Они хотели, чтобы я тем или иным образом, покинул территорию общины, чтобы они смогли найти меня. Вот почему они хотели арестовать меня два года, но не могли.

Мы постоянно слушали эти слухи, и постепенно мы привыкли к ним, мы подумали, что это только слухи, у них не хватит на это мужества.

Национальная Гвардия стоит в двадцати милях в одном американском городке, каждый день собирается все больше и больше сил, и если понадобится, они смогут уничтожить пять тысяч саньясинов.

Но если они принесут вред общине... Они держат армию в полной боевой готовности, Национальная Гвардия в полной боевой готовности, готовая к тому, чтобы напасть на Раджнишпурам. Если это случится, я скажу своим саньясинам... Пусть они тоже будут в состоянии бдительности.

Они и так уже получили послание, что должны быть бдительны. В любое мгновение могут начаться неприятности. Американское правительство может приказать начать активные действия, тогда вы должны продемонстрировать вашу бдительность: медитировать, танцевать и заниматься динамической медитацией перед всеми Американскими посольствами в мире.

Это стоит того, чтобы увидеть, потому что никто никогда не занимался медитацией в качестве протеста.

Двадцать седьмого октября тысяча девятьсот восемьдесят пятого года Раджниш уезжает с ранчо на самолете. И в час тридцать по полудни двадцать восьмого октября самолет останавливается пополнить свои запасы горючего в аэропорту Шарлотты, там Раджниш со своими спутниками под дулами ружей были закованы в наручники и препровождены в Мекленбургскую городскую тюрьму, ему даже не предъявили ордера на арест. Фотографии Раджниша в наручниках и цепях были показаны по мировым новостям и по национальному телевидению.

Обратите внимание на то, что не был выписан ордер на арест, и поэтому весь этот арест считается преступным, читайте книгу Макса Бречера: «Пассаж в Америке».

— Я всегда уезжал тогда, когда нужно. И поэтому я говорю, что если предоставить возможность существованию все решать самому, оно это делает. Я покинул Раджнешпурам в Америке. На следующий день правительственные агенты собирались на четырех вертолетах подлететь к моему дому и на лестницах спуститься и арестовать меня. Несколькими часами ранее я покинул Раджнешпурам, и отправился в прекрасное местечко в горах, которое было собственностью моих саньясинов. Они просили меня приехать к ним два года. И это так странно, что именно в этот день я решил отправиться туда к ним в гости, я подумал: все-таки они ждали два года, пора бы их и навестить. Они все подготовили к моему приезду, они хотели, чтобы я отдохнул там. Правительство было в шоке, вся их намеченная программа по аресту могла потерпеть крах.

— Вы ничего не знали о скрепленном печатью обвинительном акте?

— Абсолютно ничего не знал, потому что они никогда мне не говорили об этом.

Два года были слышны слухи, что они собираются арестовать меня, они хотели меня арестовать. И мы так свыклись с этой возможностью, что никто не думал об этом. Нам казалось, что у них нет мужества, чтобы приехать в общину и арестовать меня.

У них появился шанс арестовать меня, потому что я должен был поехать в Калифорнию, в дом одного из саньясинов в горах, на две-три недели, это была хорошая возможность для них. Когда мой самолет полетел, в аэропорту присутствовал один журналист, и он сообщил об этом всем средствам массовой информации, но они сообщили правительству об этом. И они арестовали меня, это показывает, насколько они трусливы. Они арестовали человека, одетого в одну рубашку, наставив на него при этом двенадцать стволов. Они даже не ответили мне на вопрос: где ордер на арест, они не сказали, за что меня арестовывают, и какое преступление я совершил.

Я спросил у него, что они собираются делать, они не предъявили мне никакого ордера на арест, они кричали, и я сказал им: «Не нужно кричать. Просто скажите мне, за что вы меня арестовали?» Они не ответили мне, просто надели на меня наручники.

Я не преступник. И никто никогда не относился ко мне как к преступнику. Я сказал им, что если они так хотят, я могу пойти с ними, куда они хотят, могу вернуться с ними в Орегону, но я должен знать, за что они меня арестовали.

Позже стало известно, что прокурор Соединенных Штатов попросил Национальных гвардейцев арестовать меня. Но те ответили: «Если нет свидетельств его вины, если нет ордера на арест, выписанного судом, мы не можем это сделать». И тогда генеральный прокурор США Эд Месс, кто позже был обвинен во многих преступлениях, и ему пришлось уйти отставку в немилости, попросил главнокомандующего армии арестовать меня. Тот высмеял его: «Никогда еще за всю историю США армию не посылали воевать против одного человека. И не только это, у вас нет никаких свидетельств его вины, иначе почему бы вам не попросить суд выписать ордер на его арест?» Они не могли уговорить суд выписать ордер на мой арест.

Когда меня арестовали, меня арестовали двенадцать человек с автоматами, я спросил у них: «Где ордер на арест?» У них не было ордера, был только клочок бумаги, на котором были написаны несколько имен. Я сказал им: «Нас нет в этом списке, можете посмотреть наши паспорта». Со мной было шесть саньясинов, они сейчас присутствуют здесь, и они подтвердят, там были совсем другие имена. Но они все равно не хотели нас слушать.

Когда меня арестовали в Америке, меня заковали в наручники, повесили здоровую цепь на пояс, на ноги. Я не мог даже идти нормально. Они боялись, что на улице встретят много людей, и я смогу поднять руки, и они связали мне цепями еще руки и привязали их к поясу. Потом они с такой сумасшедшей скоростью бросились к машине, потому что вокруг были люди, они шумели и поддерживали меня победными воплями. Потом я понял, почему они так спешили. Вокруг были фотографы, если бы они увидели, что все эти люди вокруг поддерживают меня, потому что я был арестован без предъявления ордера на арест, они бы поняли это, и создалось бы такое впечатление, как будто все разговоры про демократию — полная чепуха. Велась постоянная пропаганда о свободе выражения, о свободе личности, и оказалось бы, что это все только для того, чтобы ввести всех в заблуждение.

Судебный чиновник сидел напротив в машине, говорил со мной в тюрьме, он мне сказал: «Вы находитесь здесь под полной защитой».

Я сказал ему: «О чем вы? Если меня заковали в наручники, в цепи, вы считаете, что это — защита, в таком случае сначала предоставьте такую защиту своему президенту, их жизням постоянно угрожает опасность. В Америке убили двадцать процентов президентов. Это большое число. Так что посадите всех президентов Америки в тюрьму! Но не говорите мне такую чепуху!»

Я никогда не видел паспорт. Об этом заботились мои спутники.

Когда я сидел в тюрьме в Америке, у меня не было телефона моего адвоката, секретарей, общины, потому что за всю жизнь я никогда не звонил раньше. Чиновник был удивлен и спросил: «Кому мы должны сообщить о вашем аресте?»

Я сказал: «Кому хотите. Я никого не знаю в этой стране. Можете сообщить своей жене, ей может это принести наслаждение, когда она узнает, какой ее муж — герой, он арестовывает невинных людей без ордера на арест».

Я вел такой особый образ жизни, иногда даже трудно поверить в это. Я не знал, где мой паспорт, кто-то хранит его, должно быть где-то.

Мне не позволили сообщить о моем аресте адвокату, потому что они беспокоились о том, что если приедет адвокат, мгновенно первый вопрос, который он задаст: «Где ордер на арест?»

Я услышал, как чиновник прошептал водителю, который должен был вести меня в тюрьму, на ухо: «Помни, делай все, что делаешь, но не делай это прямолинейно. Этот человек известен во всем мире, и за всем наблюдают средства массовой информации. Если с ним что-то случится, это нанесет ущерб американской демократии».

В камере надзиратель спросил у меня: «Наверное, вы никогда даже не могли подумать, что когда-нибудь попадете в тюрьму».