— То, что вы говорит нам сегодня вечером — это новая тактика обращения к людям?
— Что бы я ни делал, это лишь определенное средство. Когда я говорю с вами, тоже. Я занимаюсь великим алхимическим процессом по преображению людей, пробуждению их от сна к просветлению, и мне приходится испытывать для этого всевозможные средства.
То, о чем вы спрашиваете, такие средства, все, что я говорю или делаю такие средства, неотъемлемая часть моей работы, а моя работа заключается в том, чтобы приводить людей к пробуждению в массовом масштабе. Раньше этого никогда еще не происходило.
— Это — причина, по которой вы так доступны средствам массовой информации в последнее время?
— Да, потому что в мире вокруг миллионы людей, которые могут не иметь возможности общения со мной. Но посредством средств массовой информации они могут получить какие-то проблески. Некоторые из них могут даже приехать сюда.
Мое послание не ограничено какой-то определенной группой людей. Оно для людей. И поэтому мне хотелось бы быть услышанным в каждом уголке земного шара. Я — современный человек, и поэтому мне не нужно ходить повсюду и передавать свое послание, когда есть средства массовой информации. Это намного легче.
— Средства массовой информации берут у вас интервью. Какую роль этим средствам вы отводите в вашем видении мира? Может ли жизнь отдельного человека измениться, с вашей точки зрения, благодаря телевизору?
— Да, это возможно. Жизнь протекает загадочно. Когда вы видите фильм, читаете газетную статью, видите определенное лицо по телеэкрану, это может оказаться поворотным мгновением в вашей жизни. Вокруг во всем земном шаре живут миллионы людей, которые находятся в пограничном состоянии. Если их немного подтолкнуть, немного потянуть, и они пересекут линию.
Нужно только прикоснуться к их сердцам. К ним можно прикоснуться чем угодно. Моего голоса достаточно, одного жеста руки достаточно. Это непредсказуемо, потому что все, что случится с отдельным человеком, трудно предсказать заранее, трудно заранее угадать, что воздействует на него. Может быть, это будет моя тишина, может быть эта пауза между двумя высказываниями, пауза между двумя предложениями, это может всколыхнуть то, что уже и так есть внутри вас. Небольшого толчка достаточно, и этот человек больше никогда не вернется обратно и не будет таким, каким был раньше.
Все, что такой человек чувствовал в такие мгновения, будет расти, становится сильным стремлением приблизиться ко мне, познать больше меня, познать больше тот труд, который происходит, познать больше людей, которые вокруг меня. Это те пути, идя по которым человек все больше и дальше входит в поле энергии, которое я создаю.
Когда я говорю со средствами массовой информации, это не просто разговор на публику. Я уже достаточно говорил на публику. На самом деле, это использование нового метода, чтобы добраться до человеческих сердец. Не важно, что они спрашивают, и не важно, что я отвечаю. Много значит лишь то, что люди будут видеть мои руки, мои глаза, и на них это обязательно окажет воздействие. Тем или иным образом. Они могут либо полюбить меня определенным образом, или могут с этого мгновения начать меня ненавидеть. Но что бы ни происходило, будут они меня любить или ненавидеть, я прикоснусь к их сердцам.
Не трудно переменить их ненависть на любовь. Самое сложное — это добраться до их сердец, а это уже произошло. Те, кто полюбили меня, начнут читать мои книги, слушать записи, смотреть видео, а те, кто возненавидел меня, будут также делать то же самое. И после того, как человек эмоционально связан со мной, как друг, или как враг, он вливается в группу моих прихожан. Враги также становятся моей частью, и моей работой. Иногда они даже выполняют большую работу, чем мои друзья, потому что они постоянно выступают против меня.
Когда я их слушаю, многие люди начинают думать: «Почему они чувствуют такое беспокойство? Если они против меня, почему они не могут просто забыть обо мне и все?» Но они не могут меня забыть. И те люди, с которыми они говорят обо мне, начинают интересоваться мной, в начале просто из любопытства, потом любопытство переходит в устремление, в желание, в поиск, и это не сложно. Это происходит практически автоматически.
— Почему вы назвали эти серии, эти беседы Последним Заветом?
— Слово Завет безгранично важно. Это мой Завет. Я говорю от себя, опираясь на свой опыт. Это мой опыт...
Это мой завет, и я говорю от своего бытия, не от сердца, и не от головы. И из-за того, что это мой завет, мне бы хотелось, чтобы его назвали Последним Заветом.
Но помните о том, что Последний Завет существовал еще до Первого Завета, потому что бытие первое, а потом идет сердце, потом идет голова, без бытия, все они просто ничто. И поэтому, несмотря на то, что я говорю через тысячи лет после Первого Завета, то, что я говорю, намного опережает Первый Завет, по своей сути, намного более велико. Это превосходит Новый Завет и Старый Завет.
Я мог бы назвать его Третьим Заветом, но я называю его Последним Заветом по той простой причине, что Четвертого Завета быть не может. Нет ничего выше бытия. И поэтому я говорю последнее слово. Пришло время, когда должно быть сказано последнее слово.
Я говорю, что нет Бога. Я просто снимаю вопрос о Боге как таковой. Бог завистливый, или Бог любящий — не важно, Бог есть Бог. И тот, и другой возникают из образа Отца. Я провозглашаю зрелость человека, образ отца больше не нужен. Нет Бога, и вместе с Богом уходят ад и рай, вся эзотерическая чушь.
После того, как бога не стало, реальность и существование очищаются. И вы внезапно начинаете чувствовать себя настолько свободными, все узы исчезают. Вам не нужно быть теистами, и не нужно быть атеистами. Вы просто освобождаетесь от самой этой идеи. Это была просто проекция беспомощного ребенка. Человек повзрослел.
Все, что я говорю, нельзя больше улучшить. Я убрал Бога, что теперь можно улучшить? Иисус улучшил концепцию Бога. Он превратил зависть в любовь. Я просто убрал самого Бога. Теперь больше не остается вопроса о том, чтобы улучшать Его.
И поэтому я называю свое послание Последним Заветом. Я собираюсь постепенно раскрыть все важное, чтобы религиозное сознание взорвалось в вас.
Я рискую больше чем кто-либо. У меня появляется столько врагов, что вам будет это даже трудно представить, по той простой причине, что я знаю, о чем я говорю, и я опираюсь не на писания. Я говорю, опираясь на собственный опыт. Это моя собственная истина, а истина не может проиграть.
В конце концов, всегда восторжествует истина.
— В следующую пятницу мы попытаемся организовать встречу ваших саньясинов по спутнику с жителями Сиэтла. Мы, журналисты, не будем редактировать ваши слова, не будем редактировать вас ни в прямом эфире, ни в газетных статьях, которые впоследствии выйдут. Мы дадим возможность жителям Сиэтла задать вам вопросы...
— Это очень хорошо.
— О чем вы им расскажете? Какое впечатление вам бы хотелось оставить у них?
— Они могут мне задавать любые вопросы, у меня нет ни от кого никаких тайн. Пусть они спрашивают обо всем, о чем они хотят спросить.
— Что вам хотелось бы сообщить им о себе?
— Все, что угодно. Я не должен диктовать им то, что они должны спрашивать у меня. Они должны спрашивать исходя из своего собственного интереса, свободного выбора, и я буду отвечать им моей собственной свободой.
— Пожалуйста, извините меня за то, что я задаю вам такой личный вопрос.
— Не нужно просить никакого прощения. Вы можете задавать любые вопросы: личные, не личные, это не важно. Мне бы хотелось полностью открыться перед вами. Я хочу быть открытой книгой для вас. Мне не хочется хранить от вас тайны. И поэтому это вполне нормально, что вы задаете вопросы.
— Прошу прощения за то, что задаю вопрос, на который вы, наверное, отвечали уже много раз.
— Нет проблем. Вы можете задать все, что хотите, и в какой угодно форме. Вы могли задавать этот вопрос тысячи раз, но я все время даю разные ответы. И поэтому вам не нужно ни о чем беспокоиться. Такова моя задача. Просто спрашивайте.
