природе совершенно мирской. Неужели вы еще где-то найдете такую же суету? Я мог бы построить ашрам где-нибудь в Гималаях. Мне нравятся эти горы. Для меня построить ашрам не в Гималаях значит принести себя в жертву. Я не стал строить в горах свой ашрам по особой причине.

Я хочу остаться частью мира. Этот ашрам управляется почти как мирское заведение. Поэтому индийцы так не любят нас, ведь они просто не понимают нас. Они уже много столетий знакомы с понятием ашрама, но наш ашрам не поддается их пониманию. Им и в голову не приходит, что за религиозную лекцию нужно платить. Они всегда слушали гуру бесплатно. Мало того, после лекции в ашраме раздают прасад, угощение. Многие индийцы ходят на лекции не для духовного обогащения, а как раз за угощением.

Вы должны платить. Чем я занимаюсь? Я хочу, чтобы мой ашрам был частью мира, потому что мои саньясины не должны жить в монастырях, им следует оставаться в мире. Их медитация должна развиваться в мире, а не быть поводом для бегства от жизни. Покой, который вы найдете здесь, вы будете сохранять повсюду. У вас не возникнет никаких трудностей. Я устроил работу так, чтобы здесь присутствовало все смущение, которое сможет сбить вас с толку в мире. Поэтому вам не нужно бояться.

В своем ашраме я стараюсь создать миниатюрный мир, в котором люди признают деньги, где мужчины и женщины живут вместе в радости и веселье, без всякого страха, где продолжаются мирские дела, в сопровождении медитации. Ваша медитация все время крепнет, поскольку здесь вы принимаете самые разные вызовы мира.

Вы можете ухать куда угодно. Никто не отнимет у вас покой. Ваше безмолвие принадлежит вам! Не я дал вам тишину, вы сами заработали ее.

Для меня религия это не ритуал. Если вы ищете ритуал, то не найдете его в моем ашраме. Я считаю религию озарением, интуитивным пониманием красоты существования, раскрытием окружающего нас таинства, проникновением в свое и чужое естество. Религия не имеет ничего общего с догмами, верованиями, представлениями, культами. Здесь вообще нет культа, это другое явление.

Мы стараемся жить созерцательно, пытаемся работать как обычно, но с другим качеством.

Люди работают на кухне, моют полы, трудятся в плотницкой мастерской, а магазине, в пекарне или в саду. Это самая обыкновенная деятельность, но с другим качеством: с радостью, тишиной, любовью, блаженством, с танцем от всего сердца, с праздником.