«Ее сейчас будут пороть!» — подумала Катрина, с шипением втягивая в себя воздух. Пятки приговоренной уперлись прямо в промежность Катрине.

От первого удара монашка застонала, а на теле вспухла и тут же опала красная полоса.

Матушка Изольда нанесла второй удар, в дюйме от предыдущего, и еще один, чуть ниже ягодиц. От щелчка кончика прута на нежном теле показалась кровь, а монашка отчаянно взвизгнула.

«Боже, нет ничего унизительнее публичного наказания, — подумала Катрина, — хуже будет, только если прутья возьмет мужчина!»

Порка была суровой. Монашка подпрыгивала, выгибалась дугой и пяткой давила в промежность Катрине так, что девушка умудрилась испытать к концу порки настоящий оргазм: горячая волна была такой сила, что она еле усидела на ногах кающейся грешница. Краем глаза она видела, что Линда, зажавшая между своих ног голову провинившейся, чувствует то же самое.

Вскоре иссеченная грешница настолько обессилена, что не могла даже кричать, из нее вырывался лишь слабый хриплый стон, и тогда матушка Изольда милостиво прекратила наказание.

Несчастную монашку после порки унесли на рогоже в келью. Сил самой встать со скамейки у нее не было. Линда пошла отпаивать несчастную пивом, а заодно и изнасиловала.

Неудивительно, что страх перед розгами матушки-настоятельницы был у новенькой так велик, что «Будь, что будет!» — Катрина решилась войти в девичью башню.

Внутри старой башни было безмолвно, лишь звук шагов отзывался глухим эхом. Нельзя описать словами то ужасное положение, в котором очутилась Катрина. На чердак вела изношенная временем дубовая лестница, шатавшаяся и скрипевшая при каждом шаге.

— Господи, прости меня, грешную! — она с трепетом вступила на первую ступеньку.

Внутри стояла такая плотная мгла, что, казалось, нечем дышать; но Катрина переступала с великой осторожностью, вытянув вперед руки, и вскоре ее пальцы уперлись в стену, а нога наткнулась на нижнюю ступеньку. Стена, как она определил на ощупь, была сложена из гладко отесанного камня, лестница, правда, узковатая и крутая, была деревянная с ровными, но очень скрипучими ступенями. Скрип показался девушке громом среди ясного неба.

— Нет! — раздался незнакомый голос и свист хлыста. — Не надо!

«Прости меня, грешную!» — Катрина крестилась и шептала молитвы. Казалось, что на чердаке кого-то секут, причем на смерть! Каждый скрип ступеньки отдавался в сознании отчаянным визгом и свистом хлыста, рассекающего нежную плоть.

«Я действительно это слышу, или мне только кажется? — подумала она, пожалев о смелом решении. — А не лучше было бы лечь под розги? Я, и одна в таком безотрадном месте!» Она мысленно обратилась ко всем святым на небесах с горячей мольбой о помощи и продолжила путь наверх.

На верхней ступеньке наваждение кончилось. Порка прекратилась, и Катрина испытала что-то похожее на радость, увидев слабый, мерцающий луч застилаемой тучами луны, проникавший сверху, где часть потолка, по-видимому, обвалилась.

Наконец, она толкнула дверь, ведущую в роковую келью, и с трепетом вступила под мрачные своды, откуда до нее донеслись вздох и шаги. Катрина сделала еще несколько шагов вперед и вдруг увидела женскую фигуру, прислонившуюся к стене.

— Святые угодники! — монашка перекрестилась, прошептала «Ave Maria», но призрак и не думал исчезать.

При появлении Катрины привидение посмотрело на перепуганную девушку.

— Молодец, — призрак строго посмотрел на монашку, — не забыла молитвы! Впрочем, я и сама молитвы умела читать!

Внешний вид призрака представлял впечатляющее зрелище. Казалось, это совсем юная девушка, примерно одного возраста с Катриной, на шее несчастной болталась петля, а через бледное хрупкое тело просвечивался лунный свет. На призраке не было никакой одежды, а волосы были растрепаны.

— Дитя, родившееся под несчастной звездой! — воскликнуло оно глухим голосом. — Ты пришла за четками? Или для того, чтобы проникнуть в тайны будущего?

Зловещим было лицо призрака, когда он произносил эти слова, и они прозвучали в ушах Катрины, словно похоронный звон.

— Простите, что я нарушила ваш покой! — запинаясь, ответила монашка. — Да, я совершила множество грехов и до того, как попала в монастырь, и успела согрешить и в этих стенах! И ворон украл мои четки!

— Возьми их, глупая девушка! — призрак показал на пропажу, лежавшую на полу.

Бусинки казались мертвенно-холодными. Прижав четки к груди, девушка была не в силах пошевельнуться.

— Ха! — произнес призрак. — Отсчитывай молитвы! Наивная и глупая девушка! Звезда твоей судьбы уже меркнет на небесах. Посмотри на запад! Вот планета, что сияет так ярко на ночном небе! Это звезда, под которой ты родилась. Когда в следующий раз ты увидишь ее, падающую вниз, как метеор, через все полушарие, вспомни о моих словах. Будет совершено страшное действо, и ты — тот, кто его содеет! Впрочем, ты можешь спастись, если уговоришь матушку-настоятельницу совершить похоронный обряд и поставить крест на мою могилу!

В этот миг из-за темных облаков, медленно ползущих по тверди, выглянула луна и пролила мягкий свет на землю. Объятая ужасом Катрина не смогла промолвить в ответ ни слова. Она стояла, словно завороженная.

— Ты думаешь, я покончила с собой? — спросил ее призрак. — Ошибаешься! На самом деле я вполне заслужила христианское погребение! Сэр Томас де Брюэн вот в этой самой комнате имел меня, так, как имеют почтенных горожанок, когда город на три дня отдается на милость захватчикам, а слуги ему помогали. А перед самым концом, схватив меня волосы, он развернул мою голову, и засадил большой и горячий член мне в рот, навсегда закрыв мне этим грехом путь в царствие небесное!

«Мне тоже пришлось это пережить, — подумала Катрина, — только насильником оказался мой собственный папа!»

— Сэр Томас де Брюэн был подвержен приступам безумия, — призрак продолжил печальный рассказ. — Я была в его доме пленницей и игрушкой! Дня не проходило без унижений побоев или насилия. Каждый раз мое сердце сжималось от ужаса, когда я видела огоньки безумия в глазах Брюэна! А я полюбила его, и позволяла делать с собой все, что он захочет! Это мой самый страшный грех! Во время очередного приступа он пришел ко мне и на руках понес на крепостную стену. Тщетно я звала на помощь и молила о пощаде:

«Дорогой Томас де Брюэн, это я, пощади меня!»

Он слышал… но не обращал внимания и ни разу не приостановился, пока не достиг последней ступеньки. Внезапно исступление сошло с его лица, и появился куда более страшный, но более сдержанный взгляд несомненного сумасшедшего.

«Надвигается темная туча, — заявил он, — и, прежде чем вновь засияет это полное светило, ты умрешь!»

Напрасно я просила пощады.

«Какой ужас! — думала Катрина. — И это происходит со мной! Я разговариваю с призраком!»

Голос покойной Хелен терялся в гневных раскатах грома: погода снова испортилась, как и в тот день, когда несчастную Катрину увозили в монастырь:

— Сэр Томас де Брюэн со страшным воплем схватил меня за горло, в то время как я молила о милосердии, — продолжило привидение, — после короткой борьбы глухой хрустнули мои позвонки, а моя душа отправилась в чистилище.

Увидев мое бездыханное тело, рассудок у него прояснился, и по возвращении здравого ума сэр Томас де Брюэн приказал слугам повесить меня на дереве, около монастыря, как самоубийцу, и тем самым обрек мою душу на вечные мучения. Теперь только ты можешь мне помочь! Ни одна монахиня за все эти годы не рискнула подняться на этот чердак!

Темные тучи плыли над горизонтом, а вдали раздавался глухой гром. На западе все еще была видна роковая звезда, ныне сияющая каким-то болезненным светом. В этот миг блеск молнии озарил всю комнату и отбросил краевое мерцание на стеклянные четки, лежащие на полу.

— Подожди, — Катрина набралась смелости, — матушка Изольда рассказывала, что сэр Томас де Брюэн страдал всю оставшуюся жизнь, его законные дети умерли по разным причинам, и он умер, не оставив прямых потомков, но перед смертью усыновил одного из своих незаконнорожденных детей!