Мы полностью сотрудничали с ними. Наша полиция, наши саньясины сотрудничали с ними всецело, я был в уединении и молчал, и было так странно, что они не захотели взять у меня показания. Они должны были взять у меня показания первым делом. Я представляю сердце моей общины. Я живу для этих людей, и умру ради этих людей. Вместо того, чтобы попросить у меня показания, они все откладывали, откладывали, отменяли встречи. Это происходило по той причине, что они пытались защитить этих преступников и тянули время. Они не сделали ни одного шага для того, чтобы поймать их.
Они пытались уговорить саньясинов предать общину, они давали взятки: «Мы сделаем так, что тебя никогда не посадят!» мы поддерживали их, рассказывали им все сами, мы хотели. Чтобы преступники были наказаны. Но Генеральный Прокурор стоял за всем происходящим в тени, и он пытался провернуть совершенно другие вещи. Я знавал уже грязных политиков, но ни один из них не был таким грязным, как этот человек.
Здесь совершались всевозможные преступления: убийства, преступники пытались убить многих.
Мы пытались помочь ФБР и всем этим инстанциям. Почему они не захотели взять у меня показания? Причина заключалась в том, что они хотели найти тех, кто мог оправдать преступников и назвать другие имена, обвинить невинных, назвать их настоящими преступниками, чтобы уничтожить общину. Один из ФБРэвцев говорил при саньясине: «Мы хотим посадить, по меньшей мере, пятьсот саньясинов». Это те саньясины, которые так важны для общины, чтобы принести ущерб общине. Преступники их не интересовали...
Теперь саньясины приходят давать показания, потому что они перестали бояться Шилы и ее банды, они знают, что теперь могут говорить правду. Я хотел сотрудничать с законом, с правительством, но у правительства свои собственные планы. Они решили воспользоваться преступлениями Шилы как предлогом, а Шилы уже нет в стране и нет двадцати ее сообщников. Это хорошая возможность для правительства обвинить невинных людей и посадить их в тюрьму.
И поэтому они не взяли у меня показания, потому что если бы они это сделали, я бы все рассказал. Сначала они сказали мне: «Вы не должны ничего записывать». Я настаивал на том, чтобы записать, потому что в суде можно изменить показания в последний момент а если все записано... Это была странная ситуация, как будто бы я был следователем, а они были преступниками. Они сказали: «Вы не должны записывать ничего на видео». Но я настаивал.
Я сказал: «Мы не будем прослушивать при людях, мы можем дать вам гарантию, в письменной форме, но эту запись мы запишем, потому что мы знаем, что вам нельзя верить. Эта видео запись будет доказательством того, что все совершенно не так, как это хочется вам, и вы обвиняете в суде других людей».
Я хотел рассказать им все, агентам ФБР и всем представителям других правительственных инстанций, и хотел, чтобы они задавали мне вопросы, допрашивали меня, чтобы я смог все рассказать подробно. Но их не интересовали преступники. Они считали, что преступники сбежали и слава Богу. Теперь нужно найти тех, кто совершил меньшие преступления, например, эта саньясинка, которая привезла двух саньясинов, которые подожгли здание комитета по земельным делам. Они сказали ей, что не посадят ее в том случае, если она покажет на двух человек, которых они выберут сами.
Это они пытаются сделать с Кришнадевой. Кришнадева не уехал с группой Шилы, он прячется в Калифорнии и пытается договориться. Он политик. Он пытается договориться с генеральным прокурором, что если тот не посадит его, он скажет все, что они ему скажут.
Я хочу предостеречь эту небольшую группу саньясинов от всей этой грязной политики. Помогите лучше, чтобы истинные преступники были пойманы, а не защищайте их ложными показаниями, чтобы невинные не пострадали. Этого хочет генеральный прокурор. И по этой причине все эти правительственные инстанции ни разу не пришли брать мои показания. Мне хотелось, чтобы они сначала взяли мои показания, до того, как это сделают средства массовой информации, до того, как об этом узнают все люди. Почему они испугались этого? Я должен бояться, а не они. Почему же они испугались? Они отказались брать мои показания, и запретили снимать на видео, а потом вообще отказались брать мои показания. Все это время они постоянно спрашивали у генерального прокурора по телефону все детали. Брать показания или нет, записывать на видео или не разрешать вести запись.
Это ваш долг и вы отвечаете за это. Мы готовы поддержать закон и конституцию, и мы готовы помочь поймать всех этих двадцать преступников, потому что они нам самим нужны, мы предполагаем, где они могут быть. У нас есть саньясины во всем мире. И когда они были в Зурихе, саньясины из Зуриха следили за ними. Когда они отправились в Германию, немецкие саньясины следили за ними. А теперь они во Франции. Куда бы те ни отправились, мои саньясины будут следить за ними, будут наблюдать за ними. Но ФБР даже не удосужилось сообщить Интерполу обо всем произошедшем, не рассказали о том, что эти люди совершили преступление, и теперь их следует привезти обратно в Америку.
Наверное, Шила вернется обратно, возможно, ФБР уже договорилось с преступниками, кто знает. Они способны и не на такое, они могут предоставить им неприкосновенность, и тогда они посадят вместо них невинных саньясинов, могут посадить на десять лет, на двадцать лет, на всю жизнь.
И я созвал пресс-конференцию для того, чтобы прояснить эти вопросы, этому нельзя позволить случиться. Когда мы помогаем и сотрудничаем, мы делаем это бескорыстно, а они не хотят с нами сотрудничать. Я услышал, что из-за того, что я созвал пресс-конференцию, и я раскрыл их планы, они упаковали чемоданы и уехали из общины. Это так странно: если вы из федеральной полиции, если вы из полиции штата, если вы из полиции округа, неужели вы будете так трусить? Они струсили, потому что испугались этой пресс-конференции. Вместо того чтобы паковать вещи, они должны были прийти сюда, они были в общине семь дней. Мы принимали их в гости в течение недели, мы помогали им всевозможными способами, мы оказали им свое гостеприимство, а они сделали нас преступниками.
Это хорошо известный психологический факт: преступники и полицейские очень похожи друг на друга. Преступники, нанятые правительством, становятся ФБР, КГБ, а преступники, которых никто не нанимал, оказываются в тюрьме, на электрическом стуле, их приговаривают к смертной казни, но и те, и другие принадлежат к одной и той же категории, ум у них одинаковый.
А теперь если у вас есть вопросы, вы можете задавать.
— Позволите ли вы уехать этим правительственным чиновникам, которые приехали в вашу общину расследовать это дело, поможете ли вы им сложить чемоданы, или нет?
— Сначала они должны взять мои показания в присутствии прессы. Это обязательное условие, которое не будет компромиссом. Мне бы хотелось дать показания и записать их по видео до того, как дело закроют. Но теперь у меня такой возможности нет.
— Не думаете ли вы, что в том, что произошло в вашей общине с Шилой, замешано правительство?
— Это возможно, американское правительство могло это сделать, потому что я молчал три с половиной года, и был в уединении. Шила со своей группой следила за общиной все это время. Правительство могло просто нанять их, чтобы они сделали все это и покинули общину, потому что именно они за все отвечали. Они покинули общину, но община продолжает существовать. То, что они покинули общину, не привело к ее исчезновению, люди в общине достаточно разумны. К счастью только разумные люди живут в нашей общине. И поэтому все отлично.
Когда я гляжу назад, мне кажется, что это вполне возможно, потому что Шила перестала покупать даже еду и все необходимое для общины: одежду и все подобное перед отъездом. В тот день, в который она уехала, еды в общине вообще не осталось. Мне кажется, это было запланировано заранее, чтобы вызвать панику, хаос. Одежды не было, еды не было. Она покинула общину, оставив ее с огромными долгами: около двадцати миллионов долларов, а ее секретарша говорит, что у нее есть банковские счета в Швейцарии на двадцать миллионов долларов.
