«Попалась!» — сердце монашки отчаянно забилось, внизу живота появился противный холодок.

— Матерь Божья, — хотела крикнуть она, но слова застряли в горле.

Внезапно бескровный призрак, облаченный в могильное одеяние, медленно вошел внутрь. Ни один звук не извещал о его приближении, он бесшумными шагами двигался к девушке.

Несчастной монашке стало страшно. Она зажмурилась, у нее кружилась голова. Даже противный вязкий туман, окутавший ее мозг, не мог заглушить дикий, животный страх.

— Чернокнижник? — Катрина почувствовала, как ее схватила мертвенно-холодная рука, и услышала знакомый голос, шепчущий прямо в ухо:

— Катрина, — спрашивал призрак, — открой глаза! Ты пойдешь за мной в преисподнюю? Ты же говорила, что любишь меня! Там нас обвенчает сама Смерть на вечные времена!

Мертвецы тем временем вставали из гробов и смотрели мертвыми глазами на девушку, неосторожным заклинанием пробудившую их к жизни.

«Вот влипла! — подумала она и замерла без движения. — Заклинания сработали!»

— Подойди! — приказал старший из сидевших за столом монахов и сделал ей знак приблизиться. Неверными шагами она преодолела путь до стола и, наконец, предстала перед старшим, и тут же другие монахи подняли на девушку недвижные взгляды, от которых стыла кровь.

— Братья, разденем ее! — приказал старший мертвец.

В тот же миг костлявые холодные руки сорвали с нее одеяние.

— Нет, не надо! — от ужаса и унижения монашка чуть не лишилась чувств. Она не знала, что делать, в такой ситуации ей не приходилось оказываться ни разу в жизни: стоять абсолютно голой перед ожившими покойниками!

Конечно, Катрина знала, что богатым мужчинам, посетителям и жертвователям монастыря нравится ее тело, нравится смотреть, как она подпрыгивает во время показательной порки, но никогда ее не раздевали мертвецы!

Казалось, Небеса покинули девушку за неверие!

Стыдливо прикрыв руками груди, она взглянула на книгу перед мертвецом. Это был большой том в черном переплете с золотыми застежками. Ее название было написано сверху на каждой странице: «Liber Obidientiae».

Больше ничего прочитать не удалось. Тогда она посмотрел сначала в глаза того, перед кем лежала книга, а потом в глаза остальных собратьев. Холод склепа подсказывал, что это не сон: тело покрылось мурашками.

Постепенно к Катрине вернулись дар речи и решимость. Она, прикрыв ладошкой, низ живота, обратилась к жутким созданиям на языке духовных пастырей.

— Pax vobis, — так она сказала. — Мир вам.

— Hie nulla pax, — вздохнув, отвечал самый древний глухим дрожащим голосом. — Здесь нет мира! Вот уже много лет мы тут не видели ни одной голой девушки!

Говоря это, она указал себе на грудь, и монашка узрела сердце, объятое огнем, который, казалось, питается им, но не сжигает.

В испуге она отвернулась, но покойник не прекратил речей.

— Мы горим в геенне огненной за грехи наши тяжкие! Сейчас огонь из Ада добавит нам света, чтобы удобнее было чести беседу!

Девушка наклонилась, чтобы поднять одеяние монашки и прикрыться им, но какой-то ловкий мертвец утащил ее рясу в угол склепа.

— Hic nоn pax, — послышался в ответ глухой, душераздирающий голос древнего монаха, сидевшего за столом справа. — Нет здесь мира!

Взглянув на обнаженную грудь несчастного создания, она узрела то же живое сердце, объятое пожирающим пламенем. Монашка отвела взгляд, а затем нашла силы обратиться к сидящему посредине.

— Pax vobis, in homine Domini, — продолжила она.

Масляный светильник, что еле коптил, разгорелся и теперь склеп был освещен не хуже храмовой церкви в праздничный день.

— Говори, голая женщина, — мертвец поднял голову, и, захлопнул книгу. — Твое дело спрашивать, а мое — отвечать.

«Я среди мертвецов и вижу пламя преисподней! — Несмотря на отсутствие одежды, остатки уверенности и прилива смелости не покинули ее. — А призрак девичьей башни предупреждал меня не делать того, что я сделала! Однако мне приказано спрашивать!»

— Кто вы? — спросила она, прикрыв одной рукой грудь, а другой — низ живота. — Кто вы такие?

Мертвецы зашевелились.

— Нам не ведомо! — был ответ. — Увы! Нам не ведомо!

— Нам не ведомо, нам не ведомо! — эхом отозвались унылые голоса обитателей склепа. — Убери руки, дай нам посмотреть на тебя!

— Что вы здесь делаете? — продолжила она, так и не убрав рук.

— Мы ждем последнего дня. Страшного суда! Горе нам! Горе тебе! — услышала она голоса со всех сторон склепа. — Подними руки вверх!

— Горе! Горе! — прозвучало со всех сторон.

Монашка была в ужасе, но все же продолжила:

— Что вы содеяли, если заслужили такую судьбу? Каково ваше преступление, заслуживающее такой кары?

Как только она задала этот вопрос, земля под ними затряслась, и из ряда могил, разверзшихся внезапно у ног девушки, восстало множество скелетов.

— Они — наши жертвы, — ответствовал старший монах, — они пострадали от рук наших. Эти молоденькие невинные девушки были нашими игрушками при жизни, а потом мы убивали их, чтобы найти новых! Мы страдаем теперь, пока они покоятся в мире. И будем страдать.

— Как долго? — спросила монашка.

— Веки вечные! — был ответ.

— Веки вечные, веки вечные! — замерло в склепе.

— Помилуй нас, Бог! — вот все, что смогла воскликнуть монашка, и тут снова десятки рук обхватили ее и разложили на досках гроба!

— Ты поможешь нам! — девушка почувствовала, как холодная ослизлая плоть вторгается внутрь ее лона. — Скоротаем приход суда!

— Нет! Нет! Не хочу! — монашка мотала головой и пыталась вырваться, но вокруг видела только оскаленные скелетные улыбки.

— Хороша девчонка! — десятки мертвых рук не позволял ей стать. — Давненько мы так не веселились! Целую вечность!

— Но я обманулся в твоей наивности, — призрак чернокнижника смотрел на то, как покойники терзают Катрину. — Ха! Чары действуют великолепно, и вскоре ты увидишь, моя милая, с кем связала свою бессмертную душу, ибо пока в природе сменяют друг друга времена года… пока сверкает молния и гремит гром, твое наказание будет вечным. Посмотри вниз, и увидишь, на что ты обречена!

Она посмотрела туда: пол в склепе раскололся по тысяче различных линий, земля разверзлась, и послышался рев могучих вод. Океан расплавленного огня пылал в пропасти под ней и вместе с криками проклятых и победными кличами демонов являл собой вид более ужасный, чем воображали монахини, каясь перед матушкой за грехи. Миллионы душ корчились в горящем пламени, а когда кипящие валы бросали их на несокрушимые черные скалы, они от отчаяния разражались богохульствами. И эхо громом проносилось над волнами.

— Отпустите ее! Теперь моя очередь! — призрак чернокнижника бросился к своей жертве. Какой-то миг он держал ее над пылающей бездной, потом с любовью взглянул ей в лицо и заплакал, как ребенок. Но это была лишь мгновенная слабость. Он вновь сжал ее в своих объятиях, а затем в ярости оттолкнул от себя. А когда ее последний прощальный взгляд коснулся его лица, он громко возопил:

— Не мое преступление, но религия, что исповедуешь. Ибо разве не сказано, что в вечности есть огонь для нечистых душ, и разве ты не подвергнешься его мукам?

В этот миг сомнения и страха монашка вспомнила о молитве «Pater Noster» и, как только сотворила ее, ощутила в себе неведомую доселе уверенность: океан огня пропал, руки мертвецов сразу убрались с ее груди, и теперь только холод склепа напоминал о том, что она стоит голая среди ожившего мяса и костей.

Потом ей показалось, что потолок прохудился, и густые капли липкой, вонючей слизи потоками полились сверху вниз.

— Боже! Спаси меня! — успела сказать монашка, прежде чем призрак сэра Гая толкнул ее в бездну. Ave Maria, gratia plena! — Читала она молитву. — Dominus tecum; benedicta tu in mulieribus, et benedictus frustus ventris tui, Jesus.

С каждым новым словом мертвецы исчезали, могилы над ними смыкались.

— Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus nunc et in hora nostrae!