— Раздеть грешницу! — Коротко приказала матушка, увидев, что послушница не собирается раздеваться сама.

Джейн, присутствующая при наказании, тоже впервые, увидела, как три монахини ловко быстро выполнили приказ. Лишившись бесформенного монашеского одеяния, послушница оказалась хорошенькой девушкой лет шестнадцати.

— Virgo intacta[143] — поняла Джейн.

Волосы на голове, рыжие и непослушные, огненным дождем спадали на плечи. Оставшись в костюме Евы, послушница стыдливо прикрылась от сестер руками. Ее лобок был по монастырскому обычаю выбрит.

— А теперь цепи и кольцо! — Приказала настоятельница.

Стараниями помощниц девушка вытянулась в струнку так, что пальцы на ногах едва касались пола.

Джейн показалось, что юная девушка, подтянутая к потолку, вытянулась так, что стала выше, чем была. «Мне дедушка Карл показывал точно такое же кольцо в пыточной зале, — вспомнила Джейн, — туда сер Шелли, да примет Господь его душу, постели ковры и поселил свою мавританку! Говорят, с его помощью на нем не только секли, но и вешали!»

Монашки встали вкруг и молились, перебирая четки.

«Господи, прости ее грешную!» — монашки шептали молитвы.

Пока Линду подтягивали к потолку, связывали вместе ноги, Матушка Изольда взяла в руки универсальный воспитательный инструмент, всех времен и народов, розгу.

— Говорят, — Матушка Изольда улыбнулась, — в античные времена розгу и порку воспевали в стихах, когда она с размаха ложится раз за разом на попу негодной девчонки, с помощью боли пробуждая ум и кротость. Не даром в Библии в качестве наказания неоднократно упоминается розга! — Матушка Изольда делилась своими воспитательными соображениями со всеми присутствующими, включая подвешенную к потолку Линду. В короткой послеобеденной проповеди матушка доходчиво, как ей казалось, разъяснила всем важность регулярных телесных наказаний монашек для их же благополучия.

— Как известно, библейское событие грехопадения считается крайне важным. Это привело человека к падшести и богооставленности. Последствия грехопадения плачевны: человек стал смертен, навеки потерял райское блаженство, утратил божественное знание природы вещей, лишился чистоты, приобретя взамен склонность к греху. А теперь всем женщинам надо отвечать за первородный грех! Сорок девять ударов! — Матушка подытожила проповедь. — Джейн будет считать!

«Мой дедушка Карл драл меня ремнем без всяких проповедей! — Джейн вспомнила воспитательную практику деда. — Заслужила, так получи! Бывало, по три дня сесть не могла!»

Она потупила взор, решив не показывать отношение к философским теориям настоятельницы в данное время и в данном месте. Несчастной Линде пришлось выслушать проповедь в подвешенном виде. Девушке было явно не до молитв. Ей хотелось только одного: чтобы это страшное и позорное наказание осталось позади.

Прочитав «Богородицу», матушка приступила практике.

Тут Джейн увидела, что соски, на грудях приговоренной напряглись и приподнялись!

«Прямо, как у меня, перед свиданием с дедушкиным ремешком! — подумала она. — Не повезло девчонке!»

— Простите меня! — Крикнула Линда, поняв, что произойдет через секунду.

Вся ее спесь куда-то делась.

— Бог простит! — Ответила матушка, встав, справа и позади от приготовленной жертвы.

Прут свистнул в воздухе, тело девушки вздрогнуло, задергалось как червяк на крючке у рыболова, и в трапезной раздался первый крик. Она вскрикнула и напряглась, инстинктивно приготовившись к новому удару.

— Раз! — Четко сказала Джейн и посмотрела на след. Ей впервые пришлось наблюдать порку со стороны.

С непривычки Линда сжала ягодицы, не зная, что для нее это будет значительно хуже, чем расслабить их. Матушка не торопилась, позволяя Линде успокоиться на привязи.

— Нет! — Линда обернулась и увидела, как матушка размахивается во второй раз.

— Два! — Джейн увидела, как на попе Линды вспухают первые полосы.

«Это же из-за меня ее наказывают! — подумала она. — Не постучись я в калитку в ту ночь, этого бы ничего не было! Ну, я попрошу матушку изменить Линде послушание и отправить ко мне на кухню. Я научу ее варить пиво!»

Матушка Изольда, женщина добрая, хоть и строгая, видимо, не хотела применять на все инквизиторские способы воспитания с пристрастием. Кончики прутьев каждый раз ложились на середину дальней от матушки ягодицы.

Джейн с удивлением заметила, что при таком способе кончик не просекает кожу до крови, а полоса наливается ровным красным цветом.

— Ее наказывают не за сон, а за то, что она не исполняет своего послушания так, как положено! — Розга снова просвистела в воздухе и с размаху врезалась в Линдину попу.

— Три! — Джейн считала, но ее голос был перекрыт отчаянным визгом Линды.

Полосы уже начали наливаться кровью. Матушка Изольда, как поняла Джейн, берегла силы, да и не старалась превратить наказание в инквизиторскую пытку, поэтому била умеренно, без оттяжки.

«Меня в замке и в лесу драли куда как сильнее!» — Джейн вспомнила ночное приключение. — С той поры еще не все полосы исчезли с ее тела.

— Четыре!

Матушка не спешила, делая длинные паузы между ударами, чтобы боль успевала разлиться по всему телу наказываемой. Основной удар она нанесла по правой, ближней к матушке, ягодице, лишь обжигая кончиком прута серединку левой. После десятого удара пауза была такой длинной, что монашки успели прочитать «Богородицу». Матушка Изольда перешла на левую строну, чтобы разделить поровну порцию полос и боли на «расколотой луне». Девушка ревела, дергаясь на привязи.

— Расслабься, — шепнула Джейн девушке, — легче будет!

Тут она поняла все коварство порки, стоя под кольцом: расслабиться практически невозможно. На это и рассчитывала матушка Изольда, решив наказать Линду со всей монастырской строгостью.

— Не надо! Не бейте меня! — Успела произнести она, прежде чем порка продолжилась с новой силой.

Матушка Изольда, сама по молодости лет не раз пробовавшая розгу, знала много методик нанесения узора по ягодицам, знала, как доставить максимальную боль, но при этом не покалечить. «Казнить можно один раз, — а драть сколько душе угодно, — вспоминала она слова покойной матушки, вручившей перед смертью Изольде не только ключи от всех дверей и сундуков, но и от запаса розог, — помни, ты в ответе за всех сестер. Держи их в любви, но и в строгости, если не хочешь неприятностей!»

Девчонка отчаянно брыкалась и ревела уже во все горло. Первоначальная гордость растаяла как снег в марте.

— Двадцать один!

«Надо ей как следует накрутить хвост, — думала матушка настоятельница, любуясь своей работой, — конечно, я деру ее достаточно умеренно, но она должна на своей заднице прочувствовать, что ее порют со всей строгостью и в дальнейшем в монастыре спуску ей никто, не даст! Господи, прости ее, грешную! Тут важно не промахнуться, наносить удары предельно точно!»

Полосы ложились ровно, нигде не перекрещиваясь. Джейн невольно залюбовалась ее работой. Линда непроизвольно взвизгивала, дергаясь на цепи. Ее хорошенькое личико, перекосившись от боли, стало страшным и некрасивым. На десятом ударе матушка сменила розгу и снова встала справа от Линды.

Линда отчаянно мотала головой и отрывисто вскрикивала, пытаясь разжалобить матушку.

— Простите меня! — успела сказать она. — Я больше не буду спать на воротах!

— Тридцать! — Джейн увидела, как матушка остановилась, перевела дух и потребовала от монашек подать новую связку прутьев.

«Куда же она будет бить? — подумала Джейн. — На попе уже места нет! Наверное, будет класть удары крест на крест. Тогда у Линды неприятности впереди!» Она ошиблась: поле сместилось с ягодиц на верхнюю часть бедер.

«Там кожа куда как нежнее! — Джейн вспомнила свой опыт порки по бедрам, — тут небо с овчинку покажется, даром, что матушка бьет ее явно в полсилы!»

Действительно, Линда, почувствовав укус прута на бедрах, стала орать и визжать, как будто ее режут. В конце третьего десятка ударов Линдины крики прекратились, видимо просто не было сил, она начала жалобно поскуливать.