— А пропадают только грешники? — Матушка Изольда скептическим взглядом посмотрела на возницу. — Свят! Свят! — Думаю, что все эти слухи преувеличены. Люди всегда стараются придумать что-то таинственное. «В лесу и тем более в болоте сам Господь поселил нечистую силу. А теперь она и до монастыря добралась! Но я взялась и со мной священная реликвия!»

— Ну, как знаете, — крестьянин замолчал, — но я не герой! Я всего лишь вольный землепашец и верный арендатор своего сюзерена!

Слезая с повозки, Изольда почувствовала стремительное дыхание холодного осеннего воздуха. Дождь к тому времени уже перестал падать, и все же было очень сыро и неприятно. Крестьянин истово перекрестился и перекрестил матушку.

— Благословите меня, грешного! — Посмотрев в направлении буковых деревьев, обступивших дорогу, Изольда почувствовала какую-то странную гнетущую атмосферу, что незримо неслась от них. Вместе с этим у нее возникло чувство, будто от леса потянулись сотни невидимых паутинок и крепко обхватили ее пышное тело, для того чтобы она никуда не делась и не сбежала.

Матушка Изольда не произнесла ни одной молитвы и даже не услышала, как удалилась повозка, потому что была околдована мглистой и таинственной картиной осеннего леса. Природа одела деревья в желтые и багровые тона, а ветер еще не успел оборвать этот красочный наряд.

Приблизившись к первому древу, она увидела возле него засохшие розы… «Откуда тут розы?» — Матушка Изольда сочувственно коснулась одного цветка, но он рассыпался в ладонях…

Далее, ступая меж густых трав, она решительно двинулась в лес…

— Стойте! Стойте! Я не возьму греха на душу! — Ее нагнал крестьянин, вооруженный топором. — Не могу я бросить женщину в таком страшном месте.

— Sunt vobis realis heros![223], — улыбнулась Изольда. — Значит, ты не такой трус, каким казался сам себе! Господь таких смельчаков сумеет наградить!

— У вас есть крест и реликвия, а у меня топор! Вдвоем мы не пропадем!

— А еще у меня есть посох, вырезанный из тиса, того самого, под которым сидел апостол Павел! Значит, не пропадем! — Они пошли по засыпанной листвой тропинке, крестясь и творя молитвы. «Кузнец залил в мой посох свинец… и на другом конце на пружине нож — неплохое получается оружие!» — подумала матушка, озираясь по сторонам. Казалось, лес хочет схватить путешественников и никуда не отпускать!

Когда они нашли старую хижину лесника и обошли вокруг, страх снова посетил их души: как грибы из-под опавшей листвы на них смотрели человеческие черепа.

— Dominus! Quam multa inquietum animas[224]! — Матушка перекрестилась. — Ну, сэр рыцарь, пошли!

В хижине стояла дикая вонь. Гости поняли, что этот запах мог источать только какой-то давно сгнивший труп, или даже множество трупов…

А сам лесник, — лежал, притворившись, что болен, на грязной подстилке из волчьих шкур.

— Еда пришла! Эй, все сюда! — Закричал он.

От ужасного запаха мертвечины обоим стало дурно… Неожиданно и матушка Изольда с крестьянином Питером увидели, как большим ярким огнем вспыхнул огонь факела в неизвестной руке. Эта рука, бросила факел в камин, дрова ярков вспыхнули, осветив обстановку хижины во всех подробностях.

Перед ними стояло страшное существо, спиной загораживая выход!

— Пожаловал обед! — Держа чадящий факел в своей мускулистой покрытой жесткими волосами руке, ужасный одноглазый монстр с каждой секундой все ближе и неумолимее приближался к гостям дьявольской хижины, и они все никак не решались бежать.

Слова молитвы застряли у монашки в горле.

Монстр, широко открыв щербатый рот, хриплым голосом проговорил леденящие душу слова:

— Теперь послушайте меня, гости долгожданные. Вы еще даже не представляете, куда вы попали. Вы попали в ужасную лесную хижину, в которой живут бывшие крестьяне, выгнанные феодалами со своих земель. Теперь это головорезы и людоеды. Посмотрите на меня — я проливал кровь за вашего короля. Потерял глаз, а вот это клеймо поставили мне королевские палачи за бродяжничество. Спину мне поломал кнут палача! Зато, попав в эти стены, мы связались с темной стороной бытия — с самым запредельным хаосом ужаса и вдоволь наелись теплого мяса…

«Живыми нам отсюда не выйти!» — Поняла матушка, увидев, что за в дверях показалась целая толпа таких же волосатых чудовищ, вооруженных дубинками.

И тут священная реликвия стала светиться в руках у матушки, возвращая силы и мужество…

— С нами крестная сила! — Питер стал размахивать топором, а матушка Изольда четками. — Miserere![225] Получайте, чертовы дети!

— Во имя Отца И сына и святого Духа! Аминь! — Матушка Изольда бросила четки в лицо ближайшему людоеду. От отбросил их в стороны, но секунды замешательства хватило матушке, забывшей о молитвах, чтобы ударить его посохом меду ног.

С диким воем разбойник согнулся пополам и его шею тут же нашел топор Питера.

Не ожидавшие отпора разбойники опешили и второй людоед упал с раскроенным черепом.

Матушка принялась жестоко работать посохом, стараясь попасть им снизу вверх по грешным мужским местам.

Избушка наполнилась криками стонами и воем. Дубины людоедов в небольшом помещении оказались бесполезными, но за ними был численный перевес.

Скорее всего, в неравном бою пали бы и Питер и Матушка, но с ними была священная реликвия! Ошибкой монстров было пригласить монашку в гости вместе с нею! Ларец светился, придавая монахине и крестьянину сил.

Не привыкнув к сопротивлению, людоеды попытались убежать, но у двери образовалась пробка. Топор Питера и посох матушки работали, не зная пощады. Вскоре грешные души людоедов, покинув телесные оболочки, отправились в Ад. Только лесник продолжал лежать, накрывшись шкурой.

— Матушка Изольда подошла к нему и сказала, окатив грешника на подстилке из флаги со святой водой:

— А тебе грешник, пожалуй, стоит покаяться! Ибо ты впал в великий грех! Ты думаешь, что гибель монашки тебе сойдет с рук? Мы уже разнесли на куски твоих грязных прихвостней, а теперь пришла и твоя очередь! Ах ты, грязное лесное отродье!

— Подождите не убивайте меня! — Под действием святой воды с телом лесника стало происходить что-то невероятное. — Во мне сидит демон Ада! Он рвется наружу и хочет вам обоим что-то сказать!

И они увидели, как из живота у лесника прорываются чьи-то руки… Было ясно — лесник одержим демоном. Поэтому крестьянин, стоя возле Изольды, предложил:

— Матушка, нужно уничтожить то, что скребется наружу в наш мир!

Но тут из живота лесника вырвалось жуткое существо всё в слизи начало говорить своей пастью:

— Я хочу захватить ваш монастырь! Я само воплощение дьявола! А Селина мне поможет!

— Ах ты мразь! — закричала монашка и плеснула в монстра святой водой, осеняя себя крестным знамением!

— Не надо! — завопило с чудовище.

Крича от боли, чудовище бросилось в огонь камина и пропало там, точнее отправилось в Ад зализывать раны. Тело лесника хрипело в агонии.

— Rex gloriae, Christe[226]. — Изольда уже достала из посоха нож…

Лесник лежал, не смея молить о пощаде. В этот момент он понял всю низость того греха, в который впали и он сам и его кровожадные друзья. Вместо сытного обеда монашка принесла им смерть. Покаяться грешник не успел.

— Бог меня простит! — сказала Изольда и вонзила нож…

— Вот уж не думал, что мой верный топор так ловко рубит головы. — Крестьянина тошнило и выворачивало наизнанку. — Великий грех! Но реликвия дала мне и сил и сноровки! Матушка, а ведь мы стали свидетелями настоящего чуда! Я скромный землепашец, не святой и не воин! Вот их сколько…

— Все в порядке! Мы сделали доброе дело: спасли лес от шайки людоедов! — матушка отпила Микстуры Авраама. — Реликвия дала сил! Глотни моей микстуры, и подпали хижину.