Неравенство людей это психологическая истина, а равенство — духовная истина. Не нужно смешивать эти понятия.

Когда я двадцать лет назад сказал, что люди неравны, коммунистическая партия вынесла осуждающую меня резолюцию. Председатель компартии Индии Данг заявил, что скоро его зять-профессор напишет книгу и опровергнет мои домыслы о неравенстве людей. И он действительно написал книгу, осуждающую меня, хотя и не привел никаких аргументов кроме своего гнева, оскорблений и вранья. Он ничем не доказал равенство людей.

Он написал, что я будто бы сбиваю людей с толку. Трудно понять, теист и или атеист, религиозен я или нет. Он на разные лады пытается дать мне определение, но в конечном итоге понимает, что это невозможно, и называет меня просто смутьяном.

Председатель компартии Индии Данг, один из старейших коммунистов мира, вступил в партию еще во время революции в России. Он был знаком с Лениным и Троцким. Как-то раз мы случайно оказались в одном купе вагона.

«Мой зять написал о вас книгу. Вы видели ее? — осведомился он. — Он три года изучал вас. Вы написали так много книг, что ваш портрет невозможно нарисовать. Он днем и ночью сходил с ума. Вы само противоречие. Вы постоянно противоречите себе. Наконец, мой зять понял, что вы черт знает что, и так и написал».

«Выбросите эту книгу в окно, — посоветовал я. — Ваш зять болван, так и скажите ему. Зачем он зря потратил три года? Жизнь слишком коротка, а вы коммунист, и пьете топленое масло. Зачем тратить зря свое время на такого безумца, как я?» Я схватил книгу и швырнул ее в окно.

«Вы наглец!» — рассердился Данг.

«А вы сорвите стоп-кран, — предложил я. — Иначе зачем здесь висит этот красный шнур? Потяните за него».

Но пока я произносил эту фразу, мы уже далеко уехали от книги, тем более что была полночь.

«Не нужно тянуть за шнур, — сказал Данг. — Даже если я и сделаю это, все равно мы уехали уже слишком далеко, к тому же сейчас царит кромешная тьма. Где мы найдем эту книгу? Да и ни к чему мне она. У моего зятя сарай забит этими книгами. Их никто не покупает».

Вся Индия поделилась на тех, кто был за меня, и тех, кто был против меня. Люди, которые были за меня, читали мои книги и не забивали себе головы его тезисами. А те люди, которые были против меня, не хотели слышать даже просто мое имя, не говоря уже о книге этого человека?

«У нас есть все его книги, — вздохнул Данг. — Наверно, вы правы, он болван. Он зря потратил три года и опубликовал книгу на мои деньги. Никто не хотел публиковать его книгу. "Страна поделилась, — объясняли редакторы. — Не осталось нейтральных людей, которые станут читать эту книгу". Он опубликовал книгу на мои деньги и теперь сидит на мешках с книгами».

«А вы раздавайте эти книги, — посоветовал я. — Вы же отдали тот экземпляр мне. Пусть люди прочтут книгу вашего зятя, даже если не осознают суть. Он за три года не смог понять, что я имею в виду. Никто ничего не поймет, потому что не делаю логические, философские утверждения. Я есть чистое присутствие».

Подлинная религия не будет ни теистической, ни атеистической. Подлинная религия не будет ни материалистической, ни духовной. Подлинная религия будет целостной. Она не будет делить жизнь на категории, а устранит всякое разделение на грешников и святых, рай и ад.

Я расспрашивал многих коммунистов, старых коммунистов... «Вы когда-нибудь медитировали?» — спросил я Данга.

«А зачем? — удивился он. — С какой стати мне медитировать?»

«Если вы ни разу не медитировали, значит вы не можете авторитетно заявить, что нет ни души, ни Бога, ни сознания, — рассудил я. — Разве вы можете сказать, что никого нет, если ни разу в жизни не погружались в себя? Осознайте абсурд. Кто говорит, что никого нет? Даже для того чтобы отрицать собственное существование, вам нужно признать наличие кого-то. Даже для того чтобы сказать, что никого нет, нужно кого-то принять».

Один мой приятель Рахул Шанкритаяна, знаток санскрита, пали и пракрита, был буддистским монахом. Но он также заинтересовался коммунизмом только из-за того, что Будда и Маркс оба не признавали существование Бога. Он заинтересовался марксизмом и в конечном итоге стал коммунистом. Его пригласили в Советский Союз учить в МГУ санскриту, и он поехал.

За границей Индии, тем более в Москве, все изменилось. Здесь ему было невозможно оставаться буддистским монахом и влюбиться. В Советском Союзе с этим проблем не было. Он влюбился в красивую женщину, Лолу, которая преподавала в том же университете. У них родились два ребенка.

Но советское правительство не позволило ему вывезти из Советского Союза жену и детей. Он мог жить там, но он хотел возвратиться в Индию. И он боялся. Как бы то ни было, советское правительство выполнило его самое заветное желание. Как он мог возвратиться в Индию с женой и двумя детьми? Его бы все осудили, особенно буддисты. «Ты же монах!» — кричали бы ему люди. Поэтому он был вполне доволен ситуацией. Раз правительство не позволило вывезти семью, ну и ладно.

Рахул возвратился один. Он рассказывал мне: «Когда я впервые приехал в Советский Союз, то сразу же спросил маленького мальчика, верит ли он в Бога. И тот ответил, что в Бога люди верили в мрачное средневековье, что я могу пойти в музей, если хочу посмотреть на статую Бога».

Но все это просто обусловленность. Ни Маркс, ни мальчик не знали о том, что Бога нет. Только тот, кто погружается в глубокую медитацию, может узнать ответ на этот вопрос.

Итак, вы запрограммированы. Обусловленность так глубоко проникла в вас, что вы считаете ее своей природой. Ваши выдумки, надежды, прогнозы... ничего естественного.

Природа знает лишь это мгновение. И ей ничего не известно о надеждах, желаниях и потребностях. Природа просто наслаждается всем, что доступно в этот самый миг, здесь и сейчас.

Рахул Шанкритаяна сказал мне: «Русских глубоко потрясли мои руки».

«Почему?» — недоумевал я.

«Когда я пожимал кому-то руку, он странно косился на меня и замечал, что я, должно быть, буржуй, потому что, судя по моим рукам, я никогда не работал».

«Пожми мне руку, — предложил я ему. — Тогда ты узнаешь, что ты пролетарий, а я буржуй! Тебя это очень утешит».

У меня был приятель-коммунист. Он был большим эрудитом. Этот человек написал много книг, около сотни книг. Все они были пронизаны духом коммунизма, но довольно тонко. Дело в том, что все это были романы. Но с помощью романов этот человек вел коммунистическую пропаганду, помещая ее канву увлекательного сюжета. Романы были первоклассными, он явно был талантливым писателем, но в результате он каждый раз просто призывал читателей становиться коммунистами.

Его звали Яшпал. «Ты против всех религий, Яшпал, — сказал я ему. — Ведь коммунизм против всех религий, это атеистическая философия. Но поведение коммунистов, в том числе и твое поведение, показывает, что коммунизм это еще одна религия».

«Почему ты так решил?» — нахмурился он.

Я объяснил: «Вы такие же фанатики, как мусульмане и христиане. У вас есть своя троица: Маркс, Энгельс и Ленин. У вас есть своя Мекка: Москва. У вас есть своя Кааба: Кремль. У вас есть своя священная книга: "Капитал". И хотя этой книге уже сто лет, вы не готовы изменить в ней ни одного слова. Вся экономика переменилась радикальным образом в течение этого века. "Капитал" сильно отстал от времени».

Он был готов драться со мной. «Дракой делу не помочь, — заметил я. — Даже убив меня, ты все равно не докажешь свою правоту. Твой поступок лишь докажет, что я оказался прав, и ты не смог стерпеть это. Лучше приведи доказательства».

У коммунизма нет ни одного весомого аргумента.

«Ваша философия основана на идее о том, что все люди равны, — сказал я. — Это неверно психологически. Ученые говорят, что каждый человек уникален. Разве могут быть равными уникальные личности?»

Но коммунизм фанатичен. Этот человек перестал разговаривать со мной, он больше не посылал мне письма. Я постоянно ездил в его город. Раньше он приходил встречать меня, но теперь решил больше не приходить.