Многие бедные туземцы стали кивать головами. «Ты прав, — говорили они. — Все так и есть».

Мне это никогда в голову не приходило. Я наблюдал за тем, как туземцев обращают в христианство. Я встал, подошел к ведру и достал из воды обе статуэтки. Я сразу же понял, в чем дело. Статуэтка Рамы была стальной, но ее выкрасили под дерево, а статуэтку Иисуса изготовили из очень мягкого и легкого дерева.

«Вы слышали об испытании водой?» — спросил я туземцев.

«Нет», — ответили они.

«А вы слышали об испытании огнем?» — поинтересовался я.

«Да», — закивали они. В индуистских священных писаниях часто описывается испытание огнем, а об испытании водой никто никогда не слышал.

«Смотрите сами», — объявил я.

Я бросил обе статуэтки в костер. Иисус сразу же сгорел дотла! Миссионер попытался улизнуть. «Задержите этого человека! — закричал я. — Не позволяйте ему убежать. Пусть он полюбуется всей сценой. Рама остался невредимым даже в огне, а Иисус сгорел».

Туземцы были очень рады. «Вот настоящее испытание! — торжествовали они. — Этот человек обманывал нас. Мы никогда не слышали об испытании водой. Мы бедные люди, нас легко обмануть. Если бы вы здесь не присутствовали, тогда он обратил бы всех нас в христианство. Он уже много племен в нашем лесу сделал христианскими. А это просто розыгрыш».

«А может быть, нам стоит и этого миссионера подвергнуть испытанию огнем?» — предложил я.

«Это будет весело, — согласились они. — Но мы сильно рискуем, ведь он не сможет спастись». Миссионер дрожал от страха. Он боялся, что туземцы бросят его в костер. А если бы я призывал людей провести испытание, они наверняка швырнули бы его в огонь.

«Я больше так не буду», — всхлипывал миссионер.

«Вы ведет себя отвратительно, — сказал я. — Вы несете этим бедным, невинным людям не религию, а обман, и еще называете свое действо обращение в истинную веру».

Всякая достойная философия не верит в обращение. Джайнизм не верит в обращение. Он просто открывает перед вами все свои сокровища. Если вы заинтересовались ими, то можете присоединиться к каравану, но джайны не станут обращать вас в свою веру.

Один человек всю жизнь открывает школы для детей туземцев. Он последователь Ганди. Случайно он встретил меня, потому что я пришел в то же племя первобытных людей. Я исследовал жизнь этих людей во всех ее проявлениях, потому что они показывают яркие примеры поведения людей древности, когда на нас еще не давило бремя всевозможной морали, религии, цивилизации, культуры, этикета, манер. Они простые, невинные, прямые и абсолютно непосредственные.

Этот человек собирал в городах деньги, открывал на них школы и привозил учителей. Случайно мы встретились. «Зачем вы это делаете? — недоумевал я. — Вы полагаете, что оказываете этим людям великую услугу?»

«Конечно!» — воскликнул он.

Он так высокомерно произнес это слово «конечно», что я продолжил так: «Вы понятия не имеете, что творите здесь. Школы существуют в гораздо более цивилизованных городах. Какую пользу они приносят людям? И если школы, колледжи и университеты ничем не помогают человечеству, тогда неужели, по вашему мнению, эти крошечные лесные школы помогут бедным туземцам? Всеми своими стараниями вы лишь уничтожите их индивидуальность. Вы просто отнимете у них детскую непосредственность. Они все еще свободны, но ваши школы принесут им одни лишь неприятности».

Этот человек был потрясен. Он несколько секунд помолчал, а потом ответил: «Возможно, вы правы. Иногда мне кажется, что школы, колледжи и университеты во всем мире гораздо сильнее. Что могут дать мои школы? Но затем я думаю, что Ганди велел мне открывать школы для туземцев, а я лишь выполняю волю моего мастера».

«Если ваш мастер так глуп, тогда вы не должны выполнять его приказы, — рассудил я. — Прекратите строить школы. Я приказываю вам! Я скажу вам, для чего вы строите школы. Чтобы не видеть собственные страдания, свое несчастье. Вы несчастный человек, у вас это на лице написано. Вы никогда никого не любили, и вас никогда никто не любил».

«Как вы смеете? — взметнулся он, а потом сник. — Вы правы. Я был сиротой, никто не любил меня. Меня воспитали в ашраме Ганди, где о любви говорили лишь в молитвах, у нас не приветствовали любовь. В том ашраме царила железная дисциплина, жесткий режим. Поэтому никто никогда не любил меня, а ашраме Ганди это была немыслимая вещь. Любовь там считалась самым большим преступлением. Я был одним из тех воспитанников, которых Ганди хвалил, потому что я ни разу не пал в его глазах. Даже собственные сыновья предали его. Девадас влюбился в дочь Раджгопалчари, и его изгнали из ашрама. Затем они поженились. Личный секретарь Ганди Пьярелал влюбился в женщину и несколько лет тайно встречался с ней. Когда Ганди узнал о его любовной связи, то закатил ему скандал, он метал гром и молнии».

«Какая чушь! — возмутился я. — Если нельзя любить даже секретарю, то что говорить о воспитанниках?» Этого человека хвалили за то, что он ни разу не спал с женщиной! Ганди услал его в далекие дебри, где он по его приказу строил школы.

«Вы смутили меня, — признался он. — Наверно, вы правы. Я просто пытаюсь убежать от себя, залечить свои раны, унять боль».

Итак, все эти люди, которые стремились спасти человечество, прежде всего проявляли эгоизм. Они считают себя спасителями человечества. К тому же, они очень больны.

После обретения Индией независимости в 1947 году партия Национальный Конгресс стала движением Ганди. Все политики и большинство индийцев были последователями Ганди. Когда в 1948 году Ганди умер, его ашрамом в Вардхе стал управлять его сын Рамдас.

Я родился в семье, исповедующей джайнизм, поэтому первые религиозные люди, окружавшие меня, были джайнами. Когда люди начали присматриваться ко мне, чувствуя, что во мне что-то происходит, и стали задавать мне вопросы, то они, конечно же, были джайнами, так как я жил среди родственников и соседей, и все они исповедовали джайнизм. Разумеется, они были первыми. И их вопросы, само собой, были посвящены джайнизму, Махавире.

Когда меня окружали джайны, мне приходилось говорить с этими людьми о сущих пустяках. Но эти люди задавали мне именно такие вопросы. Постепенно стали появляться другие люди, и джайны уже составляли меньшинство. Из этой малочисленной группы джайнов остались несколько человек, они и сейчас со мной. Среди всех моих людей джайны составляют один процент.

Вслед за джайнами ко мне пошли люди из группы, наиболее близкой джайнизму... Махатма Ганди заимствовал у джайнов доктрину ненасилия, поэтому все джайны стали последователями Ганди, а люди остальных вероисповеданий, которые прислушивались к Ганди, стали симпатизировать джайнизму. По крайней мере, в одном моменте они сходились. Когда джайны сообразили, что я для них опасный человек, ко мне потянулись последователи Ганди. Что касается их известных авторитетов, то Виноба Бхаве захотел встретиться со мной, Шанкаррао Део один раз приехал в лагерь медитации, Дада Дхармадхикари даже несколько раз приезжал в лагерь медитации, как и Ачарья Бхагват. Эти люди были приверженцами философии Ганди, поэтому ко мне стали съезжаться последователи Ганди со всей Индии.

Снова меня окружила группа людей с жесткой идеологией. В тот день я критиковал Махатму Ганди... По сути, я просто перечислял реальные события, а не критиковал его. Дело в том, что кто-то задал мне вопрос: «Что вы думаете о Махатме Ганди и его философии ненасилия?»

Я ответил, что Махатма Ганди был всего лишь хитрым политиком. Заимствовав доктрину ненасилия, он достиг сразу нескольких целей. Все джайны стали его последователями. Они нашли человека, который соглашался с их учением. По рождению Ганди был джайном процентов на девять. Я изучил родословную Махатмы Ганди. Он родился индуистом, но по своей сути был индуистом на один процент. Он родился в Гуджарате, а в этом штате господствует философия джайнизма, поэтому на десять процентов он был джайном. И на девяносто процентов Махатма Ганди был христианином. Три раза в жизни он едва не обратился в христианскую веру.