Я получил письмо от хассидского раввина, в котором он пишет: «Мы с вами». Но я не получил ни одного письма от христианских лидеров, от индуистских лидеров, и я понимаю причину, по которой они мне не написали. Они не могут найти со мной взаимопонимание, они мертвы и гниют.

Один из моих адвокатов в Америке, один из самых лучших адвокатов в мире, он возглавляет юридический факультет в Калифорнийском Университете. Он приходил ко мне каждый день в тюрьме, я сидел за прутьями решетки на стуле. И для него тоже ставили стул, нас отделяла решетка. Его имя Питер Ший, прекрасный человек. Я почувствовал, что он сильно напряжен, и сидит в своем кресле как сжатая пружина.

Я спросил у него: «Что случилось, Питер?»

Он сказал: «Странно, я никогда еще не чувствовал такого напряжения в жизни, если вас это не смущает, могу я сесть на пол?»

Я сказал: «Питер Ший, вы великий адвокат, вы возглавляете факультет в Университете, почему вы просите сесть на пол?»

Он сказал: «Я прошу это для себя. Когда я прихожу, чтобы увидеть вас, со мной что-то происходит, и мне кажется, что неправильно сидеть в кресле, и мне хочется сидеть на полу».

Я ответил: «Если ты будешь счастлив от этого, садись на пол».

На третий или четвертый день он спросил у меня: «В чем тайна? После того, как я посидел на полу пять шесть минут, я почувствовал такую расслабленность, которая не оставляла меня целый день. Я никогда раньше еще не чувствовал ничего подобного, такой тишины. Я человек закона, но я никогда раньше не чувствовал своего сердца, впервые я почувствовал, как оно бьется. Впервые меня посетила любовь.

Я ответил ему: «Ты украл мои слова, я как раз собирался сказать это».

Есть невидимые нити. Вы не можете увидеть их в воздухе, но вы не можете жить без них. Вы не можете видеть того, что происходит, когда ученик замолкает, сидя рядом с мастером. После того, как он однажды вкусил эту сладость, он не может того никому передать, но это и не нужно, вас никто не поймет, но вы чувствуете».

Я спросил у Питер Ший: «Можешь ли ты объяснить, что с тобой происходит другим адвокатам?»

Он сказал: «Это невозможно, потому что даже я сам не могу поверить в то, что со мной происходит. Нет никакой логики, которая стояла бы за этим, никакой причины. Наверное, правы ваши враги, которые говорят, что вы просто гипнотизируете людей!»

Я сказал ему: «Наверное, они правы! Потому что гипноз, если его изучить, становится обыденностью, даже уличный фокусник способен вас загипнотизировать. Но если гипноз происходит сам по себе, он относится к совершенно другой категории. Если ты чувствуешь расслабленность и тишину, никакая логика не нужна. Если ты чувствуешь любовь, а она принадлежит высшему порядку, высшему закону жизни, объяснения не нужны».

Тридцать первого октября состоялось первое предварительное залоговое слушание по делу Раджниша, ему вменялось в вину устроение шестнадцати фиктивных браков и лжесвидетельство.

— Я считал, что Америка — это страна демократии, но здесь людей арестовывают, не предъявляя им ордера на арест, без причины и предъявления обвинений.

Меня удивляют мои собственные адвокаты, когда они начали просить отпустить меня под залог... Моим адвокатом был саньясин, и я сказал ему: «Ты не с того начинаешь. Сначала ты должен выяснить, на каком основании я был арестован, мне не предъявили никакого ордера на арест, а бумага, которую тебе вручили, не содержит имен тех людей, которых арестовали. И поэтому вопрос о залоге даже не стоит».

Но это был молодой адвокат, и он обратился к лучшему адвокату, которого он знал. Так действует бюрократия. Он сказал мне: «Мы сделаем все. Вы просто молчите, потому что любое слово с вашей стороны может причинить неприятности. Пока у них нет никаких доказательств вашей вины».

Мне все еще кажется, что это была ошибка, когда мой адвокат стал просить отпустить меня под залог. Первый вопрос, который он должен был задать: «А почему его арестовали?» Люди, которые арестовали меня, должны быть наказаны. А вопрос о залоге не стоило даже ставить. Но мои адвокаты начали не с того, они начали обсуждать возможность залога. Шесть саньясинов были отпущены под залог, все, кроме меня.

Утром, когда они вызвали меня в суд, я еще никогда не видел такой езды.

Я сам отчаянный лихач. За всю жизнь я совершил только два преступления, и одно из преступлений — превышение скорости. Но когда меня повезли в суд на этот раз, это было не просто превышение, это было вождение на совершенно другом уровне. Вел машину чиновник США. Он вел машину на максимальной скорости, на пределе возможности, потом внезапно остановился, без причины, резко, чтобы шокировать меня. Мои руки были в наручниках, я был весь в цепях, у них были определенные инструкции, куда прицепить цепь на грудь, куда пристегнуть наручники, чтобы это принесло мне максимальные страдания. Это происходило каждые пять минут, он рвал с места, и резко останавливался, просто чтобы помучить меня, потому что у меня очень сильно болела спина, и никто не решался сказать ему: «Вы мучаете арестованного».

Я просто сказал этому чиновнику: «Вы уникальный водитель, но помните, мне эта поездка понравилась». Он возил меня почти час. Я думал, что он проехал за час расстояние от тюрьмы до суда. Но суд состоялся прямо в тюрьме, на первом этаже. Тюрьма была на втором этаже, а здание суда на первом, машина была просто не нужна для этого. Меня нужно было просто спуститься по лестнице, а для этого не нужно было потратить много времени, одну минуту. Это час меня возили по городу просто для того, чтобы помучить меня как следует, чтобы у меня болела спина.

Чиновнику предстояло заняться каким-то другим делом, и когда суд состоялся, его помощник просто пошел со мной по лестнице обратно в тюрьму. И тогда я узнал о том, что тюрьма и здание суда находятся в одном и том же здании, а езда на машине — это было просто средство, в этом не было никакой необходимости.

Когда я увидел его, я ему сказал: «Вы действительно заботитесь о здоровье заключенных. Один час езды на открытом воздухе, причем с такими рывками, я буду помнить об этом всю жизнь».

В здании суда, когда пришел судья, было провозглашено, что судья идет: «Встаньте». И все встали. Когда судья сел в свое кресло, все другие тоже смогли сесть. Когда я вошел в здании суда, люди тоже вставали сами, никаких указаний на этот счет не было, когда входит заключенный, никто не встает обычно.

Это было чистое унижение по отношению к судье, официальных представителей власти, полиции, когда обычные люди начали вставать со своих мест, причем они не были саньясинами, даже те, кто меня никогда не видел, никогда не слушал, но только видел по телевизору, все стали свидетелем жестокости американского правительства.

Они пытались всевозможными способами унизить меня, они думали, что меня это унизит, но когда пресса спрашивала меня, я говорил: «Я чувствую себя прекрасно, вполне прекрасно. Они могут пытать мое тело, но они не могут прикоснуться ко мне».

Когда меня привезли на первое заседание суда, после того, как меня арестовали в Америке, у меня были какие-то надежды, потому что судья была женщиной. Но я забыл о том, что женщины еще больше жаждут власти, еще больше жаждут положения, еще больше хотят подняться по служебной лестнице, чем обычные люди, потому что столетиями их угнетали. Я просто подумал, что она женщина, и она войдет в мое положение.

Но ее подкупили в Белом Доме, и это сообщили мне по секрету высокие правительственные чиновники из Калифорнии. Чиновник, который вел меня обратно после суда в тюрьму, сказал мне по пути: «Это несправедливо, все то, что происходит здесь, но вам придется все это вытерпеть. Это вопрос нескольких дней. Они не смогут продержать вас в тюрьме больше недели, потому что давление со всех сторон усиливается. Все средства информации по всему миру сосредоточены только на одном вопросе, почему вас арестовали, и где вас держат».